Конрад в жесте крайнего изумления поднес ладонь ко рту.
— Но она ведь местная, — проговорил он. — Магия ей недоступна!
— Значит, отродье нашел способ разбудить в ней дар.
— Проклятый! — Конрад сжал рукоять кинжала.
— Стоит оборвать его жизнь, — продолжил объяснять империус, — и магия в полной мере перейдет к ней. В полной, мой глупый раб! А мы же не связаны с ней кровью. Ни она нам, ни мы ей — никто! Мы мгновенно лишимся даже тех крох силы, которыми обладали.
— Убьем девку!
— И что дальше? Магия перейдет к ее родственникам или к друзьям, если их она ценит сильнее, чем нас. А уж в этом, думаю, даже ты сомневаться не станешь.
Конрад не сомневался в принципе по жизни. Не имелось у него склонности к сомнениям.
— Да мало ли, что в голове у этой малолетней дряни, — прошелестел империус. — Ее может окружать целая сучья стая из потенциальных наследников!
— Мой свет! Приказывай.
— Надень личину, хватай этого и следуй за мной. Говорят, темные прагматичны. Вот и будем договариваться.
***
— Ух ты! Лешик, закатай тебя в пельмень! — дядя Митя стоял и дивился поразительному зрелищу. — Ты чего это, а?
Алексей Прохоров, по его личному мнению, был парнем солидным. Уже в семнадцать сопливых лет раздобыл подержанный «Мерседес» и рассекал на нем по окрестностям. После того, как гаишники несколько раз поймали его без прав, пускать пыль в глаза местным перестал, машину продал и как-то даже посерьезнел сразу. Нет, его, разумеется, видали в прежней компании, окрещенной кем-то «местными квакиными», но все реже. А сейчас он поддерживал дружбу лишь с двоими бывшими однокашниками и вообще работал в какой-то конторе. Дядя Митя постоянно видел Лешика садящимся на электричку при полном параде, то есть, в деловом костюме. Но лишь потому, что вставал дядя Митя с петухами. Возвращался Лешик всегда в пацанском прикиде. Видать, стеснялся.
Однако сейчас на дереве сидел и размахивал руками именно он, Лешик, причем в пиджаке и при галстуке, с портфелем-барсеткой (дядя Митя не знал, как данная приблуда правильно зовется) и в явно недешевых ботинках, а не в своих обычных говнодавах.
— Дядь Мить! Дядь Мить! Главное, к дереву не подходи!!!
Ветер бил Лешику в лицо, потому, чего он там орал, дядя Митя слышал смутно. Почему-то велел не подходить.
— Да с какой-такой стати? — возмутился дядя Митя. — Мне всякие молокососы не указ.
И пошел бодрой походкой именно к дереву.
— Нет! НЕТ! УХОДИ! — надрывался Лешик, однако сбить дядю Митю со взятого курса в свое время не сумел и кое-кто повесомей.
Дядя Митя любил рассказывать, что когда-то работал на маяке. А располагался маяк на крохотном островке, между прочим, имевшем стратегически архиважное значение. И вот однажды в шторм девяти, а будь шкала побольше и всех одиннадцати баллов нес дядя Митя дежурство. Глядь! А на радаре точка светится и прямо на остров прет. Дядя Митя не будь дурак связался с капитаном того судна и требование отвернуть передал.
На радостях выдохнул — не подвела старенькая рация — да не тут-то было! Потому что капитан полез в бутылку и заявил, что размер его судна такой, что может потопить любую оборзевшую лоханку, а потому пусть умник, который смеет что-то у него требовать, сам отворачивает, пока не потоп. Дядя Митя чуть обалдел от подобной наглости, но устав есть устав (потому что все переговоры записывают, сволочи), а то объяснил бы на матерном родном, может, до того капитана дошло б быстрее.
В ходе содержательной, но не имевшей смысла беседы дядя Митя узнал, что с ним говорит аж целая яхта аж самого то ли Хреновича, то ли Оборзовича, то ли Гурзовича, а может, еще какого выходца то ли из земли обетованной, то ли просто олигарха из тех, по ком тюрьма плачет. О том, что капитан судна не абы кто, а любимый племянник, и что ничего ему не будет, если дядя Митя ко дну пойдет.
Надо сказать, пойти ко дну дядя Митя нисколько не боялся. Остров пусть и считался малым, но на самом деле был гектаров в сто пятьдесят. Маяк стоял на скале. Потому будь там не просто яхта, а целый «Титаник», постигла бы его известная участь. Но ничего этого дядя Митя говорить не стал, а настойчиво повторил требование поменять курс. Потом еще. И еще. И еще…
А затем тюрьма плакать по олигарху, может и не перестала, но колокол над его яхтой прозвонил. Причем «бум» был оглушительный. Все, кто вместе с дядей Митей на маяке были, ржали почище коней племенных. Но, несмотря на смехуечки, оружием все запаслись и кой-кому на «стратегически важном» сигнализировали. Выслали из «стратегически важного» три взвода. И пошла потеха! Вначале бандюганы олигарховские с капитанишкой-племянничком во главе маяк пытались штурмом брать. Потом они же от солдат по всему острову бегали.
А если кто не верил и говорил, что известный анекдот про капитана эсминца, выяснявшего отношения с маяком, дядя Митя на свой лад переврал, то Дмитрий Михалыч капитан третьего ранга в отставке отвечал, что все хорошие анекдоты родом из жизни. А переделали оный специально, чтобы внимания к засекреченному острову не привлекать. Да и про кого ж еще слагать анекдоты как не про американцев? Они ж тупые! Так говорил писатель-сатирик и пророк, как показала история.
