Крепкие господа проводили ряженого городового подальше от публики. Он не оказывал сопротивления, хотя мог бы справиться с ними. Сыровяткин с Лебедевым следовали за ними. Его провели в небольшой холл, устроенный для отдыха публики. Там было пустынно. Двое похожих мужчин стояли на входе и не пропустили полицмейстера с криминалистом.
На диванчике у окна сидел Ратаев, с невозмутимым видом попивая чай из чашки.
— Маскировка не из лучших, — сказал он, окинув взглядом Ванзарова.
— Остановите ее…
— Кого, Родион Георгиевич?
— Министр все-таки приедет?
Ратаев отставил чашку на подоконник и сложил пальцы замком.
— Лучше бы вы свое дело довели до конца. А не лезли куда не следует. Вы очень меня разочаровали, Ванзаров.
— Хотя бы уведите ее из зала…
— Все будет хорошо, поверьте мне. О, слышите… Стало тихо. Сейчас начнется.
Оркестр затих, в зале угас шум. Величавой походкой на сцену вышел конферансье в отличном смокинге. Он приветствовал публику и просил простить за небольшую задержку, ожидался высокий гость, но, к сожалению, он не сможет прибыть. А праздничный концерт начинается!
Краем глаза Антонов заметил, как из соседнего ряда поднялась барышня в глухом темном платье, совсем не по сезону. Лицо ее было бледно и как-то не празднично. Управляющий знал ее, но не мог вспомнить фамилию. Не до того ему было. Барышня пошла по проходу между кресел. За ней незаметно последовала пара мужчин с мускулатурой, заметной под сюртуками. Она сама пришла к боковому холлу, где ее остановили.
Заметив ее, Ратаев отдал приказ пропустить. Барышня медленно подошла и остановилась шагах в трех от него.
— Что вы тут делаете? — спросил он строго.
— Я пришла для того, чтобы…
Она не договорила. Перед ней встал Ванзаров, закрывая Ратаева.
— Агния, все кончено, — сказал он. — Не надо. Вас обманули. Вас использовали…
— Уйдите… Уйдите, Ванзаров, это не ваше дело. Я не хочу вашей…
— Я полицейский. Занесите меня на свой счет…
Ратаев вскочил с диванчика и сдвинулся к окну.
— Что происходит?
— У вашего агента бомба, Леонид Александрович, — сказал Ванзаров, глядя в ее удивительные глаза.
— Какая бомба? Что за чушь?! У нее ничего нет!
— В этом фокус. Бомбы нет в руках… — Ванзаров пристально посмотрел на Ратаева. — Она обещала, что выдаст заговорщиков, которые готовят покушение на министра? Она выкупила карьеру сестры тем, что обещала стать вашим осведомителем и агентом?
— Молчать! — рявкнул Ратаев. — Взять!
К Агнии бросились, схватили ее за руки. Каждую в крепком захвате держал агент.
Она улыбнулась.
— Ванзаров, зачем вы влезли…
— Еще можно помочь, — сказал он.
— Слишком поздно… — тихо проговорила Агния. — Прости меня…
— Да уберите вы его! — снова крикнул Ратаев.
Ванзарова толкнули в плечи. Он сдержался, отошел в сторону.
Барышню держали так, что она не могла даже шевельнуться. Ратаев подошел к ней и внимательно осмотрел одежду.
— Обман дорого тебе обойдется, — сказал он. — Боевая группа — твоя выдумка?
Агния не ответила.
— В таком случае проверим вашу проницательность, Ванзаров…
В руке Ратаева появились финка, которую заведующий Особым отделом носил на всякий случай и умел использовать. Одним движением он распорол платье от ворота до самого пояса. И невольно отшатнулся.
Крепкие мужчины, тренированные и сильные, отвели глаза. Зрелище трудно было вынести даже сотруднику полиции.
Тело Агнии было изувечено. Через ее груди были насквозь продеты стальные кольца, на которых закреплены взрывные пакеты гроздьями. Чтобы они прилегали плотно, другая пара колец, продетая сквозь живот, держала их снизу. Взрыватель в тонкой стеклянной трубочке находился между ними: достаточно несильно ударить по нему кулаком. Взрыв будет чудовищный. Вокруг ран запеклись сгустки крови, потеки размазались по телу. Даже если вытащить кольца, Агнию уже не спасти. Ванзаров хотел закрыть глаза, но они не закрывались.
— Мои товарищи всегда боялись физических мучений, — сказала Агния. — Они были уверены, что не выдержат пыток. Бедняжка Алларт из-за этого не смогла убить Трепова. Степа Балмашев хоть и убил Сипягина, но смалодушничал, сам отдался в руки, стал просить для себя смертный приговор… Я тоже боялась, но преодолела себя… Теперь революционеры не станут бояться мучений… Они их не почувствуют! Мне не больно, и я ничего не боюсь. Ратаев, как я мечтала убить тебя… Губернаторы, министры — это все глупость. Убивать надо опасных врагов… И я решилась… По-другому до тебя не добраться…
Ратаев вполне овладел собой.
— Держать крепко! — приказал он. — Чтобы не шелохнулась.
Он обернулся к Ванзарову.
— Родион Георгиевич, вам здесь больше делать нечего. Прошу оставить нас. И не делайте глупостей.
