«Значит, с помощью «висюлек» они расшатывают погосты. Причем, не абы какие, а находящиеся вблизи от их обиталища. Почему? Зачем? По идее, случись прорыв, светлым первым же несдобровать. Или дело в чем-то ином?.. — ответов по-прежнему не отыскивалось. Зато теперь окончательно стало ясно, что артефактов используется два: один кидают на место памяти, другой подкидывают либо дарят предназначенным в жертвы людям. Первый способствует формированию нескольких живжиг, второй направляет тварей на след конкретного человека. И очень хорошо, что направляет», — светлые, как и Кай, представить себе не могли, чтобы люди ходили ночью по местам памяти, вот и «подстраховывались». Но в мире Женьки кладбища оставались спокойны невесть сколько времени, а значит, шляться по ним мог, кто угодно.
Пора было приходить в себя, но Кай внезапно понял, что не ощущает держащей его руки: то ли слишком отдалился в своих ощущениях, то ли… Женька его отпустила. Сама? Почему?..
Глава 20
Паника захлестнула огненной волной. Дышать стало трудно. Небо и земля завертелись перед глазами, при этом мнимая невесомость и отсутствие неприятных ощущений делали только хуже. Вероятно, именно так чувствовали себя только-только возникшие призраки. А здесь еще… нити, нити, нити, нити… От них хотелось держаться подальше. От крестов струилось свечение. Кай не назвал бы его опасным, он не ощущал страха, но и не понимал ничего. Показалось, сейчас ближайшая нить захлестнет его светящейся петлей, иные набросятся, превратятся в клубок змей... и те души, что наблюдают за ним, прячась за надгробиями, непременно атакуют, попробуют поживиться жизненной силой чужака.
В сознание вполз чей-то невероятно прекрасный голос, но Кай запретил себе вслушиваться. Он знал многих тварей, вводящих в транс глупых людей. Эти люди стремились найти смысл в давно до тона выверенном потоке бессмысленных, но манящих звуков. А после не находили даже костей.
Яркая вспышка перед глазами, огонь, пронесшийся по жилам, влага на веках и губах, внезапная боль — все это отбросило Кая «назад» и «вниз».
— Вот, дочка, нашатырь…
Он дернулся. Нестерпимый запах ослепил на мгновение и подвесил на внутренней стороне век радужные круги. А потом Кай открыл глаза, сморгнул пелену…
Он сидел на скамье возле одной из могил, едва не валясь на хрупкий с виду столик на одинокой ноге. Удивительно, как эта конструкция пока стояла, переживая смену сезонов и временные наплывы почитателей места памяти. Но уж если Кай на нее обопрется, рухнет непременно. Потому, придя в себя, он и отодвинулся подальше.
С портрета, врезанного в камень, на него внимательно смотрел покойный: то с задумчивым выражением, то с иронией. Стоило моргнуть, и выражение лица изменялось. Пару раз покойный, кажется, даже улыбнулся.
«Ну да, все верно, — мысленно согласился с ним Кай. — Как же не потешаться над грозой нежити, нечисти и светлых мразей, едва не потерявшемся в собственных ощущениях, запаниковавшем и рухнувшем в банальный обморок? Над такими, извини тьма-охранительница, некромантами, впору неприлично и громко ржать».
И мало лишь этого. Каю невыносимо, до зубовного скрежета стало стыдно. Потому что Женька по-прежнему не выпускала его руки, свободной еще и в плечо вцепилась, не позволяя свалиться… на шаткий столик. Она всегда находилась рядом, все то время, которое он выдумывал невесть чего и обвинял неясно в чем. Даже в какой-то момент заподозрил, а не была ли подстроена их встреча. Не спелась ли девица со светлыми и не ударила ли в спину, выждав удобный момент.
Стыдно… Просто невыносимо! И да, именно в этот момент Кай окончательно понял насколько Женьке задолжал. Понятно, что она сама счет ему не предъявит, но это совершенно не важно. Главное, знает он сам.
— Вот и очнулся, бедненький, — сказала незнакомая женщина в черном облачении, стоявшая возле калитки, но так и не переступившая порог.
Кай недовольно на нее воззрился, не зная недоумевать или оскорбиться. Слово «бедненький» не должно было сочетаться с ним ни при каких обстоятельствах. Оно… унижало. Не так сильно, как он сам унизил себя проявленной слабостью и необоснованными подозрениями, но ощутимо.
— Спасибо вам, — протараторила Женька, отцепила вторую руку от Кая и возвратила женщине флакон дурно пахнущей жидкости. — Дальше мы сами.
— Пожалуйста-пожалуйста, — расплывшись в улыбке, проговорила та. — У молодого человека, должно быть, большое горе?
Женька ответила на вопрос виртуозно обтекаемо, не подтвердив и не опровергнув того, что женщина успела навыдумывать.
— А то, смотрите, — уходить женщина явно не хотела, но повода остаться не нашла. — Может, скорую? У меня и мобильничек есть.
— Нет-нет, обойдется, — слегка натянуто улыбнулась Женька.
— А… ну ладно, — женщина собралась уходить, но, уже отойдя, возвратилась. — Вы это, если невмоготу, к батюшке Никодиму сходите. Он утешит.
— Мы часовню проходили, когда сюда шли, — припомнила Женька.
