начил проверку «дела Жемчужиной», результатом которой стала очередная «записка», представленная им 12 мая 1953 года. Правда, она того же уровня профессионализма в изготовлении, что и прочие рассмотренные нами документы – но кого из историков это интересует, коли есть архивная ссылка?!
В документе долго рассказывается о том, какими ужасными методами МГБ выбивало из родственников и знакомых показания на Жемчужину, а в заключение говорится: «Министерством внутренних дел принято решение т. Жемчужину и арестованных… (перечисляются остальные, проходившие по делу) из-под стражи освободить с прекращением дела и полной реабилитацией».
Здесь Елена Анатольевна сама признается, что письмо Берии о реабилитации Жемчужиной отчетливо воняет фальшивкой. Догадалась. Но дальше начинает сама себе мазать под носом «Шанелью»:
«А что самое забавное – так это еще один документик, опубликованный в том же сборнике «Реабилитация», что и предыдущий. Он очень короткий.
Документ 9. 9.
«Утвердить следующее решение Комитета партийного контроля при ЦК КПСС: «Отменить решение партколлегии КПК от 29 декабря 1948 года об исключении т. Жемчужиной П.С. из членов КПСС как неправильное. Восстановить ее членом КПСС». И дата – 21 марта 1953 г.
Ну и кто мне объяснит, каким образом эта дама сумела восстановиться в партии почти за два месяца до своей реабилитации?
Объясняется эта «петля времени» просто: фальсификаторы «письма» от 12 мая не знали о существовании постановления от 21 марта».
Вот очень хочется Прудниковой видеть Полину Семеновну исключенной из партии, аж вся чешется, как хочется. Вот она так глубоко копалась в событиях тех лет, что ей даже не пришло в голову, что исключение из партии жены Молотова породило бы массу слухов не только в Москве, не только в Министерстве легкой промышленности, в партийной организации которого и состояла Жемчужина, как сотрудник этого министерства, но и по всей стране. И это дошло бы до иностранных дипломатов и журналистов, находящихся в СССР, в зарубежной прессе обязательно появились бы статьи. Весь 1948 и 1949 годы иностранные информационные агентства смаковали бы эту новость. Но все тихо. Даже посол Израиля этого не заметила.
А в тайне сохранить убытие человека из партии невозможно. Учетные документы нужно приводить в соответствующий вид, доводить решение до членов организации, в конце концов, Жемчужина прекратила бы появляться на партсобраниях и в Министерстве легкой промышленности коммунисты обо всем узнали бы.
Но ведь Елена Анатольевна имела перед глазами документ с решением об исключении Жемчужиной из партии. Один заголовок этого документа должен был ее насторожить: «Из постановления политбюро ЦК ВКП(б) об исключении П.С. Жемчужиной из членов ВКП(б)».
Как можно было не заметить, что исключена Полина Семеновна постановлением политбюро, а восстановлена отменой решения не политбюро, а партколлегии КПК?!
Так решением какого органа она была исключена: политбюро или партколлегии КПК? Какой из этих двух документов туфта? Если постановление политбюро, то исключения не было, если решение Комитета партийного контроля – не было восстановления. В любом случае вся эта история становится анекдотом.
Но остается у нас еще один документ. Я его текст приведу полностью, прямо здесь, он того достоин. Писал это настоящий одессит-юморист, мастер жанра:
«Записка М.Ф. Шкирятова и В.С. Абакумова о П.С. Жемчужиной, 27 декабря 1948 г.
Товарищу Сталину И.В.
По Вашему поручению мы проверили имеющиеся материалы о т. Жемчужиной П.С. В результате опроса ряда вызванных лиц, а также объяснений Жемчужиной установлены следующие факты политически недостойного ее поведения.
После постановлений политбюро ЦК ВКП(б) от 10 августа и 24 октября 1939 года, которыми она была наказана и предупреждена за проявленную неосмотрительность и неразборчивость в отношении своих связей с лицами, не внушающими политического доверия, Жемчужина не выполнила этого постановления и в дальнейшем продолжала вести знакомство с лицами, не заслуживающими политического доверия.
В течение продолжительного времени вокруг нее группировались еврейские националисты и она, пользуясь своим положением, покровительственно относилась к ним, являлась, по их заявлениям, советником и заступником их. Часть этих лиц, оказавшихся врагами народа, на очной ставке с Жемчужиной и в отдельных показаниях сообщили о близких взаимоотношениях ее с националистом Михоэлсом, который враждебно относился к советской власти.
На очной ставке с Жемчужиной 26 декабря с. г. бывший ответственный секретарь Еврейского антифашистского комитета Фефер И.С. заявил:
«Жемчужина интересовалась работой Еврейского антифашистского комитета и еврейского театра… Михоэлс говорил мне, что «у нас есть большой друг», и называл имя Жемчужиной… Жемчужина вообще очень интересуется нашими делами: о жизни евреев в Советском Союзе и о делах Еврейского антифашистского комитета, спрашивала, не обижают ли нас. Характеризуя отношения Жемчужиной к евреям, а также свое мнение о ней, Михоэлс сказал: «Она хорошая еврейская дочь»… О Жемчужиной Михоэлс отзывался восторженно, заявляя, что она обаятельный человек, помогает, и с ней можно посоветоваться, по комитету и по театру».
