Когда она вернулась, "студенты" быстро добили "башмак", поднялись и ушли. "Дельцы" пересели за их стол.
"Дилер" стал мешать карты. В этот момент "любвеобильный" игрок за столом напротив начал шумно вымещать свою злобу на сотрудников казино. Внимание камеры над "студенческим" столом сразу же переключилось на него. И "дилер" произвел "нулевой шаффл". То есть сверху все выглядело так же, как и всегда. Но на самом деле карты не меняли свой порядок. То есть в колоду они попадали в той же последовательности, в которой покинули игру. Он выполнил шаффл и предоставил колоду игрокам для срезки. Микки Свифт ловко разрезал в том месте, где была прикреплена латексная прокладка. И заранее известный кусок колоды отправился наверх. "Дилер" сказал - "Спасибо" и его сменил другой. Игрок напротив устал бороться и ушел. Новый дилер сказал - "Здравствуйте и удачи!". И сдал карты.
Когда Микки Свифт со своим товарищем встали после третьей раздачи, чтобы уйти, то никуда уходить они не собирались. Они просто издевались над казино, получая от этого ни с чем несравнимый кайф.
Микки Свифт и его банда не просто выиграли полмиллиона. Они унизили казино Queens.
Они проиграли последний кон. Микки Свифт подвинул дилеру фишки на пол миллиона и сказал:
- Спасибо, ребята! Это было весело!
Пит-босс чуть не задохнулся от его слов.
- Пожалуйста, приходите играть еще! - Едва слышно протянул он.
- А знаете что? - Ответил Свифт. - Нам здесь очень понравилось.
Микки Свифт шел по жизни, улыбаясь. Его путь был усеян новенькими долларами, зеленые президенты приятно хрустели под ногами. Свифта ждали новые трюки, мошенничества и огромные выигрыши. За его спиной оставались разграбленные казино и дилеры с разинутыми от удивления ртами. Он жил не как должен был, а как хотел.
А мы с Нинзей пытались хоть чуть-чуть быть на него похожими.
ГЛАВА 17
К маю 2005-го я подошел, имея за плечами год работы в стабильной IT-компании, четырехлетние отношения, уже давно перешедшие из фазы романтических рандеву в совместное проживание с общим санузлом, и полностью доделанную дипломную работу. Мне казалось, что этого более, чем достаточно, чтобы безболезненно для себя и окружающих поменять свой статус с нищего похуистичного студента на подающего надежды молодого специалиста. Все было за то, чтобы я в скором времени стал винтиком огромной машины корпорации, частью большого отлаженного механизма. Но не сложилось. Жизнь распорядилась иначе. Серьезная с виду компания начала чахнуть, карьерный рост накрылся, просто потому что дальше было некуда. Отношения стали портиться из-за каждого пустяка. По бытовухе. Чувства остыли, а снова разжигать огонь было впадлу. Долго мы так, естественно, не протянули и разъехались. С дипломной работой, само собой, тоже сразу не заладилось...
Старшие курсы говорили, что поставят на предзащите, то поставят и на защите. С вероятностью девяносто девять процентов. Диплом я написал на четвертом курсе и целый год не парился по его поводу, особенно ближе к маю, когда большинство однокурсников, как угорелые начали носиться к научнику, в срочном порядке пытаясь хоть что-то написать. Перед предзащитой перечитал, освежил в памяти основные моменты и лег спать. Опасений за положительный результат у меня не возникало.
На следующее утро выпускники нашей кафедры набились в аудиторию, все было для нас в новинку. Преподаватели долго терлись на этаже, ждали завкафедрой, академика РАН, между прочим. Студенты заметно нервничали. Я тоже. До начала слушаний успел покурить раза четыре. Наконец, пришел завкафедрой, поздоровался с профессорами, перетер важные базары с особами, приближенными к императору и погнали.
Черт, как же нас тогда поимели. Адски просто. Ну, а началось все очень даже прилично. Первым к доске вышел ученик завкафедрой, здоровый такой верзила и невероятно умный. Чувак сорок минут рассказывал, какие теоремы он доказал, не вдаваясь в подробности этих самых доказательств. Просто перечислял формулировки, пытаясь хотя бы как-то на пальцах донести до преподавательского состава смысл проделанной работы. А смысл был простой - чувак развил какое-то свое направление в теории автоматов и успешно там продвинулся. Резюмируя сказанное, завкафедрой сказал, что парень написал по ходу работы семнадцать статей, некоторые из которых можно увидеть в докладах РАН. Желающих задавать дополнительные вопросы не нашлось, профессора зевали, лишь один молоденький препод дернулся, было, но его быстро причмырили.
Второй студент не так уж и сильно отличался от первого. Только у него было уже не семнадцать написанных статей, а четыре, но это, я считаю, тоже гуд. Вот у меня было только две статьи, да и те в сборниках статей сраной Ломоносовской конференции, а не в докладах РАН. На второго студента из преподов тоже никто залупиться не посмел. Ну, в общем, это было бы бесполезно.
