Останься в империи хотя бы жалкая горстка некромантов, она выступила бы против полчищ кровожадных чудовищ. Хребет ритуалу, конечно, не сломала, полегла вся до единого, но и тварей потрепала. Возможно, даже так, чтобы магия перемещений не втекла в мир. Некроманты никогда не бегают от гибели, они слишком хорошо и многое знают о той стороне и уж точно не желают мучиться угрызениями совести в посмертии. В отличие от светлой мрази, гребущей под себя все блага, до которых есть возможность дотянуться, объявляющей свою нынешнюю жизнь единственной, оправдывающей любую подлость благими намерениями.
Если здесь победили такие же… Кай, нет, не откажется усмирять пробужденные кладбища. И с монстрами станет биться до последнего. Однако сначала возьмет в охапку суетливую девицу, зачем-то впустившую его в собственную жизнь, и унесет далеко-далеко, туда, где зло ее не коснется. Вызовет этот проклятый туман, раз уж магия перемещений отметила именно Кая своим присутствием, и передаст Лео с рук на руки. Девица с такими глазами не может не обладать даром, а ее суждения прямо говорят о его темном оттенке. Потому… общий язык она отыщет: и с Лео, и с прочими коллегами.
— Кай?.. — Женька коснулась его руки, привлекая внимание. Видимо, задумался он слишком надолго. — Уснул?
Он мотнул головой и сказал первое, подвернувшееся на язык:
— Главное, чтобы они не назначали себе врагов и не убивали их руками вдохновленной проповедями толпы.
Она помрачнела тоже.
— Такое в истории уже было. Крестовые походы, Вальпургиева ночь, погромы, войны католиков с протестантами и наоборот, убийства христианами тех, кого они считали язычниками или не желающими жить по их канонам отступниками, церковные расколы, покалеченные судьбы из-за споров вроде правильно ли креститься двумя или тремя пальцами, много чего еще. Сильно надеюсь, ад, устроенный поборниками веры и прочими «добрыми пасторами» для других, этих недолюдей все же не миновал. Пусть я сама и не верю ни в их ад, ни в их рай.
Ее рука по-прежнему лежала на руке Кая, и тот очень боялся спугнуть это прикосновение, заглянул в ее невозможные глаза и принялся рассказывать то, о чем знал всегда, наверное, даже далеко до собственного рождения:
— Посмертие не минует никого. Все проходят через осознание того, что натворили. И, как правило, не всегда то, чем гордился человек при жизни, станет таковым после обретения всего багажа памяти предыдущих воплощений. Особенно сильно мучаются ростовщики и наемники. Впрочем, борцы за идею, а главное, убийцы за идею — переживают не меньше, а то и посильнее. Потому что цели никогда не оправдывают средств, кто бы чего ни говорил и ни думал; единственное убийство, считающееся благом с точки зрения той стороны — уничтожение тех, кто сам убивал для развлечения или во имя надуманной цели. Потому палачи, если они, конечно, не исполняли лживых приговоров и не запятнали себя участием в политических играх, являются за грань легко и очень скоро рождаются вновь в уже иных обстоятельствах, временах, а теперь, я полагаю, и мирах.
— То есть, жизней много?
— Круговорот мироздания: души рождаются, живут и умирают, изнашивая телесные оболочки. Ничего или очень мало помня из предыдущих жизней. Однако в момент перехода на ту сторону, рождаются уже для не-жизни, и вспоминают все, когда-либо испытанное и совершенное. Сопоставляя новый опыт и память, они мучаются совестью или остаются довольными тем, как жили.
— А смысл?
— Самосовершенствование.
Женька фыркнула, и Кай поспешил продолжить:
— Самосовершенствование — отнюдь не пустое слово, наоборот, самое важное, что только происходит в мироздании. Иначе жизнь в реальности замрет, а то и исчезнет, и разум деградирует до примитивных желаний жрать, размножаться и драться за ресурсы. Только то, что ваши люди прошли через «стыдные годы», — Кай просто не нашел иного названия для творящегося в этом мире религиозного ужаса, — рождает во мне надежду, что те никогда не повторятся.
Он мог бы прибавить: «Если, конечно, я остановлю имперцев». Однако не стал.
— Надеюсь, не повторятся, — согласилась Женька. — Нынче кричать о своей нравственности гораздо популярнее, чем собирать армии против неверных. Хотя некоторые, конечно, пытаются. И отдельные излишне ретивые и активные впадают в буйство, узнав, что кто-то не с ними. Этот мир был бы идеальным, если бы все уважали всех, не пытались клеить ярлыки и затаскивать в свои стаи, а нежелающих травить.
— И за все это время вас ни разу не посещали существа с той стороны? — Кай намеренно направил разговор в нужное ему русло.
— В сказках, легендах, прочем фольклоре и книгах — в основном фэнтезийной или хоррор направленности — постоянно. То алхимик демона вызовет, то кто-то душу продаст…
— Зачем? — изумился Кай. — Это попросту невозможно. Душа — то, что остается после гибели тела. И она неотделима от сознания. Ваши люди что? Ради денег становились умалишенными? Я знаю, что мог бы пленить душу умершего, пока та не перешла границу и заставить служить себе. Но продолжалось бы это только до того времени, пока я сам жив. И, знаешь, не завидую я умершему «пленителю душ».
