Руковский отвернулся и промолчал.
— Благодарю, что не стали глупо врать… Итак, вы увидели ту, чьим искусством восхищались, а потом получили букетом по лицу. Увидели ее в плаще-накидке, с закрытым лицом. Но узнали сразу. Не так ли?
Ответа не последовало. Руковский уставился на скатерть. Сыровяткин не мог не восхищаться. И почему его никогда не учли подобным штучкам в проведении допроса?.. Хотя что толку учиться: допрашивать в Павловске все равно некого. Разве на супруге опробовать…
— Вы увидели Надиру Вольцеву, которая тут не появлялась никогда, — продолжил Ванзаров. — Усидеть на месте не смогли. И бросились за ней. Что было дальше?
— Я потерял ее из виду, — тихо ответил Руковский.
— Где потеряли?
— Почти сразу… Она ковыляла, но шла очень быстро. Мои ноги не справились. Она свернула на Гумолосаровскую улицу. Когда я добрел до угла, ее уже и след простыл. Еще подумал, что показалось…
— Что дальше?
— Вернулся к себе…
— С Душинцевым новостью поделились?
— Как же иначе… Он и предложил на нее порчу навести.
— А пострадал невинный кот, — сказал Ванзаров, дернув ус. — Готов буду поверить в вашу невиновность, господин Руковский, при одном условии…
— Не мучьте уже… — с трудом сдерживая эмоции, проговорил Руковский.
— В мыслях не было. Будьте добры отодвинуть этот роскошный занавес.
Руковский колебался, но недолго. Тяжело ковыляя, подошел к незаметному шелковому шнуру, свисавшему от потолка, и стал тянуть. Занавес очень театрально отъехал в сторону. Полиции предстало необычное зрелище.
Говорят, в маленьких городах люди порой сходят с ума так изысканно, что дадут фору любому столичному сумасшедшему. В этом случае было именно так. Занавес скрывал нишу с верстаком, заваленным режущими инструментами, распялками, нитками, сушащимися шкурками, банками со стеклянными глазами и всяческим мусором. А по бокам возвышались полки, уставленные чучелами птиц и мелких зверюшек. Тут были и сойки, и зайцы, и даже козленок. Среди чучел были расставлены фотографии. На всех — только одна балерина. В разных позах и театральных костюмах. Фотографии были достойного качества, явно выкупленные с негативов в дорогих фотоателье столицы. Только среди них не было ни одной целой. Лица балерины были порваны, порезаны или проткнуты иголками. Такое может натворить только большая безнадежная страсть.
— Ну и ну! — не сдержался Сыровяткин, что было слишком опрометчиво. За что сразу получил гневный взгляд.
— Ваше увлечение делает вам честь, — сказал Ванзаров. — У меня только один вопрос: в котором часу сегодня легли спать?
— Как отпустил господин полицмейстер, долго не мог заснуть, — глухо ответил Руковский.
— В окно посматривали?
— Наверное… Не помню…
— Не замечали, к кому побежала дочка господина Гейнца?
— Вот уж зверь! — неожиданно резко сказал Руковский. — Над ребенком измывается… Нет, не видел… Хотя что-то такое мелькнуло, но внимания не обратил.
— И последнее. У вас есть художественное чутье. Не припомните, как выглядел доктор Горжевский?
— Кто-кто? — спросил Руковский.
— Покойный муж вдовы Горжевской. Сможете описать?
— Э-м, ну такой незаметный, сам по себе… Да я и не видел его почти…
— Благодарю вас…
Ванзаров так резко встал и вышел из дома, что Сыровяткин еле поспел за ним.
— Ну как, Родион Георгиевич, с пользой? — спросил он.
— Во всем есть польза. Только ее надо увидеть.
Хотелось Сыровяткину верить, что Ванзаров не тот человек, который совершает ошибки. А если и совершит, то все равно вывернется. Так что надежды терять не стоит.
— Может, все-таки брандмейстер и есть тот, кого мы ищем?
— Рад бы, Константин Семенович, — сказал Ванзаров искренно, — да не тот.
— Вот так вот окончательно?
— И даже бесповоротно… Поторопимся, господин полицмейстер. Нас ждут.
Сыровяткин вспомнил, что у него в арестантской печалится смена пожарных. В суете наверняка им поесть не дали. А то и воды не принесли. Вот бедолаги…
— Так значит, к нам в полицию?
— Нет, нас ждет место куда более интересное…
63. Тихий уголок
Сыровяткин отказался от попыток угадать, что дальше предпримет Ванзаров. Куда проще отдаться течению и плыть за большим кораблем, куда вывезет. В этот раз течение вывезло на городское кладбище. Что они здесь забыли, Сыровяткин представить не мог. Однако покорно шел за флагманом, который уверенно следовал к выбранной цели.
Ванзаров остановился у надгробия Горжевского и стал что-то рассматривать. На вкус Сыровяткина, смотреть тут было не на что. Да и какая нелегкая могла вывести их отсюда, от места вечного покоя, к убийце невинной девушки? С кандидатурой брандмейстера Сыровяткин окончательно расстаться не мог, но об этом помалкивал.
— Он был здесь, — вдруг сказал Ванзаров.
Полицмейстер подумал, что уже и мысли его читают.
— О ком вы? — осторожно спросил он.
