Такие узкие улочки-тоннели являлись отличительной особенностью окраин. Дома здесь стояли настолько плотно, что срослись стенами и крышами, а вверху — балконами. Городские власти еще в прошлом столетии установили порядок перемещения по ним: если одна улочка-тунель вела к центру, то соседние — к окраине. Однако мысль в правильном ли направлении движения следует карета Кай выкинул почти сразу. Какая разница? Вряд ли в это время кого-то занесет сюда.
Пронесшаяся в опасной близости вывеска «Пышки ради куража», наконец-то позволила сориентироваться. Улочка находилась в противоположной от гостиницы части города. Кай это местечко и запомнил-то лишь потому, что Корва все уши коллегам о нем прожужжала и всякий раз тащила их именно в эту кофейню. Выпечка здесь действительно была вкусной.
«То ли извозчик заплутал, заснув. Такая вероятность, все-таки существовала, — подумал Кай. — То ли он находился-таки в сговоре с теми, кто решил схватить меня или убить. Хотя… скорее первое. Если бы требовалось именно убийство, расстреляли магическими шарами — и дело с концом».
Так или иначе, а вскоре улочка должна была влиться в окраинную окружную.
«Вряд ли пара справится с резким поворотом, — со спокойствием, изрядно удивившим его самого, подумал Кай. — Карета перевернется, это уж к предсказателю не ходи. Тем более, эти предсказатели вечно лгут: судьбы не существует. Зато пустырь есть».
Пустырь тянулся по внешней стороне окружной. Город рассчитывал еще подрасти, но пока овраги и холмы с редкими рощицами властвовали всецело. Спрятаться там было всяко проще, чем в лабиринтах улиц чужого города. Кроме этого, у Кая оставался шанс все же докричаться до своей силы, а возможно и напасть на преследователей самому.
Размышляя над тем, как бы так выпрыгнуть, чтобы не попасться на глаза ублюдкам, Кай и вынесся на свободу под ночным небом, оставив позади каменную «кишку».
Глава 5
Карета резко накренилась и завалилась на бок. Лошади протащили ее с десяток шагов и встали, тяжело дыша и роняя под ноги пену. Командир отряда выцелил взглядом одного из бойцов — кого не жаль было и потерять в случае чего — сделал знак проверить. По идее, некромант должен быть дезориентирован, только кто ж знает этих некромантов?..
Боец двинулся к карете, даже не пригнувшись: всегда был излишне самоуверен. Оружие тоже вынимать не стал, прежде чем заглянуть внутрь обернулся. Странно, что рукой не помахал.
Командир зашипел сквозь зубы: этот кретин выдал его местонахождение!
В следующий миг боец отпрянул от кареты и, рухнув навзничь, принялся кататься по дороге, истошно вопя. Это было последним, что увидел командир, поскольку и его ослепило белой вспышкой, резанувшей не только по глазам, но, казалось, по всему телу. Заорали другие бойцы, значит, удар был нанесен не точечно, а по площади в несколько шагов. Странно, что еще не проснулись обитатели ближайших домов и не вызвали ночную стражу. Впрочем, может и вызвали: в общем крике, ругани и хрипах не вышло бы расслышать звон колокольчиков приближавшихся охранных экипажей.
Сколько продолжалось насланное безумие, командир не мог бы ответить. Вряд ли долго, поскольку, когда он, мокрый от пота и слез, обмочивший штаны, кое-как пришел в себя, ночные стражи по-прежнему отсутствовали.
С трудом разлепив веки, командир огляделся. Бойцы — все десять — валялись то там, то здесь в разнообразных позах, не особенно приличествующих моменту и благородному делу наемничества. Пусть кто-то при упоминании рядом наемничества и благородства кривил нос, командир был уверен, что все профессии, связанные с оружием, стоят выше пошлого мещанского ремесленничества или услужливости, всяко мужественнее искусства и чище политики.
К слову, поморщиться очень даже хотелось: кто-то не сдержал содержимое желудка.
— Вот же… паскуда, — к командиру подполз Энтраг: старый, проверенный не единожды боец. Радовало, что оправился он раньше прочих. Хотя… чему тут радоваться?.. — Чем это он нас приложил?
— «Последним доводом», — командир приподнялся на четвереньки, сплюнул отвратительную вязкую слюну с металлическим привкусом, порадовался, что не откусил себе язык, и встал на подгибающиеся ноги. — Сильное заклятие, позволяющее «поставить под седло» любую мелкую нечисть или даже просто темные эманации в радиусе до пяти сотен шагов. А тут… — командир махнул рукой в сторону чахлой рощицы, занявшей дно оврага, — давно, но продолжительное время закапывала покойничков банда Керста Кровавого. Самого Керста, к слову, тоже здесь прикопали с парой заступившихся за него подельников. Прикинь, сколько там всякого потустороннего злобного дерьма. И всю ее некромантская падаль спустил на нас!
— Странно, что все ума не лишились, — процедил Энтраг, тихо выругавшись.
— Радует лишь то, что ублюдку и самому несладко пришлось, — командир пошарил по поясу. С флягой, к счастью, ничего плохого не случилось, а крепкое пойло, изготовленное по секретному рецепту аж на пяти травах, не превратилось в кошачью мочу. После десятого глотка в голове прояснилось, в виски перестали бухать невидимые молоты. Командир довольно крякнул и протянул флягу Энтрагу. — «Последний довод» бьет по всем живым, включая и самих некромантов, а сбежать мы этой паскуде не дали.
