— Толстоногова, конечно!
— А что он натворил?
— Да не он! — Мамаеву раздражала тупость полицейского, который не успевал угадать ход ее мысли. — Сынок его что учудил!
— А что он учудил?
— Константин Семенович, да соберитесь с мыслями!
— Так точно, — и Сыровяткин чуть не отдал честь. — Но объяснитесь…
— Этот оболтус нацепил бороду, дурацкий парик, одежонку мастерового и решил поиграть в грабителя! Хотел у меня ридикюль вырвать!
И Мамаева предъявила улику — ту самую сумочку, объект уличной схватки.
— Какое безобразие! — с чувством сказал Сыровяткин. — Они у меня оба получат! Я это так не оставлю! Совсем сынок Толстоногова от рук отбился! Ох, уж они у меня…
— Благодарю, милый Константин Семенович…
Ручка, что может с ног сбить, погладила Сыровяткина по щеке. Мамаева повернулась и, довольная легкой победой, пошла в дом, зная, с каким жадным вниманием полицейский следит за движением пышных форм под покровом юбки.
Придя в себя, Сыровяткин снял фуражку и вытер со лба пот. Вот до чего доводят просьбы столичных господ. И тут еще выкручиваться. Он счел, что миссия исполнена с лихвой. Идя обратно, Сыровяткин глянул на дачу Гейнца. Учитель, как обычно по утрам, устроил Зое тренировку. Девушка присела и держалась за плечо. Что сильно раздражило приемного отца. Размахнувшись, он ударил ее стеком по спине. Зоя сжалась.
— Не сметь притворяться! — строго сказал он. — Извольте встать, еще три упражнения.
Сыровяткин отвернулся, как будто ничего не видел. Семейные дрязги полиции не касаются. А воспитание детей — тем более.
Глава (№ утерян за ненадобностью при последней ревизии)
Слышно, как беспокойное сердце читателя бьется в унисон с сердцем героя.
Пока же Ванзаров готовится к тому, что случится, доктора рекомендуют для ослабления гнетущего волнения сделать три глубоких вдоха и выдоха. Или воспользоваться игрой, чрезвычайно успокаивающей нервы.
Итак.
1. Выбираем противника, который ничего не смыслит в игре.
2. Заставляем его сделать ход первым.
3. Побеждаем и оставляем с носом.
4. А побеждает тот, кто первый впишет линию из 3 крестиков.
Ну, и хватит глупостей. Пожалуй, продолжим.
42. Очевидное — невероятное
Ванзаров обошел большой читальный зал, коридор отдела каталогов, поднялся по лестнице в другой читальный зал, поискал в курительной. И даже заглянул в канцелярию. Труппа нигде не было. Филер, оставленный Курочкиным у входа, уверял, что объект Щепка не покидал здание библиотеки. Не иначе, как растворился в книжной пыли.
Чтобы не совсем зря потратить время, Ванзаров решил вернуться в читальный зал и отказаться от хранения оставленных книг. Пусть ими пользуются те, кому они действительно нужны. Судя по всему, в ближайшее время ему будет не до научных занятий. Ванзаров поблагодарил библиотекаря, подписал читательский формуляр и с тихой грустью наблюдал, как в хранилище навсегда уплывает его академическая карьера. Второй раз ему не простят подобную выходку. Значит, такова судьба.
Он повернулся к читальному залу.
— Как я рад вас видеть, господин Ванзаров.
Вероятно, Трупп обладал талантом, схожим с невидимостью Курочкина. Он стоял возле Ванзарова и держал немалую стопку книг.
— Где рукопись? — без лишних слов спросил Ванзаров.
— Обязательно покажу. Пройдемте, чтобы не мешать…
Они прошли в холл с креслами. Ванзаров протянул раскрытую ладонь.
— Прошу рукопись…
— Это не рукопись, это часть книги.
— Не важно, я жду…
— Присядьте, господин Ванзаров…
Нелепый человек с книгами, которого прямо здесь можно было арестовать и отправить в участок, не имеет права отдавать распоряжения. А чиновник сыска — их выслушивать. Против всякой логики Ванзаров покорно сел, как будто не обладал собственной волей, а какая-то сила управляла им. Трупп уложил стопку книг на колени и обратился к Ванзарову:
— Вы желаете узнать о происшествиях в Саксонии и Вене. Чтобы правильно их понять, надо задать один важный вопрос, Родион Георгиевич…
— Какой вопрос вам задать?
— Не мне, задайте его себе.
— Со своими вопросами я разберусь сам.
— Неправда. Есть вопрос, который то и дело возникал, и вы не знали на него ответ, как бы умны ни были…
Ванзаров знал, куда его подталкивают, но лезть в расставленную ловушку не спешил.
— Исключительно не понимаю, о чем речь, — сказал он.
Трупп улыбнулся, как будто имел дело с несмышленышем.
— Разве вам не приходила мысль, что все это уже было?
— Такая мысль пришла еще древним грекам.
— А вам? Разве не ощущали ее как свою, имеющую лично к вам отношение?
— Господин Трупп, эту беседу следует продолжить в полицейском участке…
— Нет, вам не это интересно, — последовал ответ.
— Неужели? — спросил Ванзаров, замечая, что не испытывает к этому странному человеку и доли неприязни. Трупп хитрил, мудрил, но не раздражал. А как будто заставлял думать.