— Доктор Юнгер действительно приходил сюда.
Неужто следы приметил? Полицмейстер покосился на землю, но ничего, кроме пробивающейся травки, не заметил.
— Это как вы узнали?
— Букет, — Ванзаров указал на цветочки, лежащие на мраморной плите.
— Может, вдова?
— Мадам Горжевская разводит тут клумбу, вот ее горшочки повсюду.
— А это чей тогда будет, с лилиями? — Сыровяткин указал на повядшие растения с левой стороны памятника.
Пояснять, откуда они взялись, Ванзаров не стал, ограничился твердым уверением, что доктору лилии не принадлежат.
— Как же вы поняли? — не унимался полицейский, столкнувшись с очередной неразрешимой загадкой.
— Ну, это же очевидно, коллега! — заявил Ванзаров так убедительно, что поверг бедного Сыровяткина в окончательное смятение. Но и желание задавать дурацкие вопросы тоже отбил.
Сыровяткин был уверен, что теперь, когда факт пребывания Юнгера установлен окончательно, делать здесь нечего. Зачем так извилины напрягать, когда доктор наверняка уже ждет в полиции и сам все расскажет. Но Ванзаров медлил. Для чего-то ему потребовалось отодвинуть большой венок, который прикрывал дату начала жизни Горжевского.
— Константин Семенович, какая цифра здесь указана?
Ну, это уже слишком! Неужто думает, что полицмейстер так глуп, что не разберет римские цифры?
— Двадцать первое, десятого месяца, года одна тысяча восемьсот пятьдесят девятого…
— Чудесно. А здесь какая? — Сыровяткину указали на дату конца.
— Тридцатое, третьего месяца, года одна тысяча девятьсот первого… — ответил он покорно.
— Благодарю вас.
— Все правильно?
— Исключительно правильно, верно и разумно. Как и должно быть.
На языке Сыровяткина упрямо вертелся вопрос: «Зачем весь этот спектакль?», но задавать его вот так, в лоб, он не решился. Чутьем полицейского понял, что делать этого не стоит. Тем более Ванзаров уже направился к выходу. Шел он быстро и молча, пребывая в «мыслительных высях духа», как про себя назвал Сыровяткин. Возможно, он был не так уж далек от истины. Хотя истина такой скользкий предмет: кажется рядом, а вот поди ж ты, поймай ее. Ускользает.
64. Загадка для ума
Если у залетного гостя нет дачного гнезда, или знакомых, или, на худой конец, дальних родственников, найти ему развлечения в Павловске не так просто. По чести говоря, гостю деваться особо некуда. Ну прогуляется по дворцовому парку, ну осмотрит Пиль-Башню и Монмартр, заглянет в Гостиный двор, пройдется по дачным улочкам туда и обратно, осмотрит знаменитый концертный зал. Нагуляв аппетит, завернет в ресторан. После чего со спокойной душой может отправляться восвояси. То есть на вокзал.
Городовые Маляхин и Трухин, получив от полицмейстера приказ отыскать приезжего господина, описание которого было дано им весьма подробное, не сомневались, что справятся без особых хлопот. Мужчина приметный, одет солидно, не иголка в стоге сена. Тем более народу на улицах пока что мало, подобная фигура приметна издалека. Наверняка будет озираться по сторонам, как полагается всем чужакам.
Они поделили город. Трухину достался парк с окрестностями, Маляхину — западная часть с улочками и дачами. Договорившись, что встретятся в полиции, городовые разошлись в разные стороны. Каждому из них понадобилось не более полутора часов, чтобы обойти условленные части. А потому, по прошествии времени, оба вернулись почти одновременно. Порученное дело они исполнили с честью. И дожидались начальство со спокойной душой.
Ванзаров вошел так стремительно, что городовые замешкались и не сразу встали при его появлении.
— Где доктор? В кабинете ожидает? — бросил он на ходу, направляясь к прикрытой двери.
Городовые переглянулись. Не понравилось им начало, что-то дальше будет. А тут еще Сыровяткин объявился и стал кроить грозные выражения лица.
Только заглянув в кабинет полицмейстера, Ванзаров вернулся обратно.
— Хорошо искали? — спросил он.
— Как приказано было, вашьбродь, все обошли, — ответил Трухин.
— На вокзале спросили?
— Так точно, лично у дежурного выяснял, — доложил Маляхин. — Говорит, приезжал такой утренним поездом, обратно не отправлялся. Да и поезд через час будет.
— В ресторане были?
— Так точно, опросил официантов, — сказал Трухин. — Пусто у них пока что.
— Парк осмотрели? — строго спросил Сыровяткин.
— Так точно, господин полицмейстер… Не упустили, коли бы объявился…
— Извозчики что?
— Сюда к нам с вокзала его Васька Перцев привез, а более господина никто не брал.
— Константин Семенович, где еще у вас можно безнадзорно бродить? — спросил Ванзаров.
Сыровяткин не мог дать никакого вразумительного ответа.
— Может, подарки покупает… — предположил он не слишком уверенно.
— Никак нет, господин полицмейстер, — сказал Маляхин. — По Гостиному двору прошел, приказчиков спросил, они бы такого нового покупателя сразу приметили.
— Не иначе испарился, как призрак, — сказал Ванзаров, подходя к ящику телефонного аппарата.