— Элэйс и Гильом, — повторила она вслух.
«Прямая линия потомков от них ко мне…»
Элис отчаянно хотелось узнать, что произошло за те три месяца, когда Элэйс с Гильомом были вместе. Почему они снова расстались? И еще ей хотелось знать, почему символ лабиринта вставлен рядом с именами Элэйс и Сажье.
«И рядом с моим».
Она подняла взгляд, сдерживая подступившее волнение. И неминуемо разразилась бы чередой вопросов, если бы ее не остановило лицо Одрика. Элис чутьем поняла, что не надо больше говорить о Гильоме.
— Что было дальше? — тихо спросила она. — Элэйс с дочерью остались в Лос Серес, с Арифом и Сажье?
По его лицу скользнула улыбка, и Элис поняла: он благодарен ей за то, что она сменила тему.
— Чудесная была малышка, — сказал он. — Добрая, красивая, вечно смеялась или напевала. Ее все обожали, и особенно Ариф. Бертрана часами сидела с ним, слушала рассказы о Святой земле и о дедушке, Бертране Пеллетье. Когда подросла, бегала по его поручениям. Ей было шесть лет, когда Ариф научил ее играть в шахматы.
Одрик умолк. Лицо его снова помрачнело.
— Но тем временем черная рука инквизиции протягивалась все дальше. Подчинив равнинные земли, крестоносцы обратились наконец к непокорным твердыням Сабарте и Пиренеев. Сын Тренкавеля, Раймон, в 1240 году вернулся из изгнания с отрядом шевалье. К нему присоединилась почти вся знать Корбьер. Он без труда отбил большую часть городов между Лиму и Монтань Нуар. Вся страна взялась за оружие: Сайссак, Азиль, Лаура, крепости Кверибуса, Пейрепертрузы, Агвилара. Но взять Каркассону ему не удалось. После месяца сражений, в октябре, Раймон отступил к Монреалю. Никто не пришел ему на помощь, и в конце концов, он должен был отойти в Арагон.
Одрик помолчал.
— Немедленно начался террор. Монреаль, и Монтолье тоже, сровняли с землей. Лиму и Алет сдались. Элэйс, как любому из нас, было ясно, что народу придется расплачиваться за неудачу восстания.
Он вдруг прервал себя и поднял глаза.
— Вы не бывали в Монсегюре, maidomasela Элис?
Она покачала головой.
— Это необыкновенное место. Может быть, святое. Даже теперь дух его сохранился. Крепость, врезанная в склон горы, Господень храм в небесах.
— Гора-убежище, — непроизвольно повторила Элис и покраснела, сообразив, что цитирует Бальярду слова из его же книги.
— За много лет до того, в самом начале Крестового похода, главы катарских церквей обратились к сеньеру Монсегюра, Раймону де Перелье, с просьбой восстановить полуразрушенный кастеллум и усилить укрепления. В 1243 году гарнизоном его командовал Пьер Роже де Мирпуа, в доме которого обучался Сажье. Элэйс боялась за Бертрану и Арифа и не хотела больше оставаться в Лос Серес. И тогда Сажье помог им с другими беглецами пробраться в Монсегюр.
Одрик кивнул:
— Да, но в пути их заметили. Может, им следовало разделиться. Имя Элэйс было теперь и в реестре инквизиции.
— Элэйс принадлежала к катарам? — спросила вдруг Элис, сообразив, что до сих пор не получила ответа на этот вопрос.
Он ответил не сразу.
— Катары верили, что мир, который мы видим, слышим, ощущаем и обоняем, создан дьяволом. Они верили, что дьявол обманом выманил чистые души из Божьего царства и заключил их в одежды плоти здесь, на Земле. Верили, что, если достойно прожить земную жизнь и «хорошо умереть», души их смогут освободиться из плена и в небесной славе вернуться к Богу. А если нет, то на четвертый день душа перевоплощается на Земле, чтобы начать новый круг.
Элис вспомнила слова в библии Грейс:
«Что рождено от плоти, есть плоть, и что рождено от Духа, есть дух».
Одрик кивнул.
— Вы должны понять: люди любили Bons Homes. Они не наживались на совершении брачных обрядов, крещении и заупокойных службах. Они не взимали подати и не требовали десятины. Рассказывали, как один Совершенный увидел в поле крестьянина, стоящего на коленях. «Что ты делаешь?» — спросил он. «Благодарю Бога за хороший урожай». Совершенный с улыбкой поднял крестьянина на ноги: «Благодари не Бога, а самого себя. Ведь это твоими руками вспахана по весне земля, и ты заботился о посевах». — Одрик взглянул в лицо Элис. — Вы понимаете?
— Кажется, да, — неуверенно сказала она. — Они считали, что личность сама распоряжается своей жизнью.
— В пределах и рамках времени и места, где мы родились, — да.
— Но Элэйс придерживалась этого образа мыслей или нет?
— Элэйс была такой же, как они. Помогала людям, больше заботилась о других, чем о себе. Поступала так, как считала верным, даже вопреки обычаям и традициям. — Он улыбнулся. — И, так же как они, не верила в Страшный суд. Она считала, что зло, которое мы видим вокруг, не может быть делом Господа, но… в конечном счете, нет. Она не исповедовала веру катаров. Она верила в мир, который можно видеть и осязать.
— А Сажье?
Одрик уклонился от прямого ответа.