Такое же заявление сделал на очной ставке с Жемчужиной бывший художественный руководитель Московского еврейского театра Зускин В.Л.:
«Михоэлс говорил, что у Полины Семеновны с ним большие дружественные отношения. Мне известно, что когда у Михоэлса возникали трудности, то он обращался за помощью к Жемчужиной… Михоэлс часто встречался с Жемчужиной, звонил ей по телефону, встречался на приемах».
Такие же показания дал арестованный МГБ СССР Гринберг З.Г., бывший член Еврейского антифашистского комитета:
«Обращаясь в правительство с разного рода вопросами, Михоэлс, как он сам говорил среди близкого своего окружения, предварительно обсуждал эти вопросы с Жемчужиной и получал от нее необходимые советы и наставления… В результате всего этого, связь Михоэлса с Жемчужиной для нас, окружающих Михоэлса, имела важное значение, так как мы видели в Жемчужиной нашего заступника и покровителя».
Что действительно это так, подтверждается следующими фактами.
Первый факт. На основании опроса Фефера на очной ставке с Жемчужиной установлено, что через нее было передано подписанное Михоэлсом на имя товарища Молотова письмо о якобы допускаемых местными советскими органами, в особенности Украины, притеснениях евреев. В этом письме, как заявил Фефер, излагался также протест против распределения среди трудящихся других национальностей подарков, присылаемых в СССР еврейскими организациями Америки. За этим письмом Жемчужина посылала свою автомашину с нарочным на квартиру Михоэлса, это письмо было от него получено и доставлено ей, а затем Жемчужина передала его по назначению.
Второй факт. В 1947 году, когда в партийных и советских органах имелись данные о политически вредной линии в работе Еврейского антифашистского комитета, Михоэлс и Фефер решили путем обращения в правительственные органы поставить вопрос об укреплении комитета. И на этот раз они прибегли к помощи Жемчужиной: Михоэлс связался по телефону с ней и она послала своего брата к Феферу в Еврейский антифашистский комитет, и письмо было передано ею в правительственные органы.
Третий факт. В 1944 году, после возвращения Михоэлса и Фефера из командировки в Америку, они занялись составлением письма в Правительство, в котором выдвигали проект создания на территории Крыма еврейской республики. Эту свою националистическую затею, возникшую под влиянием еврейских реакционеров США, Михоэлс и Фефер решили продвинуть каким-либо путем через Жемчужину.
Фефер по этому вопросу на очной ставке с ней заявил:
«Михоэлс говорил мне, что у нас есть большой друг, и назвал имя Жемчужиной: «Я все-таки об этом посоветуюсь с ней, стоит ли лезть с таким вопросом сейчас или временно отложить». Спустя два дня Михоэлс мне позвонил и сказал, что он должен меня видеть. Я поехал к нему в театр, и он сказал, что советовался о Жемчужиной и она положительно относится к этому проекту, считает реальным и советует взяться за этот вопрос».
Четвертый факт. При очной ставке Фефера и Зускина с Жемчужиной, а также показаниями Гринберга установлено, что Жемчужина в 1939 г. приняла непосредственное участие в ускорении разрешения вопроса о награждении артистов Еврейского театра и переводе его в театр союзного значения.
Вот что заявил Фефер:
«В 1939 году, когда театр праздновал двадцатилетие и Комитет по делам искусств подал ходатайство в Правительство о награждении работников театра, то получилась заминка. Тогда Михоэлс поехал к Жемчужиной просить ее содействия, и она обещала оказать поддержку. В дальнейшем награды были получены. В этом помогла Жемчужина».
Зускин сообщил следующее:
«Переводу театра в категорию союзного значения помогла Полина Семеновна… Жемчужина бывала в театре и знала его нужды».
В дополнение к приведенным фактам о близкой связи Жемчужиной с Михоэлсом, следует отметить, что она вообще старалась всячески популяризировать его лично, а также путем докладов Михоэлса популяризировать круги американских евреев. Стремясь показать свою поддержку Михоэлсу, Жемчужина после возвращения его из Америки предоставила ему возможность выступить в клубе по месту ее работы с докладом об Америке. После смерти Михоэлса, – чем можно объяснить, как не особой ее близостью к Михоэлсу, – Жемчужина посетила театр, где был установлен его гроб. Ее посещение стало достоянием еврейских кругов, и по этому поводу говорили, что Жемчужина сожалеет о большой утрате. В этих кругах было широко известно, что она интересуется судьбой семьи Михоэлса, проявляет особую заботу, чтобы жена и дети не были покинуты.
При очных ставках с Жемчужиной также установлено, что, находясь у гроба Михоэлса в еврейском театре, в беседе с Зускиным она говорила, что Михоэлс убит. Зускин на очной ставке о своем разговоре с Жемчужиной заявил следующее: