ород такой великий страх, что ни один человек не осмеливался даже произносить его имя в стенах города».
В феврале 1640 года очередное пьяное застолье стало для Мурада роковым. Пол Райкот писал:
«…Эта беспутная трапеза оказалась роковой для Великого Султана, ибо в его жилах и чреве запылал огонь и у него началась сильная и продолжительная лихорадка. Врачи, за которыми сразу же послали, страшились прибегать к каким-либо средствам, потому что в случае неудачи им пришлось бы заплатить за нее жизнями; в конце концов они сошлись на том, чтобы пустить ему кровь, но это лишь ускорило его смерть. Несмотря на все их старания, он скончался на четвертый день своей лихорадки, который пришелся на 8-е [в действительности это было 9-го февраля], на семнадцатом году своего царствования и на тридцать первом году жизни… Он не оставил сына, потому что хотя у него и было их несколько, но они умерли в младенчестве, несмотря на это, он так ненавидел свой род, что хотел быть последним из династии Османов, чтобы империя этой семьи могла закончиться на нем и перейти к татарам».
От смерти шехзаде Ибрагима, единственного наследника Османского трона, спасла Кёсем: она убедила великого визиря Кара Мустафу-пашу и других членов султанского совета в том, что он является законным наследником. Предшествующие четыре года Ибрагим провел в Клетке, живя в постоянном страхе, что в любой момент к нему могут прийти палачи и казнить его по приказу кровожадного брата. По этой причине он долго не хотел открывать дверь визирям, которые принесли ему весть о смерти Мурада и его будущем восшествии на трон. И только после того, как по просьбе Кёсем тело Мурада положили перед дверью Клетки, Ибрагим поверил, что его брат мертв, и покинул наконец свою камеру, радостно крича:
– Мясник умер! Мясник умер!
Султан Ибрагим Малахольный
Кёсем не проронила ни слезинки по своему безумному сыну Мураду: слишком многих он заставил страдать, собственная мать султана не стала исключением. В феврале 1940 года на трон был возведен Ибрагим, очередной сумасшедший султан, нелепый, болезненный 24-летний юноша, который в первый же день своего царствования одним своим видом (султан верхом проехал по улицам города во главе пышного кортежа) вызвал смех у константинопольской толпы. Пол Райкот писал:
«…То ли из-за отсутствия практики, то ли по причине осанки, присущей дуракам, но он сидел в седле так нелепо, что вызывал у народа скорее смех, чем возгласы одобрения…
…По своей натуре Ибрагим был кротким и покладистым человеком. У него был широкий лоб, быстрые и живые глаза и румяный цвет лица, черты которого находились в правильной пропорции; однако в выражении его лица было нечто, что не обещало великих умственных способностей».
Многолетнее заключение в Клетке и врожденные аномалии психики привели к тому, что Ибрагим был совершенно не способен принимать взвешенные решения, а уж тем более управлять империей. Все это было прекрасно известно его матери, поэтому Кёсем сосредоточила государственную власть в своих руках.
Кадр из сериала «Кёсем Султан»
У валиде был опытный в делах империи, верный помощник – великий визирь Кара Мустафа-паша (с которым, впрочем, Кёсем очень часто ругалась, один старался низвергнуть другого). Свое влияние Кёсем употребила для личного обогащения и стала владелицей огромного состояния. Справедливости ради следует упомянуть, что немалые средства были потрачены ею на благотворительность. В частности, она организовала приют для девочек-сирот и по достижении ими брачного возраста обеспечивала их приданым, без чего они не могли бы выйти замуж. Кёсем также делала регулярные пожертвования мечети Чанили Джами в Ускюдаре и огромному караван-сараю, расположенному в базарном квартале Стамбула.
Султан Ибрагим был импотентом, династия Османов могла прерваться на нем, поэтому Кёсем всяческими ухищрениями пыталась вызвать у сына интерес к противоположному полу (или хотя бы унять страх перед женщинами, который Ибрагим испытывал). Валиде подбирала для султанского гарема самых видных и статных красавиц со всех концов света (новеньких рабынь ей привозил прямиком с невольничьего рынка специальный человек по прозвищу Сводник). Пол Райкот писал:
«Постоянный страх смерти, который он испытывал во время своего заключения, настолько сковали его организм холодностью относительно женщин, что все ухищрения и теплые объятия самых страстных дам сераля не могли за целый год растопить лед его бесстрастия, что было причиной сообщения, в котором говорилось о его мужском бессилии».
Продолжая делать попытки расшевелить своего малахольного сына, Кёсем обратилась к наставнику и доверенному лицу султана Джинджи Ходже, который стал пичкать Ибрагима лекарствами, усиливающими половое влечение, и с целью стимулирования как его тела, так и воображения приносил ему порнографические книги с иллюстрациями. Такая терапия в конце концов дала нужный результат, и Ибрагим стал наслаждаться обществом своих наложниц и другими прелестями жизни, о которых он и понятия не имел в те годы, что провел в заточении. Пол Райкот рассказывал о первом годе правления Ибрагима:
«В этот промежуток времени султан мало вникал в государственные дела как по недостатку способностей, так и по причине проявившегося у него пристрастия к роскоши, которому он потворствовал, предаваясь всяческим чувственным наслаждениям; ибо, привыкнув к тюрьме и стеснениям, он не знал иного пути наслаждения свободой, которую он обрел, кроме как сделать ее рабской служанкой своих вожделений. Эту склонность визирь и великие министры взлелеяли в нем постоянными банкетами, празднествами и развлечениями, в которых он всегда находил огромную радость и удовлетворение. Другими его способами времяпрепровождения были лошадиные бега и стрельба из лука, причем он сам награждал самых искусных лучников. Начавшийся ныне 1641 год султан проводил в самой роскошной жизни в своем серале, тратя огромные деньги на своих женщин».
