Особенно, его деревенским друзьям нравилась история про раскрытие заговора, основанная на реальных событиях, главным героем которых на самом деле являлся Лео. Но истории про Лео популярностью не пользовались: он был слишком взрослым. Ребятне же всегда интереснее слушать о приключениях сверстников.
Вскоре, слякоть из-под ног исчезла к немалому облегчению Кая. Земля поднималась. По его расчетам, вскоре он должен был взойти на холм. Вот только туман не стремился отступать. Казалось, наоборот, становился плотнее.
«Может, холм не столь и велик?» — предположил Кай.
В любом случае, идти он мог лишь вперед, иногда сворачивая в стороны, петляя, словно мелкий зверь, стремящийся сбросить со следа хищника. Имелась у него надежда, что, двигаясь напрямик, преследователи все же угодят в трясину и, конечно, вряд ли утопнут в ней, но хотя бы замедлятся.
Предутренние туманы нередки в этой местности, но то ли нечто странное происходило с самим природным явлением, то ли с Каем. Иногда белесая дымка шла рябью. Временами серела или синела. Однажды предстала в виде зеркала, только неправильного, кривого, отбрасывающего такое же кривое отражение. Если бы некроманты могли видеть сны, Кай уже записал себя в спящие. Решил, будто все же упал где-то, а преследователи вот-вот доберутся до него, если уже не добрались. Вот только некромантам неподвластны сновидения. Никогда и ни при каких обстоятельствах.
Все, с ним происходящее, было реальным, и Кай понятия не имел почему. И как ему действовать не знал тоже. Разве лишь идти вперед, надеясь выбраться. На пустыре, конечно, происходило много гадостей, имелись и неучтенные «дикие» захоронения: у преступников не всегда находился под рукой прикормленный пиромаг или заряженный артефакт, своих жертв они закапывали, чем прибавляли некромантам головной боли, а самим себе увеличивали сроки заключения, если не подводили под казнь. Одно из таких «диких» захоронений Кай очень удачно зацепил «последним доводом» недавно. Однако никогда, ни от кого и ни разу он не слышал о таких вот туманах. Даже в байках и легендах о них ничего не говорилось.
Туман не был однороден. Со временем Кай научился видеть в нем «тропинки» и «тоннели». Словно в лабиринте. Однажды, не поверив глазам, он пошел напрямик в белесую, покрывшуюся мелкими серебристыми крапинками-уплотнениями стену и чуть не вывихнул ногу, угодив в кротовью нору. Крапинки же некоторое время жглись, словно ядовитые споры гриба Адовия. На коже выступили мелкие волдыри и красная сыпь, впрочем, быстро пропав.
Больше Кай решил не экспериментировать и ходить только по «тропам». Внимательно вглядываться в кривые отражения, возникающие все чаще, он не собирался, но уж больно любопытными они выглядели. И интриговали. Иногда они казались выходами из тумана. Мир в них чудился почти привычным. Но именно почти. То, что перед ним всего лишь кривое отражение мира реального, а не он сам, выдавали детали.
Луг с ярким — слишком ярким для стоявшего времени года — разнотравьем, однако, как кажется, вполне обычным. Ромашку и василиск полевой, на нем произраставшие, Кай опознал. Пару странных серебристых растений — нет, но, в конце концов, он некромант, а не травник. Белое солнце, светящее из-за розоватых туч. Лес вдалеке. Звон ручья. Вроде бы, обыкновенный пасторальный пейзаж. Но вот на ближайшую травинку прыгнул ярко-синий кузнечик в бурых пятнах, пошевелил усиками и длинным жабьим языком подцепив с земли алого муравья, принялся пожирать.
Встречались и вовсе странные «отражения». Кая поразил осколок непроницаемо-черного неба с точками сиреневых и фиолетовых звезд. Таких он никогда не видел ночами. И уж точно не наблюдал встававший из-за горизонта серо-белый диск, окруженный кольцами.
В другом «отражении» по оранжевому песку под сине-зеленым небом важно шли двуногие рептилии с непомерно большими и с виду тяжелыми головами, их подгоняли синекожие существа, издали напоминавшие людей. В еще одном «отражении» изображение колыхалось, словно вода, и плавали бледные люди с змее-рыбьими хвостами вместо ног. А в следующем…
Кай не сдержался и хмыкнул. Уж слишком потешно было наблюдать за стаей крылатых… коров. И за тем, как, завидя ее, прячутся по жилищам чернокожие обитатели чужого мира.
Сколько времени продолжалось это путешествие Кай не мог бы сказать. Время потерялось точно так, как и пространство. Если, сориентировавшись по звездам или восходу солнца, он еще мог худо-бедно предположить, в какой стороне находится город и окружная дорога, то теперь, петляя по туманному лабиринту, на такой подарок рассчитывать не приходилось. Иногда Кай останавливался и прислушивался, пытаясь определить, не настигла ли его погоня. Однако туманный лабиринт кривых отражений скрадывал почти все звуки. Кай слышал лишь свое слегка заполошное дыхание и иногда треск сухой ветки, когда неосторожно наступал. Ему не хотелось ни есть, ни пить. Усталость притупилась, боль утихла и ничем не напоминала о себе после очередного «отражения» со скалящимся из него существом, одетым, как Кай, но с мохнатой мордой летучей мыши. При этом дотянуться до своей темной сути Кай по-прежнему не мог, как не сумел мысленно позвать Лео или духа-охранителя.
