– Мы с вами сейчас кто? – продолжал округлый, энергично пожимая вошедшему руку. – Мы с вами сейчас ученые. Орнитологи, если можно так выразиться. Изучаем жизнь птиц. Их повадки, привычки. Так что давайте соответствовать.
– Слушаюсь, товарищ полковник! – И тут же поправился: – Извините, Вадим Александрович, субординация… Никак не привыкну.
– А пора бы уже. Докладывайте.
– По группе Белова. Как и предполагалось, после принятия превентивных мер, выраженных в попытке ложного задержания некоторых членов группы, все фигуранты собрались вместе и сегодня ночью на двух машинах отбыли из Москвы. Сейчас находятся в районе Дмитрова. Условия для задержания группы благоприятные.
– Подожди, Леонид Сергеевич, не гони. Состав группы не изменился?
– Нет. Фигуранты те же. Четверо крылатых и два проводника.
– Так… – Вадим Александрович задумчиво стоял, покачиваясь с носка на пятку. – Наш расчёт на экстремальную ситуацию не оправдался. Новые фигуранты не выявлены.
– Так точно! – подал голос Леонид Сергеевич. – К положительным итогам акции можно отнести выявление сочувствующих лиц.
– Нам от этих лиц ни тепло и ни холодно, – отмахнулся Вадим Александрович. – Какие будут предложения по группе?
– Брать днём, во время передвижения на машинах. Задержание проводить с участием ГАИ.
– И что получим? Четырёх крылатых, один из которых и так на нас работает? Не слишком ли мелко?
Леонид Сергеевич молча застыл, глядя поверх головы полковника на чучело глухаря.
– Поступим так. Первое. Группу пропустить. Опираясь на местные органы власти, обеспечить благоприятное следование группы до места назначения. Второе. Передать все собранные нами материалы барнаульским товарищам – это теперь их дело. Пусть сами решают, пропускать кого-то в Монголию или задержать всех на месте. Вполне вероятно, сохранение группы позволит выявить новых местных фигурантов. Третье. Скрытно вывести нашего человека из состава группы и вернуть в Москву. Всё понятно?
– Так точно!
– Выполняйте.
– Вадим Александрович, разрешите обратиться?
– Ну?
– По поводу отколовшегося от группы фигуранта Бабичева. Он сейчас находится в Брянской области, деревня Почуево. Связи с другими крылатыми не имеет и не ищет.
– Этого – брать.
Глава седьмая
«…ли я его?» – это внизу, на листочке, сплошь заштрихованном карандашом. Более тёмным – горы, облака над ними, что-то змеящееся, похожее на речку. Задумчиво покусала карандаш и приписала в скобках: «Первое слово слизала корова».
Серый прямоугольник окна. За окном – двор. Во дворе – асфальт, деревья и детская площадка. Чтобы увидеть, даже подходить к окну не надо – наизусть помню. Сугробы в чёрной грязной корке. Лужи на асфальте. Впаянные в ноздреватый лёд газона мятые пивные банки и собачьи какашки.
Всё равно конец зиме! Так надоели эта вечные сумерки, это сидение в четырёх стенах. Солнца хочу! Простора, воздуха, ветра! Он говорит – надо потерпеть. Терплю…
Уйти я от него могу. Шагнуть за порог, сбежать вниз по лестнице, распахнуть дверь – и свобода! Серая, слякотная свобода. Уйти просто. Куда? В какую жизнь? В прежнюю? После того, что было? Что уже знаю? Снова эти бессмысленные тусовки, метания, попытки любить и что-то строить?.. Как он говорил? Не дёргайся, не суетись – сядь и подумай: чего ты хочешь? что тебе выгодно? День думай, два, если надо – неделю. Реши для себя и тогда – делай!
Всё-таки он не такой, как все. Он – сильный! Он знает, как надо.
Вот только возраст… И эти крылья… Бедный! Не сможет он без меня.
Зачем себя обманывать? Он сможет! А ты без него? То-то и оно…
В квартире жарко, батареи шпарят на полную. Шорты и майка. Босиком. Я люблю босиком! Он в соседней комнате на компе тренируется. Просил не входить. Неудобно ему, видите ли… Мешаю. Вторую неделю сидит. Палочку китайскую зажал в зубах – и по клавишам… Интернет ему нужен, связь с миром. А я тут одна маюсь.
Что ты причитаешь, себя накручиваешь? У тебя же полная свобода. Хочешь – к подругам, к родителям съезди, прошвырнись по магазинам. Это ему нельзя, а ты-то можешь. Сама торчишь здесь как привязанная. Он же всё время подталкивает: не сиди возле меня, живи, живи своей жизнью, я только рад буду. Не хочу. С ним хочу!
Неужели получится – уедем! С ним всё получится, я в него верю. Скорее бы… От вранья устала. Перед этими неудобно, жалко их. Сначала даже в мыслях не было скрывать. Это всё Валентин. «Представь, – говорит, – меня дочке». Вот и пошло… Дочка! Видели бы они, что эта дочка в постели вытворяет!.. А он сразу ухватился: так даже лучше, пускай думают, что все на равных.
Ладно… Пусть он решает, как лучше. У него всегда что-то про запас имеется.
Встала, вытянула руки, завела за голову, потянулась. Ноги на ширину плеч. Наклоны. Русые волосы вниз, к полу.
Два года назад… На Москву навалилась зима – а они с Олежкой, с компанией, махнули на Кубу. Океан, солнце, песок такой белый, что глаза слепит – чудо!
