По натуре гордый и замкнутый, он скрывал эту любовь от своих товарищей, которых порядком удивляли его периодические приступы хандры и лени, вдруг сменявшиеся тяжелым трудом или разного рода состязаниями.
Иногда он с утра до вечера просиживал в глубоких раздумьях над машинами и книгами Атуллоса, а в другие дни возглавлял молодых охотников в погоне за каким-нибудь опасным зверем, рискуя своей жизнью как никогда безрассудно. Помимо этого, он часто в одиночку отправлялся в лес, никому не рассказывая о том, где был и что делал.
Эти походы всегда были направлены к лаборатории. Столь пылкого и отважного юношу опасность таких предприятий скорее дополнительно возбуждала, нежели отпугивала. Впрочем, он был достаточно осторожен, чтобы не появляться в поле зрения Хранителей и держаться на почтительной дистанции от гудящего барьера.
Он часто видел девушку во время садовых работ, когда она ухаживала за цветами и пропалывала овощные грядки. Такие минуты подпитывали его отчаянное желание и самые безумные мечты – например, утащить ее силой или захватить всю лабораторию, став там хозяином. Он не без оснований предполагал, что Хранители малочисленны, поскольку до сих пор видел только девушку и старика, вероятно ее отца. Но ему и в голову не приходило, что эти двое были единственными обитателями громадной цитадели.
Руководимый логикой влюбленных, Торквейн полагал, что девушка не испытывает к нему отвращения. Да, она потребовала, чтобы он ушел, и назвала его варваром. Но в то же время ему показалось, что ее не оскорбила его бесцеремонная попытка знакомства. И он был уверен, что сможет добиться ее любви, если только представится случай. А через брак с дочерью Хранителя ему открывался доступ в мир света и знаний, откуда произошел его отец, – в тот мир, о котором сам он так томительно мечтал. И Торквейн без устали строил планы и придумывал способы, как преодолеть силовой барьер или связаться с девушкой, не навлекая на себя гнева Хранителя.
Однажды лунной ночью он попытался вскарабкаться по скалам позади лаборатории, рискованно перебираясь от выступа к выступу. Но от этой затеи пришлось отказаться, когда он достиг нависающей скальной стены, гладкой, как откованная полоса металла.
И однажды настал день, когда Торквейн, в очередной раз поднявшись по лесистому склону к лаборатории, отметил непривычную для этих мест гнетущую тишину. Несколько секунд он пребывал в растерянности, не понимая причины, а затем до него дошло: исчезло гудение защитного барьера.
Участок перед зданием был пуст, а массивные кедровые ворота впервые оказались закрытыми. И никаких звуков или иных признаков присутствия людей.
Поначалу Торквейн заподозрил неладное – инстинкт дикаря предостерегал о возможной ловушке. При своей технической неграмотности разве мог он догадаться, что изношенные генераторы в глубине здания прекратили подачу отражающей энергии? Изумленный и обескураженный, Торквейн прождал несколько часов, надеясь увидеть девушку. Но огород и цветник оставались пустыми, и никто не распахнул створки ворот под насупленным сводом.
Юноша был настороже, продолжая внимательно наблюдать. Послеполуденные тени леса начали удлиняться, вползая на запретную территорию. С ветки сосны над головой Торквейна с резким криком вспорхнула голубая сойка и невредимой пролетела через участок, ранее защищенный от любых живых тварей смертоносным барьером. Любопытная белка прошмыгнула меж деревцами, пересекла полосу силового поля и с торжествующим писком накинулась на посадки бобов и кукурузы. Только теперь – да и то с трудом – Торквейн поверил, что преграда исчезла, но все равно осторожность взяла верх, и он предпочел отступить.
– Варя, нам не удастся починить генераторы, – сообщил пожилой Фабар своей дочери. – Эта работа мне не под силу, и тебе тоже. Кроме того, нужны металлы, которые мы не можем добыть в самородном виде или воссоздать в слабеющих атомных преобразователях. Рано или поздно дикари узнают, что силового поля больше нет. Тогда они нападут на лабораторию и обнаружат, что им противостоят лишь старик и девушка. Конец близок, хотя мне в любом случае осталось жить недолго. Эх, если бы мне помогал работать и защищать лабораторию какой-нибудь молодой человек – какой-нибудь толковый и грамотный парень, которому я мог бы доверить заботу о тебе и о нашем научном наследии! Но я, увы, последний из Хранителей – и уже скоро накрывшая человечество тьма станет полной и древние знания забудутся окончательно.
– А тот юноша, который назвался сыном Атуллоса? – робко спросила Варя. – Я уверена, что он сообразителен и быстро всему научится, если ты пустишь его в лабораторию.
– Ни за что! – вскричал Фабар, и его обычно дрожащий голос зазвучал сильнее и глубже, питаемый давним гневом. – Это всего лишь дикарь, как и остальное человечество. Скажу больше: я скорее соглашусь общаться с хищным зверем, чем с отпрыском лживого Атуллоса – того самого Атуллоса, которого я изгнал отсюда из-за его порочной страсти к твоей матери. Можно подумать, ты влюбилась в этого лесного волчонка. Чтоб я больше о нем не слышал!