— Да я его сейчас голыми руками на куски рвать буду! — прорычал Энтраг, тоже не преминул приложиться к пойлу, и нашел силы подняться, а затем поковылял к карете с такой прытью, какой командир от него не ожидал.
— Не убивать! — рявкнул он бойцу в спину. И подумал, что покуражиться за все доставленные неудобства лишним не будет.
Однако в карете некроманта не нашлось, и куда, а главное, когда он успел выпрыгнуть, понять пока не выходило. Энтраг рухнул на колени и молотил кулачищами по дороге. Останься на его голове волосы, наверное, рвал бы со злости. Первый, подошедший к карете боец, лежал на боку, безумно улыбаясь, пускал слюни и сопли, то начиная скулить, то напевать похабную песенку о распутной Жо-жо-фе, любящей всех без разбору. Командиру он никогда не нравился, а сейчас при взгляде на сошедшего с ума бугая становилось противно.
— Кажется, Энтраг совсем головой отплыл, — заметил долговязый Ракхар. Он и еще пятеро, кое-как пришедших в себя, сидели на обочине и молча взирали на развернувшееся у кареты действо.
— Энтраг выплывет, — сказал его полная противоположность Жихарь: молодой рыжий здоровяк с копнами вьющихся волос на голове и бороде. — А Кларз под Керстом ходил, еле ноги унес, когда того порешили. К нему у всякого рода нечисти долгов скопилось… вот и валяется в моче и дерьме теперь.
— Разговорчики, — проворчал командир, взглянул на небо, на светлеющую полосу виднокрая и приказал: — Все, кто в состоянии, — ВСТАТЬ!
Поднялись Ракхар, Жихарь и еще трое. Закончив избиение дороги, Энтраг опорожнил на нее содержимое желудка и тоже встал. Глядя на него, командир покачал головой.
— Нет, дружище. Ты займись эвакуацией пострадавших. Не дело своих бросать, даже если никто из стражников сюда не доедет.
— Ты просто боишься, что я забью ублюдка до смерти.
Командир фыркнул и проговорил:
— Не без этого.
— А мы теперь куда? — спросил Ракхар.
Командир порылся в карманах, достал печатку с сияющим в темноте синим крестом — один из лучей светил ярче остальных — и, посмотрев в сторону проклятой рощи, процедил:
— В погоню. «Последний довод» выжимает досуха, серьезных артефактов при некроманте нет, иначе использовал бы раньше, а численное преимущество все еще за нами.
Некроманты, как правило, и сами, без потусторонних помощников и заклятий, были бойцами хоть куда. Одним из основных их преимуществ являлось бесстрашие. Плевать темные хотели на собственную смерть и действовали с таким напором, что отступали очень многие противники. Однако противоречить командиру, разумеется, не стали. Разве могли столь умелые и опытные наемники спасовать перед одиноким человеком? Подобное попросту невозможно.
Уже порядочно отдалившись от окружной, командир расслышал звонки и гудки экипажей ночной стражи и поторопил остаток отряда. Оставалось надеяться, Энтраг успеет. Командир терпеть не мог терять бойцов. И пусть наниматели обещали в случае чего выкрасть тех хоть из зала суда, командир им не слишком верил. Да и сами наниматели ему не нравились тоже. И приблуды их магические — особенно.
Командир уж неоднократно пожалел, что вообще ввязался в это дело. Оно почему-то напоминало виденное на границе одной дождливой ночью, когда он, еще зеленый юнец, стал свидетелем расстрела имперцами кареты с высокородной беглянкой. По карете били то ли такие же наемники, то ли низшие маги ордена света господнего, и свое отношение к ним командир пронес через всю жизнь: мрази и ублюдки, верно некромант их тогда проклял.
Ночь сегодняшняя напоминала ту невероятно сильно, хотя, казалось бы, и дождь не льет, и находятся они не на границе, и в карете не женщина, а молодой некромант, успевший насолить «отцам города» и мало ли кому еще. Но все эти перстни с крестами, установки пуска магических шаров, светлый флер нанимателей оставляли кислый привкус на языке и неприятный зуд под ребрами. В этот раз ощущал себя командир не пограничником, пусть и бывшим, а имперской мразью, уничтожившей беглецов, а потом перешедшей границу. Если бы не вовремя примчавшийся некромант...
Путеводный луч померк, зато засветился другой. Командир махнул рукой, приказывая огибать рощу справа. Перстень ему тоже не нравился. Все эти кресты слишком прочно соотносились с мразотной империей, пусть его и уверяли, будто таким образом удобнее показывать направление движения и только.
«Империя, конечно, мразотная, — подумал командир. — А кто тебя нанял-то? Не такие же мрази? А печатка эта, будь она неладна? Неужто, наступило время, когда деньги затмили остатки совести?»
Впрочем, вскоре ему стало не до разговоров с самим собой. Продравшись сквозь кусты, отряд выбрался на поляну, освещенную выползшей из-за туч луной, словно театральные подмостки артефактом. Неверный свет ночного светила падал прямехонько на пенек, на котором сидел…