— Но это же не посмертие?! — выкрикнул Кай. В какой-то момент идти в туманном безмолвии стало невыносимо. — Я знаю это наверняка!
Проснувшееся эхо многократно по-своему переврало его возглас, долго смаковав:
— Няка…-ака-яка-кака-а…
А затем Кай увидел выход. Вернее, был почти уверен, будто это он. Туманный тоннель вел не к диковинному кривому «отражению» с нереальными обитателями, а во вполне знакомый и привычный мир, с отнюдь не яркими, частично созревшими травами, названия которых Кай знал с детства, с голубоватым, но не особенно ярким небом, соответствующим середине дня, даже частые облака были вполне привычны. Кай, конечно, потерял ход времени, но не сомневался: проблуждал достаточно, чтобы не только солнце взошло, но и через зенит перевалило. Он стоял перед тоннелем очень долго, ожидая, не выползет ли на обозрение какая-нибудь неведомая тварь, но дождался лишь самых обыкновенных мух и белую бабочку.
Видимо, вглядывался он слишком тщательно. В какой-то момент тишину отогнал шелест листвы. Легкий ветерок одул лицо. Послышался женский крик…
Глава 8
Распогодилось. Облачное марево поредело, в прорехи серого плеснуло умытым небом и солнечными лучами. Дождя не было с прошлой недели, и хорошо утоптанная тропинка удобно ложилась под подошвы кроссовок. Небольшую улочку, прилепившуюся к платформе, состоящую из ухоженных, пусть и старых бревенчатых домишек по правую и левую руки, Женька миновала быстро.
Покрашенные в разные цвета калитки, чуть покосившийся штакетник, различные плодовые деревья, то там, то здесь высаженные цветы. И сами домишки — аккуратненькие и старые. Резные наличники на каждом окне. Над крылечком выкрашенной в оранжевый цвет избушки — любовно вырезанный из дерева петушок. Колодец-журавль, огороженный дополнительным невысоким заборчиком. Железное ведро на цепи.
Здесь, казалось, ничего не поменялось со времен ее детства. А причина этого заключалась в близости платформы, железнодорожных путей и почти полном отсутствии подъездной дороги. Не стремились сюда дачники. Здесь жили круглогодично, и стояла уютная тишина. Только из крайнего синего домика на грани слышимости бубнил телевизор или даже радио. Уже за старым кладбищем, ближе к дому, повылазят грибами после дождя коттеджи. За высокими заборами, начнет дребезжать препративная для Женькиного слуха попса в перемешку с блатняком, по недоразумению носящим французское прозвание шансоном, а то и невнятный рэп, который нынче исполняет всяк, кому не лень. Последний Женька не относила даже к самому низкому музыкальному жанру и сильно радовалась тому, что, благодаря явным проблемам с дикцией у большинства читающих, до девяноста процентов слов сливаются в непонятную кашу из наборов звуков: некоторых текстов лучше не понимать.
Оглянувшись на свой любимый изумрудный с голубыми изразцами дом (в детстве, ничего не зная о палитре и цветовом круге, Женьке казалось такое сочетание очень красивым) она шагнула в лесополосу.
Стоило деревьям сомкнуться над головой, со всех сторон налетел птичий гомон. Лес, пусть и совсем небольшой, жил своей жизнью. По-особому дышалось, прохлада не раздражала, а наоборот приятно обволакивала. Здесь даже грибы водились, но пока для них было еще рановато: только-только убрались восвояси последние весенние заморозки, и Женька очень надеялась, что они не вернутся до самой зимы. В идеале не приходили бы вообще, но, увы, с климатом не поспоришь, и с осенне-зимне-весенней мерзопакостью приходится мириться.
Шагов через десять по левую руку потянулся длинный наполовину заболоченный пруд, в котором водились большущие ротаны и толстолобики, справа возникла временами полностью скрывающаяся за кустами старая невысокая ограда старого кладбища.
Женька вправо смотреть не стремилась. Вовсе не из страха или неприятия оградок и холмиков, просто ничего примечательного она в них не видела. Природа ведь всяко красивее. Тем не менее, шевеление за одной из могил, скрытой от нее мраморным камнем, наверняка с фотографией и датами рождения и смерти похороненного, Женька не смогла не заметить. Комья земли летели во все стороны, если прислушаться, удавалось разобрать бормочущее ворчание. Похоже, за камнем копошилось животное, что-то усердно и энергично раскапывающее.
«Труп? — предположила Женька и сама себя одернула: — Вряд ли, но все может быть. Не истлевшие же кости выкапывает она с таким остервенелым азартом. Сдались они мелкой живности, тем более в конце весны, когда уже не так холодно-голодно, как в зимние месяцы».
Кладбище было старым, на нем давненько уже не хоронили, желающих приходить на него как-то не наблюдалось, хотя… должно быть, Женька просто не знала и не попадала сюда в дни «праздников», во время которых происходили массовые паломничества к могилам. В основном тех, кому обычно было не до них.