Кайтовая компания. Новое увлечение. Ребята учились сами, без инструктора, бесшабашно и весело, каждый день что-то новое для себя открывали. Било их, швыряло, полоскало по волнам. Огромные, яркие купола над головой, словно цветы в небе распустились, ветер визжит в стропах – красота!
Она даже не пыталась пробовать, понимала, как это тяжело одновременно управлять куполом, наполненным ветром, и контролировать доску на волне. Была в тусовке, в общих переживаниях: оторвало от воды и сбросило с доски, уронили купол, протащило по песку при подъёме кайта, – ей хватало. Смеясь играла в доктора – замазывала ссадины зелёнкой.
Нравилась себе. В белом купальнике. Стройная, загорелая. За первую неделю волосы еще больше побелели, выгорели на солнце. Лизала кожу на загорелой руке – солёная! Запах водорослей, разогретого песка, запах солнца… Радовалась, что может видеть яркие цветные купола в синем небе, переживала за Олежку, гордо ощущая себя собственницей: мой поехал! – лежала на белом горячем песке с закрытыми глазами, слушая шепот набегающих волн, чувствуя себя счастливо затерявшейся на пустынной полоске пляжа между водой и небом.
По вечерам они выпивали, играли в карты и бесконечно перетирали перипетии прошедшего дня. Она ожидала музыки, танцев, но это было кайтовое место – здесь катались. Если дул ветер – за день укатывались до смертельной усталости. А ветер здесь дул всегда. Не до танцев. Ужин, коктейль в баре и спать. Утром – на воду!
Ночью – темнота, глаз выколи. В ста метрах едва слышно дышит океан, словно кто-то равномерно проводит наждачной шкуркой по дереву. Мотыльки бьются о стекло горящей лампы.
Он со своей дамой случайно подсел за их столик в столовой.
Пожилой мужик, лет пятидесяти, невысокого роста, плотный, круглоголовый, с коротко подстриженной бородой. Не понравилось, что не улыбнулся ни разу. Они были заряжены на шум, радость, веселье – ведь отдых, океан, кайты, молодость! А этот был по-взрослому серьёзным – и потому неинтересным.
Вот его дама, та была яркая! Лет тридцати пяти, высокая, стройная, выше него почти на полголовы. Мальчишеская стрижка, беззащитная шея… Рваные джинсовые шорты. Мужики оборачивались. И как-то сразу было ясно – не жена она ему.
До сих пор не спросила – с кем он был там, на Кубе? А ведь помню и хочу знать… А зачем? Разве это сейчас важно?
На пляже… Проходил мимо. Поздоровался. Стоял, смотрел, как Олежка передавал Вовке кайт – перецепляли, не опуская купол на землю. Похвалил: лихо навострились! Тут Олежка и предложил: «Хотите попробовать?» И столько было бравады, уверенности в себе, мальчишеской гордости: вот я могу, а другие не могут, что не возникало сомнения: уверен, что откажется, разве он сможет? Не отказался. «Можно попробовать», – сказал.
Парни принялись объяснять, советовать. Молча слушал, кивал. Но когда ловко надел трапецию – железный крюк на поясе, к которому крепится планка со стропами, – проверил и затянул ремни, все примолкли. Поняли: знает, что делает. Помогли перецепить кайт.
Помедлил у кромки воды, уверенными движениями поводил куполом из стороны в сторону, проверяя тягу. Вогнал ноги в петли на доске. Сделал едва заметное движение управляющей планкой. Его подняло на метр и плавно опустило на воду. Поехал! Заскользил – только шлейф брызг из-под доски… Стояли молча, смотрели… Лёгкость старта, стойка, скупая точность управления куполом – им этому ещё учиться и учиться. Шел мимо какой-то старый хрен с бугра – и взял и поехал! Да так, что порушилось восторженное настроение от собственных свершений. Опять… опять пришел взрослый и показал, как надо. Показал, что они пока ни на что не пригодны.
Вот после этого она его увидела. Проступили черты. Тонкий белый шрам над правой бровью, глаза – серые, морщинки в углах глаз – умеет смеяться, умеет! Взгляд спокойный и требовательный, словно оценивает, просчитывает – на что ты способен, какой ты? Двигался не спеша, с ленцой, но с какой-то затаённой грацией в движениях. И было с ним спокойно. Его уверенность передавалась. Как? Она не понимала, но чувствовала.
Вечерами ходила смотреть на закат. Всё-таки уставала от шумной компании, хотелось побыть одной – неясные мечты, девичья романтика: пустая на многие километры полоска пляжа, тонущее в воде солнце, остывающий песок. Океан подмывал берег – две пальмы обрушились. Она пробиралась по стволу к самой воде и садилась – это было её место. Там и встретились, заговорили. Случайность? Уж она-то точно не думала ни о какой встрече. Может, он? Неважно.
Он сразу перешел на «ты», ей было сложнее – чувствовала разницу в возрасте. О чём говорили? Спросила, где так научился на кайте. Рассказал, что кайтингом начал заниматься давно, когда только первые кайты в Россию завезли. Спросила, почему сейчас не катается? Помолчал, подумал, словно сам себя ещё раз проверял.
– Неинтересно стало. Скучно. Нет, вид спорта очень хороший, особенно с эстетической точки зрения. Красивый! Ты словно кусочек ветра куполом зачерпываешь. Злится ветер, старается вырваться, сбежать, рвётся на свободу, тянет тебя за собой. Ты управляешь им, ты сильнее! Но не дай бог сделать что-то не так – не простит ошибки, размажет! Это ветер, с ним шутки плохи.