Кёсем волновалась о том, что болезненный и хрупкий Ибрагим умрет, так и не оставив наследников. Однако этим страхам был положен конец: 2 января 1642 года одна из наложниц Ибрагима, Хатидже Турхан, родила здоровенького мальчика, которого назвали Мехмедом. В течение следующих четырнадцати месяцев еще две наложницы Ибрагима подарили ему сыновей, будущих султанов Сулеймана II и Ахмеда II. Всего наложницы Ибрагима произвели на свет восемнадцать детей – девять мальчиков и девять девочек. Все дети родились менее чем за семь лет. За этот промежуток времени у Ибрагима было девять фавориток. На самой любимой, Хюмашах Султан (красавице, в чьи волосы были постоянно вплетены золотые и серебряные нити), он даже официально женился, турецкий хронист Найма так описывает свадьбу:
«В соответствии с распоряжением султана визири султанского совета в качестве подарка преподнесли по круглолицей невольнице, украшенной драгоценными камнями. Затем они сопровождали [невесту], двигаясь стройной процессией от садов Давуда-паши к султанскому дворцу. Бракосочетание совершали начальник черных евнухов, бывший шафером невесты, и великий визирь, бывший шафером султана. Визири и улема были одарены почетными одеждами, и другие получили причитавшееся им согласно обычаю».
Со временем Ибрагим вжился в роль султана: пока умная и хваткая мать его Кёсем заправляла делами империи, он беззаботно жил во дворце Топкапы и даже занялся некоторыми дворцовыми преобразованиями. Правление малахольного султана было отмечено сооружением нескольких зданий, которые до сих пор сохранились и стоят на территории дворца Топкапы. Одним из них является Киоск обрезаний, красивый крытый черепицей павильон, который Ибрагим воздвиг в южном углу мраморной террасы близ личных покоев. Свое название киоск получил потому, что в нем совершались церемонии обрезания сыновей Ибрагима. Султан также перестроил бассейн и фонтан, находившиеся с внутренней стороны террасы, а с ее внешней стороны был воздвигнут бронзовый бельведер, получивший название Касра Ифтарие, который возвышается над нижними садами дворца. Своим названием он был обязан тому, что Ибрагим обычно ел там свой ифтар – ужин, который мусульмане едят после заката солнца в освященный месяц Рамадан.
Беседка на территории дворца Топкапы. Здесь, глядя на Босфор, султан мог пить кофе вместе с любимой наложницей…
Он также любил наблюдать оттуда за тем, как его фавориты резвятся в воде или играют на террасе. Частенько султан и сам присоединялся к их забавам, бросая их в воду заодно со своими шутами, немыми и карликами, по свидетельству французского дипломата Франсуа де ла Круа, который отмечал, что «представления комедий, марионеток и другие развлечения происходят перед этим бассейном».
Первые четыре года власти Ибрагима Кёсем и Великий визирь Кара Мустафа-паша на пару заправляли всеми государственными делами. Однако распри между валиде-султан и великим визирем с каждым годом становились все сильнее, и в начале 1644 года Кёсем все же удалось убедить Ибрагима казнить Кара Мустафу. Джон Фридли писал:
«На пост великого визиря, освободившийся после казни Кара Мустафы, был назначен Султан-заде Мех-мед-паша, правнук Сулеймана Великолепного. Своим назначением он был обязан в значительной степени влиянию фаворита султана, Джинджи Ходжи, который был наставником и единственным компаньоном Ибрагима в те годы, когда он был заточен в Клетку. Теперь новый великий визирь стал марионеткой Джинджи Ходжи, который приобрел настолько огромное влияние над Ибрагимом, что Кёсем отошла на задний план и утратила свое значение мощного закулисного фактора власти».
Игрушка в руках придворных властолюбцев, султан Ибрагим был абсолютно далек от управления империей, все свое время он безвылазно проводил в гареме. Кантемир писал об этом:
«Насколько Мурад был привержен вину, настолько же Ибрагим был предан похоти. Говорят, что он проводил все свое время в плотских удовольствиях, а когда его организм был истощен от частого повторения сладострастных удовольствий, он старался восстановить свои силы различными зельями и ухищрениями лекарского искусства. Каждую пятницу, которая у турок является священным днем отдохновения, он посвящал Венере и повелел, чтобы его мать, великий визирь или какой-либо другой знатный вельможа приводили к нему красивую девственницу, пышно разодетую. Стены своих покоев он покрыл зеркалами, чтобы казалось, будто его любовные сражения происходят сразу в нескольких местах. Он приказал, чтобы его подушки набили роскошными мехами, чтобы постель, предназначенная для султанских удовольствий, была бы более изысканной. Более того, он положил под себя целые соболиные шкуры, надеясь, что его страсть воспламенится, если его любовные старания будут затруднены жаром его коленей. В дворцовом саду, называемом “Охота”, он часто собирал всех девс