Тусклый свет лился сверху сквозь несколько отверстий, оплетенных ползучими корнями деревьев, там, где насыпь обвалилась внутрь. Жилище это походило скорее на пещеру, нежели на комнату. В нос юноше ударило зловоние, исходившее от остатков падали. Ансельм предпочел не задумываться, кому принадлежали эти останки – зверю или человеку. Пол усеивали кости, сломанные стебли и листья каких-то растений, расколотые или заржавевшие плошки, похожие на алхимические сосуды. Позеленевший медный чайник свисал с треноги над кострищем, где подернулись серым пеплом головешки. Отсыревшие гримуары гнили в ржавых металлических переплетах. На трехногом сломанном столе, прислоненном к стенке, в беспорядке валялся разный хлам, среди которого Ансельм приметил пурпурный фиал, похожий на тот, что дала ему Сефора.
В углу лежала соломенная подстилка. Со зловонием падали мешался резкий дух дикого зверя.
Ансельм огляделся вокруг и внимательно прислушался. Затем, не теряя времени, он подменил фиалом Сефоры тот, что стоял на столе у Малаки, а украденный пузырек перекочевал под его камзол.
Внезапно у входа послышались мягкие звериные шаги; Ансельм повернулся и увидел черного волка. Зверь упруго присел, точно собираясь прыгнуть; глаза его горели, как малиновые угли. Ансельм сжал рукоятку волшебного меча, который дала ему Сефора.
Волчий взгляд проследил за его движением; казалось, зверь узнал меч. Отвернувшись от Ансельма, он принялся жевать корни похожего на чеснок растения, которые, несомненно, собирал, дабы делать все то, что было для него недоступно в волчьем обличье.
На сей раз его превращение вышло не полным. Перед Ансельмом появились голова и тело Малаки дю Маре, однако ноги остались задними лапами чудовищного волка. Колдун напоминал кошмарное чудище из древних легенд.
– Твое посещение – большая честь для меня, – сказал он голосом, больше походившим на рык, в котором, как и во взгляде его, явственно читалось подозрение. – Немногие удостаивали своим посещением мое убогое жилище, и я благодарен тебе. В знак признательности за твою доброту я сделаю тебе подарок.
Он по-волчьи прокрался к разломанному столу и порылся в наваленной там куче хлама. Выудив продолговатое серебряное зеркальце, отполированное до блеска, с богато изукрашенной ручкой, – несомненно, способное привести в восторг любую знатную даму или девицу, – он протянул его Ансельму.
– Я дарю тебе зеркало Истины, – провозгласил он. – В нем отражается подлинная сущность всех вещей, и колдовские иллюзии не могут его обмануть. Ты не поверил мне, когда я предостерегал тебя против Сефоры. Но если ты поднесешь зеркальце к ее лицу и посмотришь на отражение, ты поймешь, что ее красота, как и все в Силере, бессовестный обман – маска древнего ужаса и порока. Если ты сомневаешься в моих словах, поднеси зеркало к моему лицу, вот так, – ибо я тоже часть незапамятного зла этой страны.
Ансельм повиновался. Спустя миг его ослабевшие пальцы чуть было не выронили серебряное зеркало, ибо там отразилось лицо, которое давным-давно должно было стать добычей могильных червей.
Это ужасающее зрелище так потрясло Ансельма, что впоследствии он не мог вспомнить, как выбрался из логова оборотня. Странное зеркало все еще было у него в руках, но он несколько раз порывался его выбросить. Юноша внушал себе, что все увиденное было лишь каким-то ловким фокусом. Он отказывался верить, что Сефора может оказаться вовсе не той юной красавицей, чьи поцелуи еще пламенели на его губах.
Все эти размышления, однако, тут же вылетели у Ансельма из головы, едва он вернулся в башню. Пока его не было, в Силер прибыли трое гостей. Они стояли перед Сефорой, которая с безмятежной улыбкой на прелестных губах пыталась, очевидно, что-то им объяснить. С огромным изумлением, к которому примешивался страх, Ансельм узнал посетителей.
Одной из них была Доротея де Флеше, одетая в элегантное дорожное платье. В двух других он узнал слуг ее отца, до зубов вооруженных арбалетами, колчанами, полными стрел, палашами и кинжалами. Несмотря на весь этот арсенал, они явно чувствовали себя не в своей тарелке. Доротея же, казалось, сохраняла свою обычную самоуверенность.
– Что ты делаешь в этом странном месте, Ансельм? – вскричала она. – И кто такая эта женщина, эта хозяйка Силера, как она себя называет?
Что ни ответишь на оба вопроса, решил Ансельм, девушка вряд ли поймет. Он взглянул на Сефору, затем снова на Доротею. Сефора была средоточием всей красоты и романтики, о которых он всегда мечтал. Как мог он вообразить, что влюблен в Доротею; как мог провести целых тринадцать месяцев в полном уединении из-за холодности и ветрености этой девчонки? Она была довольно смазлива и обладала всеми прелестями, свойственными юности. Но вместе с тем она была непроходимо глупа, напрочь лишена воображения и в цвете молодости невыносимо скучна, точно какая-нибудь почтенная матрона. Неудивительно, что она никогда не могла его понять.
