«Вечером, 13 января 1948 года я стоял у гроба и принимал венки от всех организаций и в это время увидел Полину Семеновну, поздоровался с ней и выразил ей печаль по поводу смерти Михоэлса. Во время беседы Полина Семеновна спрашивает: «Так вы думаете, что здесь было – несчастный случай или убийство?» Я говорил: «На основании того, что мы получили сообщение от т. Иовчука, Михоэлс погиб в результате автомобильной катастрофы, его нашли в 7 часов утра на улице, невдалеке от гостиницы». А Полина Семеновна возразила мне и сказала: «Дело обстоит не так гладко, как это пытаются представить. Это убийство»… Из разговора с Жемчужиной, и, в частности, ее заявления о том, что Михоэлс убит, я сделал вывод, что смерть Михоэлса является результатом преднамеренного убийства».
Что действительно такой разговор Жемчужиной имел место, подтверждается и заявлением на очной ставке Фефера, которому Зускин в этот же день сообщил о своем разговоре с Жемчужиной.
«Первое, что она мне сказала, – сообщил Зускин, – «какой же этот мерзавец Храпченко, не мог послать другого человека в Минск вместо Михоэлса». Потом, после паузы, Жемчужина покачала головой и говорит: «Это не случайная смерть, это не случайность. Его убили». Я спросил у Зускина: «Кто убил?» – «Она не говорила кто», – ответил Зускин. Ну, видимо, убили его специально. При этом он сказал такую фразу: «Не то обезглавили, не то голову сняли». Такого же мнения и Жемчужина, – заключил Зускин. Я вновь спросил, кто же обвиняется в этом деле. Зускин ответил, что из разговора с Жемчужиной у него сложилось мнение, что речь шла о советских органах».
Подобное поведение Жемчужиной дало повод враждебным людям подтверждать распространяемые ими провокационные слухи о том, что Михоэлс был преднамеренно убит.
На очной ставке Фефер заявил также, что Жемчужина обещала оказать всяческую помощь в увековечении памяти Михоэлса:
«Зная, что Михоэлс поддерживал все время связь с Жемчужиной, советовался и что она доброжелательно к нему относилась, я решил позвонить Жемчужиной и просить ее помощи в продвижении вопроса об увековечении памяти Михоэлса. Дело в том, что среди артистов театра шли разговоры, почему до сих пор нет правительственного сообщения о смерти Михоэлса и увековечении его памяти, и это расценивалось как определенная линия в национальной политике к евреям… Жемчужина мне сказала, что «да, я вас помню». Затем она сообщила: «Я только что из театра, только успела раздеться, я простояла в глубокой печали у стены в течение 40 минут, меня просили представители театра пойти в почетный караул, но я была так разбита и просто не могла идти. Такой замечательный, такой крупный человек, великий артист, друг». Я продолжал, что я хочу побеспокоить по такому поводу, чтобы вы помогли в увековечении памяти Михоэлса. Она мне ответила: «Я все сделаю, все, что в моих силах».
Недостойное поведение Жемчужиной, как члена партии, зашло настолько далеко, что она не только участвовала в похоронах Михоэлса, афишируя перед еврейскими кругами свое соболезнование этому человеку, политически враждебное лицо которого теперь достаточно изобличено, но и присутствовала на траурном богослужении в синагоге 14 марта 1945 года. Этот факт установлен заявлениями на очной ставке о Жемчужиной Фефера, Зускина и Слуцкого, которые ее лично видели в синагоге.
Приводим заявление Фефера:
«14 марта 1945 г. в синагоге было богослужение по погибшим евреям во второй мировой войне. Там было много народу, в том числе артист Рейзен, Хромченко, Утесов, были академики, профессора и даже генералы. Там же я видел Жемчужину с братом. И я был, сидел в 5 или 6 ряду, смотрел на амвон, женщинам по религиозному обычаю полагается сидеть наверху, но в исключительных случаях, когда речь идет о больших, весьма почетных людях, допускается отступление, и оно было допущено в отношении Жемчужиной. Я видел слева брата ее, полного человека, а с ним сидела Жемчужина».
Зускин по этому вопросу сообщил следующее:
«Во всем мире в этот день отмечался траур по шести миллионам погибших евреев. Мы получили в антифашистском комитете несколько приглашений, и в синагоге я был и Фефер, стояли мы у барьерчика. Там я увидел Полину Семеновну, она сидела сбоку… Я увидел Полину Семеновну и поздоровался с ней».
На вопрос «Она ответила на ваше приветствие?» Зускин сказал: «Да, ответила».
Слуцкий, член «двадцатки» (руководства) синагоги, на очной ставке заявил:
«14 марта 1945 года был общееврейский траурный день по убитым и сожженным фашистами евреям. На этом богослужении присутствовало очень много народа. Синагога не могла вместить всех желающих, и поэтому толпы людей стояли на улице. Я, как один из распорядителей, следил за порядком. В вестибюле я увидел Жемчужину с двумя родственниками – женщиной и мужчиной, говорили, что женщина – это ее сестра. Я направился к Жемчужиной и помог ей пройти в зал (их хотели направить наверх, где обычно находятся женщины). Она прошла в зал, ее усадили на амвоне».
