— Прошу вас, берите, что угодно.
Как только они уселись, Элис высказала вопрос, давно вертевшийся в голове. Тем более что старик почти не ел, только выпил немного вина.
— А Элэйс не пыталась вернуть те книги, которые у нее украли муж и сестра?
— Ариф вознамерился собрать трилогию вместе, как только над землями Ока нависла угроза войны, — ответил Одрик. — Но благодаря стараниям Орианы за голову Элэйс была назначена награда, поэтому она не могла свободно передвигаться. Если иногда и спускалась в долину, то всегда переодетой. Ей нечего было и думать пробраться на север. Вот Сажье несколько раз пробовал проникнуть в Шартр. Но ни одна попытка не удалась.
— Ради Элэйс?
— Отчасти, но больше ради своей бабушки, Эсклармонды. Из-за нее он чувствовал себя связанным с Noublesso de los Seres — так же как Элэйс из-за отца.
— Что сталось с Эсклармондой?
— Многие Bons Homes переселились на север Италии. Эсклармонда была слишком слаба для такого дальнего пути. Гастон с братом увезли ее в маленькую наваррскую деревушку, и там она жила до самой смерти — не так уж много лет. Сажье всегда навещал ее, если выпадала возможность. — Бальярд помолчал. — Элэйс очень горевала, что они так больше и не увиделись.
— А что с Орианой? — спросила Элис немного погодя. — О ней Элэйс что-нибудь знала?
— Вести доходили очень редко. Самой интересной была новость о строительстве лабиринта в кафедральном соборе Нотр-Дам в Шартре. Никто не знал, чьей волей он выстроен и что должен означать. Отчасти потому Эвре с Орианой обосновались там, вместо того чтобы вернуться в его северные владения.
— Да и сами книги были изготовлены в Шартре…
— А на самом деле он был сооружен, чтобы отвлечь внимание от пещеры лабиринта на юге.
— Я его вчера видела, — сказала Элис.
«Неужели это было только вчера?»
— …И ничего не почувствовала. То есть он очень красивый, впечатляющий — и только.
Одрик кивнул.
— Ориана добилась, чего хотела. Гай д'Эвре увез ее на север и сделал своей женой. Она расплатилась, передав ему «Книгу Бальзамов» и «Книгу Чисел», и обещала продолжить поиски «Книги Слов».
— Женой? — нахмурилась Элис. — Но ведь…
— Жеан Конгост? Он был хороший человек. Педант, ревнивый и скучноватый, но он был верным слугой. Его убил Франсуа по приказу Орианы. — Бальярд замолчал на минуту, прежде чем продолжить: — Франсуа заслужил смерть. Он плохо кончил, но лучшего не заслужил.
Элис покачала головой.
— Я вообще-то думала о Гильоме.
— Он остался в Миди.
— Разве Ориана не подавала ему надежды?
— Он неустанно пытался изгнать с юга захватчиков. Через несколько лет он собрал в горах множество сторонников. Сперва предложил свой меч Пьеру Роже де Мирпуа. Впоследствии, когда виконт Тренкавель пытался вернуть земли, отнятые у его отца, Гильом сражался за него.
— Он переметнулся на другую сторону? — поразилась Элис.
— Нет, он… — Бальярд вздохнул. — Нет. Нет, Гильом дю Мас никогда не изменял Тренкавелю. Он был дураком, бесспорно, но не предателем. Ориана использовала его. Перед падением Каркассоны его захватили в плен вместе с виконтом Тренкавелем. Но ему удалось бежать. — Одрик глубоко вздохнул и с явным усилием заключил: — Он не был предателем.
— Но Элэйс считала его подлецом, — тихо проговорила Элис.
— Он сам разрушил свое счастье.
— Да, понимаю, и все же… жить с таким раскаянием, зная, что Элэйс считает его не лучше…
— Гильом не заслужил сочувствия, — резко перебил Бальярд. — Он изменил Элэйс, нарушил брачный обет, унизил ее. И несмотря на все, она… — Он осекся. — Простите. Не всегда легко сохранять объективность.
«Отчего это так волнует его?»
— Он никогда не пытался увидеться с Элэйс?
— Он ее любил, — просто сказал Одрик. — И боялся навести французов на ее след.
— И она тоже не пыталась?
Одрик покачал головой:
— А как бы вы поступили на ее месте?
Элис задумалась:
— Не знаю. Если она его любила, несмотря на все, что он сделал…
— Вести о подвигах Гильома время от времени доходили и в деревушку. Элэйс молчала, но втайне гордилась им.
Элис заерзала на стуле. Одрик заметил ее нетерпение и заговорил быстрее.
— Пять лет после возвращения Сажье держался неустойчивый мир. Они с Арифом и Элэйс жили хорошо. В горы переселились и другие беглецы из Каркассоны. В их деревне жила бывшая служанка Элэйс, Риксенда. Жизнь была простой, но хорошей… — Одрик помолчал.
— В 1226 году все рухнуло. На французский престол взошел новый король. Святой Людовик был яростным защитником святой веры. Он не мог спокойно видеть живых еретиков. А в Миди, несмотря на многолетние преследования и гонения, церковь катаров по-прежнему соперничала с католической в могуществе и влиянии. Пять катарских епископов: в Тулузе, Альби, Каркассоне, Агене и Разесе — многими почитались более, чем католические пастыри.