Третьим защищался смешной чувак по кличке Сырник. Я хорошо к нему относился, но искренне считал ебанутым, как, впрочем, почти всех однокурсников. Честно говоря, думал, что у Сырника в работе полное говно. Мне почему-то казалось, что учился он херово. Каково же было мое удивление, когда Сырник, исписав доску, непонятной мне математической шнягой, повернулся к аудитории и с вызовом произнес - "...Что позволило улучшить предыдущее решение "Задачи о рюкзаке" на восемь процентов". Я, честно, до сих пор не знаю, что это за "Задача о рюкзаке", но потому как после этой фразы переполошились преподы, включая завкафедрой, сделал вывод, что это, наверное, очень важная в дискретной математике задача. Все как с цепи сорвались тогда, понеслись дополнительные вопросы, но научник этого студента, не последний чувак на кафедре, грудью бросился на защиту Сырника и вместо него ответил на всё.
На этом, как говорится, закончилась первая часть марлезонского балета, и началось то, что все студенты называют жесткой и беспощадной еблей. Попал и я под каток.
Схема ответа была такая - студент пишет на доске основные положения своей работы, начинает отвечать, преподаватели выслушивает его, примерно, секунд двадцать и следует абсолютно не относящийся к работе вопрос по теме кафедры. Обычно завкафедрой тихим голосом, от которого меня до сих пор бросает в дрожь, говорил - "Достаточно. Скажите лучше нам, что такое конечный автомат". А дальше преподы, как цепные псы, добивали беднягу. некоторые правда валились сразу на определении автомата. Помню я, когда стоял у доски, постоянно повторял про себя, глядя на завкафедрой, - "Только не автомат, только не автомат". Мне повезло, меня вообще почти не трахали. Просто работа была не по основной теме кафедры, а вообще из другой оперы. Называлась - хеджирование опционов с помощью "индульгенций". Меня как-то скучающе выслушали, потом один толстый кент, потер переносицу и устало высказался:
- Какая-то, по-моему, лажа...
Возражать ему никто не стал, и вызвали следующего студента.
Дальше я не слушал, собрал вещи и ушел. В курилке уже набралась целая толпа ответивших. Мы единогласно сошлись на том, что надо было три года назад идти на любую другую кафедру и не испытывать такого унижения.
Предзащита длилась еще два часа, потом преподаватели ушли на кафедру и час совещались, потом огласили результаты. Первым трем отвечающим поставили пятерки. Еще двум чувакам четверки. Остальным параши. Уверенности в своих силах перед защитой через две недели, честно скажу, не прибавилось. Да еще завкафедрой порадовал.
- Исходя из таких неприемлемых результатов предзащиты, - сказал он, - мы решили сделать еще одну предзащиту через неделю. А вообще очень плохо. Вы пока самый слабый курс, который учился на нашей кафедре.
Зашибись, да? Мало того, что сегодня над нами адски поглумились, так теперь через неделю придется испытать такое же унижение. Свезло, так свезло.
Через два дня пошел к профессору с теорвера, под чьим руководством писал работу.
- Ну что там тебе поставили на предзащите? - Поинтересовался он.
- Двойку.
- Хм... Странно... На крепкую четыре точно тянет. Давай-ка, расскажи мне, как ты отвечал, - сказал он.
Я рассказал.
- Не на то ты упор делаешь, - сказал он, выслушав до конца, - рассказываешь уже кем-то доказанные вещи. Что ты такого сделал в работе, чего до тебя никто не делал?
- Ну, формулу для оценки цены опциона вывел.
- Вот про нее и рассказывай.
На следующей предзащите попросился отвечать в начале. Влом было ждать своей очереди и слушать всё это по второму разу. Вышел, доску исписывать не стал, просто написал две формулы. Начал отвечать.
- В финансовой математике цену опциона сейчас вычисляют вот так, - я ткнул пальцем в первую формулу, - это основано на классической гипотезе, что логарифмические приращения курсов акций есть случайная величина, которая имеет нормальное распределение. Недавно два американских ученых, Вовк и Шейфер, предложили новую теорию, которая основана на этом предположении, - я показал на вторую формулу. - Они сделали вывод, что в этом случае "справедливую" цену опциона можно рассчитать гораздо точнее, но проверить это не могли, - я сделал театральную паузу.
- Почему же они не могли? - Как-то само собой вырвалось у завкафедрой.
- Потому что они не догадались вот до этого, - я взял мел и написал несколько новых формул.
Несколько секунд все осмысливали написанное. Первым молчание нарушил, конечно, завкафедрой.
- То есть двое ученых развили сложную и объемную теорию и не смогли додуматься до такой простой вещи? - Уточнил он.
- Именно. Знаете, умным людям свойственно не замечать мелочей. Или не хотеть замечать. Подозреваю, что им могло быть тупо неинтересно думать над этим. Да, кстати, профессор с кафедры теорвера, с которым я работал, списывался с Вовком по этому поводу.
- И что он ответил?
- Сказал, что на его взгляд достаточно интересный результат, до которого они сами не догадались.
- Нда... - он задумался, - ну, здорово, я считаю. Ладно, можете садиться.