– Что привело вас сюда? – задал он встречный вопрос. – Не думал, что снова вас увижу.
– Я скучала по тебе, Ансельм, – вздохнула Доротея. – Ходили слухи, что ты удалился от мира из-за любви ко мне и стал отшельником. Наконец я стала тебя искать, но ты исчез. Несколько охотников видели, как вчера ты шел со странной женщиной через торфяник у друидских камней. Они сказали, что вы оба исчезли за дольменом, точно растворились в воздухе. Сегодня я пошла за тобой следом вместе со слугами моего отца. Мы очутились в странном краю, о котором никто никогда не слышал. А теперь эта женщина…
Ее излияния были прерваны диким воем, который зловещим эхом заметался по комнате. Черный волк, исходя пеной из пасти, ворвался в дверь, которую гости Сефоры не потрудились за собой закрыть. Доротея де Флеше пронзительно завизжала, когда он бросился к ней, точно избрав в качестве первой жертвы своего бешеного гнева.
Что-то, очевидно, привело его в ярость. Возможно, вода из заколдованного озера, которой подменили противоядие, удвоило силу заклятия ликантропии.
Двое слуг, ощетинившиеся оружием, застыли, словно статуи. Ансельм выхватил меч, полученный от волшебницы, и бросился между Доротеей и разъяренным зверем. Прямой клинок был просто-таки создан для колющих ударов. Взбесившийся волк ринулся на Доротею, точно выпущенный из катапульты, и острие меча вонзилось прямо в его алую разверстую пасть. Рука Ансельма на рукоятке дрогнула, и удар отбросил его назад. Волк, содрогаясь, рухнул к его ногам; челюсти его сомкнулись на лезвии. Острие показалось сквозь густую щетину на шее.
Ансельм безуспешно попытался вытащить меч. Затем покрытое черным мехом тело перестало содрогаться, и лезвие легко освободилось. Перед Ансельмом на каменных плитах пола лежало мертвое тело старого колдуна Малаки дю Маре. Лицо его стало таким, каким юноша увидел его в зеркале Истины, когда по приказу колдуна поднес это зеркало к нему.
– О чудо! Ты спас меня! – воскликнула Доротея.
Она бросилась к Ансельму с распростертыми объятьями. Еще немного, и ситуация стала бы неловкой.
Тут он вспомнил о зеркале, которое спрятал под камзолом вместе с фиалом, украденным у Малаки дю Маре. Что, интересно, увидит в его сияющих глубинах Доротея?
Ансельм выхватил зеркало и выставил перед собой, когда она приблизилась. Он так никогда и не узнал, что же предстало ее глазам, но эффект был поразительным. Доротея онемела, глаза ее расширились в нескрываемом ужасе. Затем, закрыв лицо руками, точно пытаясь отогнать какое-то омерзительное видение, она с криком выбежала из зала. Слуги последовали за ней, и их прыть явно свидетельствовала о том, что они не испытывают ни малейших сожалений, покидая это гнездилище колдовства.
Сефора тихонько засмеялась. Ансельм и сам не удержался от хохота. Некоторое время они предавались безудержному веселью. Затем Сефора посерьезнела.
– Я знаю, зачем Малаки дал тебе зеркало, – сказала она. – Не хочешь взглянуть на мое отражение?
Ансельм осознал, что по-прежнему держит зеркало в руке. Ничего не ответив, он подошел к ближайшему окну, выходившему на заросший кустарником глубокий овраг, где в старину был наполовину заполненный водой ров, и с размаху швырнул зеркало вниз.
– Мне довольно того, что говорят мои глаза, и мне не нужно никакого зеркала, – объявил он. – Давай вернемся к делам, от которых нас и так слишком долго отрывали.
И вновь восхитительно льнущее к нему тело Сефоры оказалось в его объятиях, а ее нежные уста прижались к его страждущим губам.
Самое могущественное волшебство на свете сковало их своей золотой цепью.
Двойной космос
Предлагаем читателям самим судить о значимости рукописи, оставленной Бернардом Мичемом. Без сомнения, лишь очень немногие сочтут ее чем-то большим, нежели пересказ бредовых видений под воздействием уникального наркотического препарата, изготовленного Мичемом. Но и с такой точки зрения рукопись все же представляет определенный медицинский интерес как поразительная иллюстрация возможностей человеческого восприятия. А для тех, кто без предвзятости отнесется к опытам Мичема, станет очевидным, что они приподняли завесу, скрывающую от нас новый мир, о существовании которого мы до сих пор не подозревали.
Мичем, блестяще одаренный молодой химик, в первую очередь занимался исследованием различных наркотических веществ. Получение солидного наследства избавило его от необходимости растрачивать свои знания и таланты ради заработка, и он смог посвятить все свое время столь увлекавшему его предмету. Жил он затворником и никому не сообщал о цели своих изысканий, так что другие ученые пребывали в неведении относительно его принципиально новой теории. Данная теория, как и результаты его экспериментов, изложены лишь в прилагаемом тексте, каковой, судя по датировке, Мичем написал незадолго до своего необъяснимого исчезновения. Рукопись была обнаружена на его рабочем столе в лаборатории. Ныне мы публикуем ее, следуя указаниям в краткой безадресной записке, также оставленной Мичемом.