Ванзаров почувствовал, как в его локоть вцепились чьи-то пальцы. Ему не было больно. Но Лебедев не отпустит. Больше ничего сделать нельзя. И оставаться нельзя. Он позволил себе еще раз взглянуть на Агнию. Она медленно закрыла глаза, медленно открыла. Так она прощалась с Ванзаровым. И хоть Ванзаров ничего не чувствовал, эта пытка была хуже раскаленного железа или иголок под ногти.
Он заставил себя уйти. Уже находясь у дверей, закрытых и все равно осаждаемых публикой, он услышал тихий хлопок. Лебедев крепко толкнул Ванзарова в спину, чтобы не смел останавливаться.
— Держите себя в руках, — строго приказал он. — И чтоб ни звука.
— Негодяи…
— Тихо… Не оборачиваться.
Они вышли на площадь. Ярко светило солнце, небо горело аквамарином, дамы, не попавшие на концерт, прогуливались под зонтиками. Оркестр пожарной команды рассаживался на раскладных стульчиках.
Сыровяткин шел им навстречу. Вид у полицмейстера был не боевой и не праздничный, а совершенно потерянный.
— Родион Георгиевич, что же теперь? Как…
— Теперь, Константин Семенович, мы с вами убийцу возьмем, — ответил Ванзаров, пошел сквозь гуляющую публику и ловил ее осуждающие взгляды. И ничего не чувствовал.
79. В горниле
Городовым было приказано окружить дом по периметру. Лебедев остался в резерве. Сыровяткин наотрез отказался отпускать Ванзарова одного. Они пошли вместе.
Окна дома были плотно закрыты, занавески задернуты. Что происходит внутри, не разобрать.
Ванзаров резко втянул носом воздух.
— Ничего не чувствую… Но вроде как тянет дымом?
Полицмейстер принюхался.
— Вроде бы есть немного.
— Тогда поторопимся, — произнес Ванзаров, отметив, что нос вновь верно служит ему.
Они поднялись по ступенькам крыльца, Сыровяткин решительно постучал и потребовал открыть полиции. Из-за двери доносился какой-то едва уловимый звук. Но и только.
— Что делать?
— Заходим без спросу, — сказал Ванзаров. — У вас же двери не принято запирать, как я помню.
Сыровяткин резко распахнул дверь. Ударил вихрь. Полицмейстера сшибло с ног, он покатился по ступенькам. Ванзаров не чувствовал жара, но чисто механически прикрылся локтем. И заглянул.
Внутри дома по стенам бушевал пожар… Огонь, плотно закупоренный, ждал свежего воздуха, чтобы разойтись в полную силу. Огненные вихри закружились по потолку. Вызывать пожарную команду, занятую развлечением гостей, было бесполезно. Пока приедут, от дома останутся головешки. От распахнутой двери жарило, как от паровозной топки. Огонь выл голодным зверем. Схватилась огнем и затрещала мебель.
Полицмейстер поднялся по ступенькам, закрывая лицо.
— Опоздали! — констатировал он, стараясь перекричать шум пожара.
— Смотрите!
На полу, на середине комнаты, ничком лежало тело, спиной к двери. Черное вдовье платье было трудно не узнать.
— Бедная Горжевская! — закричал Сыровяткин и отпрянул от горячего ветра.
— Оставайтесь здесь!
Ванзаров шагнул вперед. Иногда ничего не чувствовать бывает полезно. Он только глаза закрыл. На таком жаре они лопнут, засохнут — и не заметишь. Слепой сыщик никому не нужен.
Он сделал несколько шагов к телу, чувствуя, как гнется пол, схваченный огнем. Чтобы не потерять направление, Ванзаров на мгновение открывал веки и смотрел в узкую щелочку. Не ощущая жжения, он понимал, в каком пекле находится. Организм сопротивлялся и боролся за жизнь. В мозгу билась мысль: «Назад! Спасайся!»
Оставалось пройти довольно много.
— Беги!!!
Отчаянный вопль полицмейстера долетел до него. Было в нем столько неподдельного страха, что Ванзаров не выдержал. Есть то, что выше человеческих сил. Даже если твоя кожа и нервы ничего не чувствуют. Он развернулся и бросился к выходу. Когда выскочил на крыльцо, рухнула крыша, взметнув сноп искр. Теперь пламя бушевало свободно.
Сыровяткин вытащил Ванзарова на улицу и принялся лупить по щекам.
— Прошу простить… — приговаривал он, хлопая ладонями, — у вас усы горят.
Ванзаров не чувствовал. Оказалось, что спина его, ноги и бока тоже дымятся. Полицмейстер быстро с этим справился, используя фуражку и забивая тлеющую материю руками.
Лебедев, который наблюдал за всем издалека, подошел неторопливо, поставил драгоценный саквояж в пыль и раскурил сигарку.
— Ну, друг мой, поздравляю, — сказал он, пыхнув в сторону догоравшего дома. — Сегодня вы превзошли самого себя.
— Благодарю, Аполлон Григорьевич, — произнес Ванзаров, как пыль стряхивая с себя дымки. Форма была уничтожена. Городовому придется выписывать новую.
— Я, конечно, предполагал, что психологика не доведет до добра, — продолжил Лебедев, — но чтоб достичь таких высот глупости! Это большой прогресс. Лечь в могилу, испробовать на себе действие неизвестного вещества, а потом полезть в пекло — это надо уметь.
— Да, конечно, благодарю…
— А вид? Усы сжег, весь в дырках, как кот драный. Экий вы, прожженный…
Городовые собирались вокруг. И посматривали на чиновника сыска, как будто ждали от него чуда. Ванзаров изучал голубое небо, ни на кого не обращая внимания.