— Зависит, насколько вы готовы откинуть логику и поверить.
— Я не умею верить, — пожал плечами Ванзаров. — Это слишком дорого обходится.
— А вы попробуйте, — сказал Трупп.
Именно сейчас Ванзаров был не прочь попробовать нечто новое.
— Во что вы предлагаете поверить? — спросил он.
— Представьте огромный механизм, где вертятся миллиарды шестеренок, сцепленных между собой, — придерживая книги локтями, Трупп соединил в замок согнутые крючками пальцы. — Они крутятся бесконечно, их зубчики вертятся непрестанно.
— В полиции это верчение особо заметно, — усмехнулся Ванзаров.
— В чем их цель?
— Господин Трупп, это знают даже гимназисты…
— Гимназисты этого не знают, — отрицательно покачал головой серьезный Трупп.
— Считайте, что я один из них, — сказал Ванзаров.
Трупп вынул карманные часы, которые прятались в кармашке жилетки.
— Вот это считается временем, — сказал он, разглядывая циферблат. — Фокус, Родион Георгиевич, заключается в том, что время — это нечто другое.
— Что же это?
— Это вращение тех самых шестеренок. Без цели и смысла, которые мы способны осознать. Время — всего лишь вечное движение, которое всегда остается на месте. Механизм часов — карикатура на время…
— При чем тут убийства из вашей рукописи, господин Трупп? — перебил его Ванзаров.
— Вы хотели сказать: «повторяющиеся».
Ванзаров ничего не ответил. Слишком много позволяет себе этот господин. Вот только арестовать его пока не поднималась рука.
— Шестеренки надо смазывать, — продолжил Трупп, — Чтобы не сломались и не остановились, а великая поломка немного повременила. Шестеренки времени смазывают кровью.
— Чем?
— Вы прекрасно услышали, Родион Георгиевич. Есть события, которые настолько не зависят от вас, что, если вы в них попали, совершенно не важно, как вы в дальнейшем себя поведете.
— Что же так?
— Они снова и снова будут возникать там, в отдаленности, в движении. Будете вы сидеть смирно или расшибетесь в лепешку, в этом нет никакой разницы.
— Раз так, зачем мне это знать? — спросил Ванзаров.
— Вам известна ваша судьба?
— У вас за пазухой припасена колода цыганских карт?
Стопка книг легла на пол, Трупп сдвинул колени и положил на них руки. Пальцы его были в сухих морщинах.
— Механизму все равно, будет пойман убийца или нет. Все равно, какое движение, если оно идет по замкнутому кругу. Механизм боится одного: остановиться. Для этого его регулярно нужно смазывать и выметать мусор.
— Пока все это выглядит довольно нелепо и вульгарно с научной точки зрения, — сказал Ванзаров. — Не вижу никакой связи лично со мной, скромным винтиком механизма Департамента полиции.
Трупп опустил глаза.
— В Саксонии офицер Карл Ванзархофф… — тихо начал он, — искал того, кто вырезал из живых девушек сердца и пересаживал им сердца козы или коровы. Он предполагал, что этим занимается некий анатом Мантоцци, итальянец. Но были представлены исчерпывающие доказательства невиновности подозреваемого. В Вене, спустя век, обычный бюргер, господин Рутгер Ванзар, по собственному почину искал зверя, который выпускал из своих жертв кровь, наполняя их жилы кровью свиней и лошадей. Ванзар делал ставку на обычного цирюльника по имени Фучек, но доказательств не нашел. Полиция потребовала, чтобы он не смел вмешиваться в ее компетенцию.
— Желаете, чтобы я прекратил розыск? — прищурился Ванзаров.
— Я не могу этого желать.
— Тогда зачем вы все это мне рассказали?
— Вам знакомы эти фамилии?
Вопрос был не из легких. В детстве ему показывали карандашный рисунок крепкого господина с бакенбардами и рассказывали, что его это прапрадедушка Ванзар, который в начале XIX века перебрался в Россию, женился на русской барышне и переменил фамилию на русский манер. Когда Родион спрашивал, отчего дедушка уехал из Австрии, ему поясняли, что была какая-то запутанная история, которую его предок хотел забыть навсегда. О прочих фамилиях он ничего не слышал, но кто эти люди, догадаться не составило труда.
— Какое это имеет отношение к вашим шестеренкам? — наконец произнес Родион Георгиевич.
— Ванзаров, все повторится. Опять появится зверь, творящий немыслимые злодеяния. Опять появится тот, кто попытается его остановить. И вы знаете, кто это будет. Слепой выбор пал на вашу семью. С этим ничего не поделать. Потому что делать ничего не надо. Это всего лишь механизм, — Трупп протянул руку, как будто пытался поймать ускользающую бабочку. — Весь этот мир, такой яркий и настоящий, всего лишь химера, что прикрывает механизм…
Ванзаров хлопнул себя по колену, чем вызвал удивленный взгляд Труппа.
— Химера… — повторил он. — Химера Ликийская, как же я забыл. Стыдно, стыдно…
— Родион Георгиевич, не льстите себе.
— Рад бы, да не умею, господин Трупп. Мне убийцу поймать надобно.
— Нет-нет, вы мните себя легендарным героем Беллерофонтом, победителем чудовища Химеры.