— Да то мертвому припарка, — махнула рукой женщина. — А я про храм. В двух остановках отсюда всего: руины в прошлом году восстановили, вот.
— Ясно, спасибо, — поблагодарила Женька, и женщина наконец-то ушла.
Очень странно она передвигалась: словно не разбирая выложенной каменными плитами дорожки, шарахаясь, словно от огня, если приближалась слишком близко к какой-нибудь ограде.
— Так вот… как выглядят ваши… не-живые, — прошептал Кай.
— В смысле?.. — насторожилась Женька и обернулась посмотреть на женщину. Только ее уже и след простыл: растаяла в воздухе, а может, попросту успела свернуть куда-то и затеряться из виду.
— Духи. Те, кто зачем-то остался в реальности и не перешел за грань. Впрочем, я могу и ошибаться, — Кай потер глаза. Чувствовал он себя не сказать, будто плохо. Досада и стыд грызли намного сильнее.
— Ну… ты как? — Женька ткнула его локтем в бок и препротивно протянула: — Бе-е-едненький.
— Обойдусь, — пробормотал Кай, вертя головой в недоумении. — И как мы здесь оказались?
— Шли-шли и пришли.
— А поподробней? — опешил он.
— Ты, как глаза закрыл, тотчас куда-то подорвался. Я за тобой треть кладбища отмахала, мечась, как… сопля в проруби. Разрывать ведь руки нельзя было?
— Именно так, — Кай вздохнул. Никогда так раньше не было, что при временном выходе из тела за последним сохранялись двигательные функции. — Благодарю, что не бросила. Я теперь…
— Может, объяснишь? — перебила его Женька. — Извини, конечно. Не думаю, будто душой кривишь, но давай обойдемся без «я тебе теперь на всю жизнь обязан» и подобного. Не люблю. И не хочу. А вот любопытство меня гложет. Ну?
Наверное, она не привыкла, что рядом кто-то валится с ног ни с того ни с сего. Кай и сам не ожидал от себя ничего подобного. Вероятно, потому и рассказал обо всем увиденном и… прочувствованном.
— Ты просто заблудился? — удивилась Женька. — Фух… Я уж думала, на тебя невидимая тварь напала.
— Невидимых тварей не бывает, — вздохнул Кай. — Существуют только очень хорошо прячущиеся.
— Хрен редьки не слаще.
— Пойдем-ка, посмотрим на этот храм, — предложил он.
***
Они ушли с погоста, и Кай наконец смог нормально дышать. Правда лишь до тех пор, пока не посмотрел на небо «особым» зрением.
Нити никуда не делись. Они образовывали купол на высоте, вероятно, раза в два превышающей рост самых высоких деревьев. Даже не вызнай Женька подробную дорогу к храму у торговки не-живыми цветами, Кай не заблудился бы. Тянуло его в ту сторону, как магнитом железную стружку.
— Храмы часто ставили на месте бывших языческих капищ, а те не возводили абы где. Как правило, использовали так называемые места силы, — рассказывала Женька, скрашивая пеший путь.
Ехать на автобусе Кай наотрез отказался: одно дело если расстояние иного не предусматривает и совсем иное для убыстрения пути, сам-то он точно не торопился настолько, чтобы терпеть толпу вокруг себя.
— Это-то аккурат ясно, — поясняла она, — паства по привычке идет на знакомое место, поклоняется пусть старым богам даже, не веря в душе пришлому и навязанному. Зато уже дети-внуки-правнуки, не говоря о более дальних потомках, молитвы возносят уже пришлому богу. Людская, что б ее, не-память и, будь она неладна, государственная идеология.
— А ты, значит, за старых богов? — хмыкнул Кай.
— Если уж и выбирать, то исконно-традиционные ценности, а не то, за что их выдают и всем другим подсовывают, а иногда и навязывают, — усмехнулась Женька. — К тому же… даже я чувствую что-то такое: от леса, речки, камня. Уверена, есть и особенные места, и сама сила. На счет богов — не уверена, правда, но лично от меня никто и не требует соблюдать обрядовость или еще что, могу себе позволить просто верить, без постных лиц, постов, молитв и обязанности эмпатии к любой заразе, которая хочет, чтобы к ней прониклись. А вот храмы или иконы – нет, они не для меня. Я их воспринимаю только как музеи и выставленные в них картины: некоторые даже красивые, но не больше.
— В пользу твоей версии говорит то, что вот часовня на кладбище — вроде тоже «дом» единого бога, а воспринимается обычным строением, как и те церкви, что мы проезжали на ав…бусе, — Кай отнюдь не запнулся на новом слове, не было у него такой привычки не выговаривать мудреные звуки. Просто дорога, по которой они шли, свернула и пошла вверх, взбираясь на холм, на котором и стоял означенный храм. — О…
Постройка качественно отличалась от многожилищных зданий, на которые Кай порядком уже насмотрелся. Люди проживали в основном в домах унылой прямоугольной формы. Редко когда в таких встречались закругления или башенки. От этого человейники, как звала Женька, а Кай перенял от нее это словцо, посчитав весьма точным, глаз ну совсем не радовали, в какой цвет их ни покрась. А вот храм производил впечатление пышности, придавал ощущение праздничности. Многоярусная постройка, со множеством куполов.Трапезная, колокольня, прирубы, галереи,