— Поколотят? — Женька хихикнула.
— Мягко сказано. У Лео, моего приемного отца, есть дух-охранитель, но пришел и поклялся служить он добровольно. Чуть ли не насильно остался при нас, а изгонять его было бы неправильным и нечестным, — Кай подавил улыбку, подумав, а насколько бы впечатлил Женьку вид призрака. — Итак, что там с душами?
— Эм… — Женька удивленно на него посмотрела и все же убрала руку, отпила чаю. — Религия такая: души полагает высшей ценностью. Соответственно, злые силы пробуют оные души купить или выменять, как правило, на богатство и власть.
— Как, однако, удивительно выходит: жрецов не интересует сознание и умение думать.
— По-моему, ничего удивительного, — возразила Женька, — слепая вера — наивысшая ценность для любых жрецов любых культов. А вот когда адепт начинает размышлять и сомневаться в догматах — тут уже бьют тревогу: соскочить может.
— Итак, у вас считают, что души — просто товар.
— С поправкой на то, что продавцов ничего хорошего после смерти якобы не ожидает. Впрочем, не всех. Протестанты вообще додумались до того, что от человека ничего не зависит, богу виднее: решил, кого-то в рай, значит, и последнего маньяка возьмет, решил кого-то в ад, так пусть человек хоть никому за всю жизнь зла не причинил, попадет именно туда.
— Подло.
Женька пожала плечами.
— Таковы люди. У нас по зомбоящикам какое-то время назад любили крутить всякие вымышленные истории с одним и тем же сюжетом: то из лаборатории убегал вирус, то инопланетяне чего-то оставили в недрах, а ученые докопались, то еще что-нибудь вроде вспышек на солнце и мутаций. Неизменным было продолжение: часть людей неминуемо становились тупыми хищниками и принимались бегать за незаразившимися главными героями с целью сожрать полностью или частично и превратить то, что останется, в себе подобных. И знаешь, эти сценарии писали и фильмы снимали те самые протестанты, которые полагали, что от самих людей ничего не зависит. Был тупым преступником, всю жизнь смотрящим на окружающих как на скот, который можно доить и резать, но случайно не заболел, значит, будет героем. Был отличным парнем? Плевать на его хорошесть, превратится в зомби раз уж суждено. И никакого сознания или осознания, Кай. Люди могут лишь смириться, поскольку какая-та дрянь все решила за них. Знаешь, чему вся эта галиматья учила? Каждый сам за себя; даже тот, кого ты считал другом, способен перегрызть глотку. Как тебе светлая идейка глубоко верующих тварей, которых мне людьми звать не хочется?
— По-моему, отвратительно. Души, конечно, существуют, отделяются от тела и переходят на ту сторону… — Кай запнулся, — или не переходят. У всех по-разному, как ты любишь говорить.
— Разве? — Женька хмыкнула. — Но ты рассказывай дальше, интересно же.
— Души неотделимы от сознания, ты уж мне поверь. Я знаю точно, в отличие от большинства жрецов все равно каких богов.
— И что есть сознание? — задумалась Женька. — Память?
— Нет. Память прошлых жизней люди постоянно теряют при новом рождении. Правда, не всю. След остается именно в сознании. Потому человек, который в прошлой жизни был… к примеру, сапожником, вряд ли станет им снова: не захочет. Либо, наоборот, умножит уже полученные знания, придумает форму сапог, которые перевернут моду и покорят мир.
Женька цокнула языком.
— Как красиво излагаешь. Давай, я буду за тобой записывать?
Кай пожал плечом.
— Я не открываю тебе величайшую тайну. Наоборот, чем больше людей задумаются, что такое смерть на самом деле, тем лучше. Правда, ревнители какого-нибудь не в меру мирного культа, могут прийти в ярость.
— Плевать на них, — отмахнулась Женька. — Так сознание?..
— Наш характер: желания и устремления, реакции на те или иные раздражители, понятия о личном добре и личном зле, о справедливости и подлости. Никогда не удивлялась самой себе? Никогда не вытворяла нечто самой себе несвойственное?
Женька пожала плечами.
— Я однажды ручеек перемахнула в три с половиной метра шириной, хотя никогда спортом не занималась. Просто лень было искать переправу: устала так, что думала сяду и стану сидеть.
Кай усмехнулся:
— Не то.
— Мне всегда твердили, что девочка не должна драться и обязана прощать, если попросят прощения.
— А ты?
— А я впадала в ярость от одних лишь этих слов. Причем старалась не злиться, и ничего не выходило: лет до двенадцати. Когда чувствую направленную на меня агрессию — все равно какого характера, хоть любовного желания — сдержаться не могу. Прикинь, ко мне парень в метро подкатывает, а я посылаю его на все четыре стороны. И мне никогда не бывает жаль тех, кого я ударила словесно или физически. Срабатывает какой-то механизм: если бью, значит, вычеркиваю из своей жизни.
— Боец в мирные времена, — Кай тепло улыбнулся. — А я-то удивлялся, почему ты так просто отнеслась к тому, чему оказалась свидетел