— Сейчас все используют термин «катары», но верующие во времена Элэйс называли себя «Bons Homes». А латинские документы на латыни именуют их «albigenses» или «heretici».
— Откуда же пошло название «катары»?
— А, знаете, нельзя позволять победителям писать за нас нашу историю, — усмехнулся Бальярд, словно вспоминая какую-то старую шутку. — Это название мы… Существуют, знаете ли, разные объяснения. В том числе, что «catar» по-окситански — «cathare» по-французски — происходит от греческого «katharos» — чистые. Кто знает?
Элис нахмурила брови, пытаясь уловить скрытый смысл, но так и не поняла намека.
— Ну ладно, а сама религия? Она откуда происходит? Не из Франции?
— Истоки европейского катарства лежат в учении богомилов — дуалистической религии, процветавшей в Болгарии, Македонии и Далмации за век до того. Богомилы в родстве с более древними религиями — персидским зороастризмом и манихейством. Те тоже допускали перевоплощение душ.
В голове у Элис потихоньку связывались прежние знания с тем, что она услышала от Одрика, и начали возникать новые идеи.
«Потерпи, и все проявится само».
— В библиотеке Лиона, — продолжал он, — хранится рукописная копия катарского текста евангелия от Иоанна — один из немногих документов, избежавших уничтожения инквизиторами. Он написан на langue d'Oc, владение которым в те времена считалось преступным и наказуемым деянием. Из всех священных текстов Bons Homes евангелие от Иоанна было самым важным. В нем особое ударение делается на персональном, индивидуальном просветлении посредством «гнозиса» — знания. Bons Homes отказывались поклоняться идолам, крестам и алтарям, вырезанным из камня и дерева — низкие творения дьявола, но слово Божие они глубоко чтили.
«В начале было Слово, и Слово было у Бога, и Слово было Бог».
— Перевоплощение, — повторила она, размышляя вслух. — Как это примирить с каноническим христианством?
— В христианском завете главным считается дар вечной жизни для верующих в Христа и возрождение во мгле которого он претерпел муки на кресте. Перевоплощение — тоже одна из форм вечной жизни.
«Лабиринт. Путь к вечной жизни».
Одрик встал и прошел к открытому окну. Элис смотрела в его тонкую прямую спину и ощущала в нем решимость, которой не было прежде.
— Скажите, maidomasela Таннер, — заговорил он, оборачиваясь к ней, — вы верите в судьбу? В дороги, которые мы выбираем, чтобы стать теми, кто мы есть?
— Я… — начала она и остановилась.
Она уже не была так уверена в своих мыслях. Здесь, среди живущих в вечности гор, высоко над облаками, будничные слова и привычные ценности теряли смысл.
— Я верю своим снам, — сказала она.
— Вы верите, что можно изменить свою судьбу? — настойчиво повторил Одрик.
Элис невольно кивнула.
— Иначе, какой смысл? Если мы просто идем по уготованной нам дороге, тогда мы сами — наша любовь, горе, радость, учение, любые перемены — ничто.
— И вы не стали бы мешать другому сделать свой выбор?
— Смотря по обстоятельствам, — медленно проговорила она, внезапно встревожившись. — А что?
— Я прошу вас запомнить этот разговор, — мягко сказал он. — Только и всего. Когда придет время, я попрошу вас вспомнить. Si es atal es atal.
Его слова что-то затронули в ней. Элис была уверена: она их уже слышала. Тряхнула головой, но память не возвращалась.
— Что будет, то будет, — тихо повторил он.
ГЛАВА 70
— Месье Бальярд, я…
Одрик: вскинул ладонь.
— Benleu, — сказал он, садясь к столу и подхватывая нити рассказа, словно и не прерывал его, — обещаю, я расскажу все, что вам нужно знать.
Элис открыла рот — и закрыла снова.
— Цитадель была переполнена, — заговорил он, — и все-таки то было счастливое время. Элэйс здесь ничего не боялась. Бертрана, которой скоро должно было исполниться десять, сдружилась с ребятишками, жившими в крепости и в окрестных селениях. И Ариф, состарившийся и одряхлевший, был доволен: у него была Бертрана, чтобы ею любоваться, и множество Совершенных, с которыми можно было поспорить о природе мира и божества. Сажье почти все время проводил с ней. Элэйс была счастлива.
Элис прикрыла глаза, впуская в себя ожившее прошлое.
— То было хорошее время, и оно могло бы продолжаться долго, если бы не несчастье, вызванное безрассудной мстительностью. Двадцать восьмого мая 1242 году Пьеру Роже сообщили, что в городке Авиньонет появились четверо инквизиторов. Значит, новые верующие и Совершенные будут схвачены и отправлены на костер. Он решил действовать. Вопреки советам своих подчиненных, в том числе и Сажье, он вывел из гарнизона Монсегюра восемьдесят пять рыцарей. По дороге к ним присоединились многие другие.
Пятьдесят миль до Авиньонета они преодолели за один день. Инквизитор Гильом Арно и трое его соратников уже легли, когда кто-то в доме отпер дверь и впустил пришедших. Двери спален взломали, инквизиторов вместе с охраной изрубили. Семеро шевалье спорили потом, доказывая, каждый, что именно он нанес первый удар. Говорят, Гильом Арно умер с молитвой «Те Deum» на устах. Несомненно одно — протоколы инквизиции унесли прочь и уничтожили.