Поначалу все это не коснулось Сажье и Элэйс. Они жили как прежде. Зимой Сажье уехал в Испанию, чтобы собрать деньги и оружие для сопротивления. Элэйс осталась. Она была опытной наездницей, хорошо владела мечом и луком и отважно взяла на себя долг связной между вождями сопротивления в Арьеже и в ущельях гор Сабарте. Она проводила Совершенных в убежища, доставляла еду и припасы, разносила вести о том, где молено получить помощь. Совершенные большей частью бывали странствующими проповедниками и кормились своим трудом. Чесали шерсть, пекли хлеб, пряли. Они путешествовали по двое: более опытный наставник с молодым учеником. Обычно двое мужчин, конечно, но бывали и женщины.
Элис улыбнулась.
— Такие же как Эсклармонда, когда-то учившая Элэйс в Каркассоне.
— Отлучения, индульгенции для крестоносцев, новые кампании по искоренению ереси — все могло бы тянуться еще долго, если бы не новый папа. Папа Гонориус III. Он не желал ждать. В 1233 году он взял святую инквизицию под свой непосредственный контроль. Ее назначением было уничтожать еретиков повсюду и любыми средствами. Своими агентами он избрал доминиканцев, «черных братьев».
— Я думала, инквизиция возникла в Испании. Чаще всего упоминается в этом контексте…
— Распространенное заблуждение, — возразил Бальярд. — Нет, инквизиция была учреждена для борьбы с катарами. Начался террор. Инквизиторы разъезжали по городам, обвиняя, отлучая, вынося приговоры. Повсюду у них были соглядатаи. Выкапывали даже трупы, похороненные в освященной земле, чтобы сжечь на кострах, как еретиков. Пользуясь признаниями и полупризнаниями, инквизиторы выслеживали катаров в деревнях, селениях, городах. Земли Ока захлестнула война убийств, совершаемых под личиной правосудия. Добрых, честных людей приговаривали к смерти. В каждом крупном городе, от Тулузы до Каркассоны, был суд инквизиции. Осудив свою жертву, инквизиторы передавали ее в руки светской власти для заключения в тюрьму, наказания кнутом или сожжения. Их руки были чисты. Оправдывали немногих. И даже те, кого освобождали, должны были носить на одежде желтый крест — клеймо еретика.
В памяти Элис мелькнула картина: бегство по лесу от охотников. Падение. И клочок материи, осенним листом плывущий в воздухе рядом с ней.
«Приснилось?»
Заглянув в лицо Одрику, Элис увидела в нем такое отчаяние, что у нее перевернулось сердце.
— В мае 1234 года инквизиция появилась в Лиму. К несчастью, в то самое время, когда Элэйс с Риксендой приехали туда. В общей сумятице — быть может, их, женщин, путешествующих вдвоем, приняли за катарских священниц — их схватили и отправили в Тулузу.
«Этого я и боялась…»
Они не назвали своих настоящих имен, и потому Сажье услышал об этом только несколько дней спустя. Он помчался туда, не думая о собственной безопасности. Но ему не повезло. Заседания суда инквизиции обычно проводились в соборе Сен-Сернен, и он надеялся найти ее там. Однако Элэйс с Риксендой отправили в монастырь Сен-Этьен.
Элэйс задохнулась, вспомнив черных монахов, увлекающих прочь призрачную женщину.
— Я была там… — сумела выговорить она.
— Их содержали в ужасных условиях. Грязь, издевательства, унижения. Пленниц держали в темноте, в холодных камерах, и только крики других заключенных помогали отличить день от ночи. Многие умерли, не дождавшись суда.
Элис пыталась заговорить, но у нее пересохло в горле.
— Она… — Голос сорвался.
— Дух человека способен перенести многое, но, однажды сломленный, он распадается в прах. Вот что делали инквизиторы. Они ломали наши души так же верно, как палачи ломали кости, и мы уже не помнили, кем были…
— Расскажите, — коротко попросила Элис.
— Сажье опоздал, — ровным голосом проговорил он, — Но Гильом успел вовремя. Он узнал, что для допроса доставили знахарку из гор, и угадал, что это Элэйс, хотя ее имени не было в списках. Он подкупил охрану — подкупил или запугал, не знаю, — и его пропустили к ней. Он нашел Элэйс. Их с Риксендой держали отдельно от других, и потому он сумел вывести ее из Сен-Этьена, а потом и из Тулузы, прежде чем побег был замечен.
— Но…
— Элэйс была уверена, что ее схватили по приказу Орианы. Так или иначе, за время заключения ее ни разу не допрашивали.
Глаза Элис наполнились слезами.
— Он проводил ее за горы? — спросила она, поспешно вытирая лицо кулаком. — Она вернулась домой?
Бальярд кивнул.
— Вернулась. В августе, как раз перед Успением. Риксенда была с ней.
— А Гильом? — вырвалось у Элис.
— Гильома не было. И они больше не встречались, пока… — Он замолчал, и Элис скорее почувствовала, чем услышала его вздох. — Через шесть месяцев у нее родилась дочь. Элэйс назвала ее Бертраной, в память отца, Бертрана Пеллетье.
Слова Одрика, казалось, повисли в воздухе между ними.
«Еще один кусок головоломки…»
— Гильом и Элэйс, — прошептала она.
В памяти стоял лист с фамильным древом, развернутый на полу в комнатке Грейс. Имя «Элэйс Пеллетье дю Мас (1193–?)», обведенное красными чернилами. Тогда ей не удалось прочитать имени, стоявшего рядом, — только имя Сажье, вписанное зелеными чернилами внизу и чуть в стороне.