Он с подозрением взглянул на дочь, и в его запавших глазах сверкнул злобный огонь неутолимой вражды и ненависти к Атуллосу. Затем, отвернувшись, старик протянул паралитически дрожащие пальцы к пробиркам и ретортам, с которыми имел обыкновение возиться, убивая время бесполезными экспериментами.
Когда Торквейн вернулся на следующий день, его догадка подтвердилась: защитный барьер исчез. Теперь юноша запросто мог подойти к зданию, не опасаясь сгореть дотла при первом же шаге. И он смело двинулся через огород по тропинке к закрытым воротам. Задержавшись перед окнами, он положил на землю лук и стрелы, дабы показать свое миролюбие.
Но когда он приблизился к воротам, на одной из угловых башен появился мужчина и направил вниз длинную металлическую трубку, закрепленную на вращающейся опоре. Тот самый старик, которого Торквейн уже видел. Из горловины трубки начали одна за другой стремительно вырываться короткие стрелы беззвучного пламени. Они заплясали вокруг юноши, дочерна обжигая грядки и клумбы, но Фабар не мог точно направить свое оружие – подводили трясущиеся руки и стариковское зрение, – и ни одна из огненных стрел не попала в цель. Торквейн поспешил отступить, заключив, что его попытки завязать отношения по-прежнему неугодны Хранителям.
Войдя под своды леса, он на мгновение опешил при виде человеческой фигуры, которая тотчас украдкой нырнула в тень. Впервые Торквейн встретил кого-то в этих издревле запретных местах. Он заметил человека лишь мельком, но сразу понял, что это чужак. У того не было никакой одежды, кроме волчьей шкуры, а из оружия – только примитивное копье с кремневым наконечником. Зверские черты лица с явными признаками вырождения, как и полоски красной и желтой глины на лбу, указывали на его принадлежность к тому самому предельно одичавшему племени, которое подозревали в убийстве отца Торквейна.
Окликнув чужака, юноша не получил никакого ответа, кроме треска ветвей и топота бегущих ног. Торквейн послал стрелу беглецу вслед, но тот затерялся среди древесных стволов раньше, чем вторая стрела легла на тетиву. Чувствуя, что этот визит не сулит ничего хорошего как Хранителям, так и его собственному племени, Торквейн погнался за чужаком по легко различимым следам, но настигнуть его не смог.
Огорченный и встревоженный, он вернулся в деревню. Впоследствии долгими дневными – а порой и ночными – часами он следил за окрестностями лаборатории и неоднократно замечал того самого чужака вместе с другими дикарями, явно его сородичами. Они были на редкость скрытными и всякий раз ухитрялись избежать встречи лицом к лицу даже с таким умелым следопытом, как Торквейн. Не было сомнений в том, что их прежде всего интересует лаборатория, поскольку они всегда попадались ему на глаза именно в тех краях. С каждым днем их становилось больше, и вскоре Торквейн пришел к выводу, что они готовятся напасть на здание. Отныне его муки несчастной любви усугублялись тревогой за безопасность любимой.
Эти чувства, а также свои одиночные походы и наблюдения он до поры держал в секрете от соплеменников. Но теперь он собрал молодых воинов и подростков, признававших его своим вожаком, и рассказал обо всем, что пережил и увидел за последнее время. Некоторые, узнав об отключении гибельного барьера, потребовали немедленно атаковать цитадель, обещая Торквейну свою помощь в пленении девушки. Однако Торквейн покачал головой со словами:
– Такое злодейство не пристало сыну Атуллоса. Я никогда не возьму женщину против ее воли. Лучше помогите мне защитить немногих и ныне слабых Хранителей от чужаков, которые хотят захватить их дом.
Товарищам Торквейна идея сразиться с пришлыми налетчиками понравилась ничуть не меньше, чем идея устроить налет самим. Ведь эти чужаки считались заклятыми врагами их племени, да и убийство Атуллоса не было забыто. Когда новость о том, что пришельцы рыщут вблизи лаборатории, стала общеизвестной, многие взрослые воины племени вызвались помочь Торквейну; и вскоре юноша обнаружил себя во главе небольшой армии.
Были отправлены разведчики, дабы следить за всеми перемещениями врагов, которые с прибытием каждодневных подкреплений становились все наглее. В полночь разведчики донесли, что пришельцы скапливаются на лесистом склоне неподалеку от лаборатории. Сосчитать их в густых зарослях было невозможно. Зато удалось разглядеть, как одна группа обрубает каменными топорами ветки упавшей сосны. Стало ясно, что атака начнется в ближайшее время, а сосновый ствол применят в качестве тарана, чтобы разбить ворота.
Торквейн немедля собрал свой отряд – около сотни мужчин и юношей. На вооружении у них были медные ножи и копья, луки из хорошо просушенного дуба или кизила, а также полные колчаны стрел с медными наконечниками. Торквейн, помимо лука и ножа, очень осторожно нес закрытый глиняный сосуд с серым порошком, взятым из мастерской Атуллоса. Несколько лет назад, еще в детстве, склонность к опрометчивым экспериментам побудила Торквейна бросить щепотку этого порошка на раскаленные угли, отчего случился пугающе громкий взрыв. В дальнейшем, сознавая свое полное невежество в таких вещах, он уже остерегался экспериментировать с химическими препаратами, которые некогда изготовил и сохранил его отец. Но сейчас, вспомнив о свойствах порошка, юноша решил найти ему полезное применение в бою с пришельцами.