На поставленный Слуцкому вопрос «Раньше вы знали Жемчужину, ошибиться не могли?» он ответил: «Да, я видел ее и раньше, до ее посещения синагоги. Я даже, помню, сказал: «Полина Семеновна, проходите». И она пошла садиться со своими родственниками».
На очных ставках по всем вопросам мы неоднократно спрашивали Фефера, Зускина и Слуцкого, сообщают ли они правду, не оговаривают ли Жемчужину. Но каждый из них утверждал, что сообщает только то, что им известно.
Так, Зускин заявил: «Я утверждаю, и зачем мне это выдумывать, я к вам всегда хорошо относился». На вопрос о посещении Жемчужиной синагоги он сказал: «Многие присутствовавшие знали, что в синагоге на траурном богослужении находится Жемчужина».
Фефер на неоднократно поставленный ему вопрос говорил: «Мне никакого интереса нет говорить то, чего я не знаю. Я отвечаю за свои слова». На другой вопрос: «Вот вы теперь видите Жемчужину, – это то же лицо, что вы видели в синагоге?» – Фефер ответил: «Да, я не мог обознаться, действительно Жемчужина была в синагоге. И присутствующие в синагоге говорили, что вот сидит Жемчужина».
Как видно из вышеприведенных материалов, установлено, что Жемчужина П.С. вела себя политически недостойно.
В течение длительного времени она поддерживала знакомство с лицами, которые оказались врагами народа, имела с ними близкие отношения, поддерживала их националистические действия и была их советчиком. Жемчужина вела с ними переговоры, неоднократно встречалась с Михоэлсом, используя свое положение, способствовала передаче их политически вредных, клеветнических заявлений в правительственные органы. Организовала доклад Михоэлса в одном из клубов об Америке, что способствовало популяризации американских еврейских кругов, которые выступают против Советского Союза. Афишируя близкую связь с Михоэлсом, участвовала в его похоронах, проявляла заботу о его семье и своим разговором с Зускиным об обстоятельствах смерти Михоэлса дала повод националистам распространять провокационные слухи о насильственной его смерти. Игнорируя элементарные нормы поведения члена партии, участвовала в религиозном еврейском обряде в синагоге 14 марта 1945 года, и этот порочащий ее факт стал широким достоянием в еврейских религиозных кругах.
При выяснении всех этих фактов и на очных ставках Жемчужина вела себя не по-партийному, крайне не искренно и, несмотря на уличающие ее заявления Фефера и Зускина, всячески старалась отказываться от правдивых объяснений. В то же время Жемчужина признала свою связь с Михоэлсом, получение от него письма для передачи в правительственные органы, устройство в одном из клубов доклада Михоэлса об Америке и свое участие в его похоронах.
В результате тщательной проверки и подтверждения всех фактов рядом лиц мы приходим к выводу, что имеется полное основание утверждать, что предъявленные ей обвинения соответствуют действительности.
Исходя из всех приведенных материалов, вносим предложение – Жемчужину П.С. исключить из партии. При этом прилагаем протоколы очных ставок с Фефером, Зускиным и Слуцким.
М. Шкирятов В. Абакумов
Разослано: тт. Сталину, Молотову, Маленкову, Кагановичу, Берия, Вознесенскому, Микояну, Булганину, Косыгину.
РГАСПИ. Ф. 589. Оп. 3. Д. 6188. Л. 25–31. Копия».
Вот папа бывшего главного архивиста страны Мироненко, самозваный генерал-полковник Жухрай придумал личную аналитическую разведку Сталина. Начальником которой представлялся. Сирожа Берия придумал Стратегическую разведку, которой командовал его отец после того, как у него вообще всю разведку отобрали.
Осталось только придумать какую-нибудь отдельную контрразведку, которой командовала П.С. Жемчужина, чтобы окончательно сошлись концы с концами в истории с ее исключением из партии.
Товарищи Шкирятов и Абакумов, похоже, знали об этой контрразведке, если обвинили Полину Жемчужину в связи с врагами народа. А иначе откуда она могла узнать, что они враги народа, если этих еврейских националистов МГБ начало только накануне даты составления этой записки арестовывать? Как можно было ей поставить в вину общение с этими людьми, если даже МГБ было не в курсе, что это еврейские националисты, ведущие антисоветскую деятельность? Только если начальник контрразведки Жемчужина была в курсе, иначе никак нельзя.
И я представляю, как бы хохотал муж Полины Семеновны на заседании политбюро, рассматривавшем эту записку. Хохотал бы и пальцем указывал бы на Сталина: «Коба! А Михоэлс как орден Ленина получил, медаль за доблестный труд во время войны, звание народного артиста? Гыыы! Так ты еще врага народа и еврейского националиста премией своего имени наградил! Гыыыы! Предлагаю рассмотреть вопрос о товарище Сталине, в связи с его связью с врагом народа Михоэлсом. Так Полина с тебя, наверно, пример брала, когда ручкалась с лучшим исполнителем роли короля Лира?! Провокатор ты, Коба!»
Интересно, что сначала похоронам Михоэлса решением политбюро был придан государственный размах, а потом Жемчужиной поставили в вину присутствие на них? Во как!