Однако и эта история, и многие другие и, собственно, Лешик тотчас вымелись из головы дяди Мити, стоило ему увидеть существо… От которого Лешик на дерево и сиганул! А кто бы не? Дядя Митя и сам бы с удовольствием, да между ним и более-менее нормальным высоким и раскидистым деревом стояла тварь, а все остальные кусты и чахлые пятилеточки-березки помочь ему ну никак не могли.
— Дядя Митя! БЕГИ!
Но было поздно, тварь его явно унюхала… учуяла… короче, заметила. И рванула со скоростью разогнавшегося железнодорожного состава. От такой не удерешь.
Дядя Митя зажмурился перед неизбежным. Но вот незадача: секунды текли, а на него никто не налетал, с ног не сбивал, горло не перегрызал. Пришлось глаза открыть.
— Ох ты ж… бляха-муха, — пробормотал дядя Митя. — Закатай тебя в пельмень, хотя не, не надо, ты ж наверняка ядовитая.
Наверняка ядовитая тварь сидела по-собачьи, уложив перед собой огромные львиные лапищи и пристроив на них костяную шею с черепом-головой. Тварь поскуливала и смотрела на дядю Митю недобро, даже ненавидяще. Зато и не нападала пока.
— Чуешь, паскуда, кем от меня пахнет, — посмеиваясь не столько от веселья, сколько из-за нервного потрясения, сказал дядя Митя. — Лунатинский… лунетянский… а, один хрен, заговор он такой… приставучий.
— Дядь Мить! Это чо? И почему оно тя не трогает? — донеслось с дерева.
— А это, Лешик, тварь очень опасная и кровожадная, — подбоченился дядя Митя. — А меня она не трогает только потому, что один паренек от похожих меня намедни спас. Видать, запах его чует, я ж не мылся. Я ж рассказывал, как дело было?
Ту историю дядя Митя не поведал лишь ленивому, только Лешику явно было не до глюков дворника после злоупотребления паленого пойла. До того самого момента, как на него не вынеслось… это.
— Только те кхм… собачки были поменьше и, видать, потупее, — дорассказал дядя Митя. — Те лунатика не боялись. С ними ему за меня сражаться пришлось. А эта, видать, соображает.
— Да как она может соображать, если у нее мозги давно вытекли?! — возмутился Лешик.
Тварь оглянулась на дерево и утробно зарычала.
— А вот гляди ж ты. Кумекает чего-то, — хмыкнул дядя Митя и задумчиво пробормотал. — Как же тебя теперь того-сь?..
— Ась?! — не расслышал Лешик.
— Чего боится, думаю.
— Так воды.
Дядя Митя уставился на соседа, перевел взгляд на тварь.
— Не сумлевайся, дядь Мить, я только и сумел сюда залететь, поскольку бутылкой в нее запулил.
— С чем? С чем бутылкой? — схватился за грудь дядя Митя.
— Говорю ж: с водой! Я ж ничего крепче пива не пью, а перед работой и его не употребляю.
— Ага-сь…
Дядя Митя подобный образ жизни не одобрял — мельчает молодежь — даже уважение к Лешику стало ослабевать. Впрочем, сейчас было не до чего, кроме твари. А вдруг еще кто на платформу пойдет?
До кладбищенского пруда было далековато, а вот яма, прозываемая местными «карьер» — котлован так и не достроенного дома, заполненный водой очередного подземного источника, — был буквально в двух шагах. Аккурат за деревом, на котором сидел Лешик. С дороги котлован не просматривался. И любителей купаться в нем не находилось: люди ж не дураки лезть в воду туда, где даже ротаны не водятся. Поскольку рыба — тоже не дура плавать в плохой воде. Дом ведь в девяностые строить решили, и кабы не кинули потом тех, кто неверно прохождение грунтовых вод вычислил, в рукотворный «прудик». Да и ладно трупы, наверняка, строй материалы и гадость какую тоже в него скинули.
«Ну и хорошо, — решил дядя Митя, — быстрее сгинешь».
Однако, как он ни силился, а заставить упрямую тварь идти к воде не сумел.
— Вот же ж сука… — в сердцах пробормотал дядя Митя, когда все его ухищрения пошли прахом.
Тварь не желала идти к котловану даже за ним.
— Дядь Мить, — позвал Лешик, с которым дворник еще раньше задумкой поделился. — Если не вернусь, скажи Женьке, что она дура: такого мужика, как я, упустила. Решила, я как был гопник, так и остался, а я в фирме работаю, кручусь вот. И вообще рукастый и… Э-эх!..
Договаривать он не стал: боялся передумать. В следующий миг раздался вскрик— это Лешик неудачно спрыгнул с дерева. Будь поверхность ровной, здесь и настал бы ему конец: как тварь вскочила и рванула за добычей, дядя Митя даже не рассмотрел. Так, мелькнуло что-то, да вонью обдало, когда рядом пронеслось. Но упал Лешик на крутой склон, по которому скатился кубарем и прямо в воду. Раздался «бултых», а за ним и второй — более громкий. Тварь котлован не учуяла и, когда оказалась на кромке обрыва, затормозить не успела. Так и сиганула в воду, перелетев и Лешика, и добрый десяток метров. Дядя Митя не сказать, чтобы медлил, но, когда добежал до котлована, тварь уже не трепыхалась, а медленно растворялась в воде.