— Он ребенок, — повторил Лео. — Как правило, наша мощь проявляется ближе к тринадцати. Сейчас Кай просто чувствует собственную особенность и может к ней прибегать, когда сам пожелает, — в задумчивости он прикусил губу и проговорил: — Сильный вырастит некромант.
— Некромант ли? Точно? — вернув утраченное самообладание и вновь опустившись в кресло у камина, спросил Сестрий.
Лео снова прикусил губу.
— Мертворождение осечек не дает, в том мерзавец-лекарь был прав.
— Но у него могут проявляться и иные… — Сестрий поискал получше слово, но, не найдя, выдал первое попавшееся: — таланты.
Лео хмыкнул.
— Поверь мне, Сестрий, некромантия забьет любой иной дар. Будь он хоть магом жизни в десятом поколении. Ну разве лишь… в наш мир явится нечто ранее неведомое.
Сестрий нахмурился.
— Но он точно не маг жизни! — заявил он, хотя и без этого было ясно.
— Точно. И никакой другой, — сказал Лео, но уже не столь уверенно.
Эту неуверенность ощутил и Сестрий:
— Ты сомневаешься.
— Я не знаю наверняка, — поправил его Лео. — Но я и не могу знать подобных тонкостей.
— Его волосы светлы, как лунный свет, — не сдавался Сестрий. — Разве некроманты-блондины встречаются на свете?
— С каких пор масть определяет предрасположенность к той или иной магии? — вопросом на вопрос ответил Лео. — Не уподобляйся кумушкам да курицам, трясущимся над выводком и впадающим в истерику, если ребенок не подпадает под выдуманные ими понимание красоты.
Сестрий всплеснул руками:
— Но я ведь не об этом!
— Еще потемнеет, — сказал Лео. — Если бы к совершеннолетию подавляющее число наших золотоволосых детей не превращалось в русых, а то и в шатенов, имперцы давно заголосили, будто мы единый народ.
— Ну… тебе виднее, — примирительно выставив руки ладонями к собеседнику, сказал Сестрий.
— Мне действительно виднее, — согласился Лео. — И мне… невероятно повезло, что Кай не растет вечно восхищенным избалованным тупьем, как большинство здешний детей. Впрочем, я над ним никогда не трясся и не потакал капризам, возможно, дело в этом.
— Да, я заметил… какой он у тебя взрослый. И он зовет тебя по имени, не отцом.
— Он осведомлен: и кто таков сам, и кем являюсь я. С какой бы стати ему звать меня «папой»? — удивился некромант. — Я изначально не собирался лгать ему. К тому же это бесполезно: мальчик знает о той стороне, а значит, и о себе побольше иных ныне живущих. Он понимает, что живет не первую жизнь, и не видит смысла играть в глупое дитя. Пожалуй, даже полагает, будто уронит себя в собственных глазах, если начнет напоминать наивных карапузов, считающих, будто мир крутится вокруг их хотелок и эмоций.
Сестрий всплеснул руками, воскликнув:
— Это ужасно! У мальчика нет детства.
— Есть, — возразил Лео. — Только другое, не такое, каким рисуют его светлые: не щенячье и наивное. У Кая имеется защита, наставление и поддержка — на мой взгляд этого достаточно. На его — тоже.
— А любовь? — сорвалось с губ Сестрия.
— А разве перечисленное мной — не ее проявления? — поинтересовался Лео. — Непременно нужно сюсюкать и тискать?
— Не знаю, — признался Сестрий. — Ты снова запутал меня, некромант. Перевернул с лица наизнанку все принятые представления о должном и необходимом.
— Так может, изнанка изначально была лицом? — прищурился Лео.
Сестрий поглядел на потолок, потом за окно. Метель резвилась.
— Не боишься за него? Метель ведь. Буран. Куда он пошел?
— Проститься со стряпухой и конюшенным, пообщаться с Мрысем, Кай ведь наверняка захочет путешествовать верхом на моем звере, к паре приятелей забежит, — Лео повел плечом. — Ты драматизируешь, это в сути светлых, понимаю, но в отношении нас лучше держи себя в руках. Поскольку вы не умеете чуять беду. Можете лишь надумать себе ужасов и в них же уверовать. Я знаю, что Кай в безопасности, и не собираюсь обижать его недоверием и излишней опекой.
— Разве опекой можно… — начал Сестрий, но натолкнулся на очень уж колкий взгляд. — Наверное, можно, — признал он, — именно некромантов, которые личную свободу ценят сильнее чинов и наград. Однако другие могут принять твое доверие за наплевательство!
— Это лишь их дело, — сказал Лео.
— Ну конечно. Тебе повезло, что с некромантами не связываются службы общественной опеки и приюты. Эти… скажем так, недалекие тетки действительно склонны видеть издевательства над детьми везде, где можно и нельзя, и называть жестокостью воспитание.
— Я полагал, подобная дрянь как общественная опека подохла после катастрофы в империи. Это же их выкидыш?
— По слухам.
— Их. Власти королевства еще не выжили из ума, чтобы растить из детей изнеженных домашних питомцев. Хотя… видел я истерики некоторых светлых особ разных возрастов — прескверное впечатление производят.
— Его Величество уже подписал указ о ликвидации этого общественного института, — признал Сестрий. — Но все же...
— Да здравствует Его Величество, — не стал дослушивать его Лео, и даже при всем желании никто не сумел бы расслышать в его голосе иронии.
— Но ты так и не выяснил, какого он рода? — задал Сестрий вопрос, какой волновал его все эти годы.
— Выяснил, — ответил Лео, и Сестрий чуть спал с лица. — Только лишь, что непростого.
— А кучер? Ты вызывал призрак?
— Его опоила сама же беглянка: он не помнит ничего и никого, он и себя-то назвать не может.
— Но хотя бы по внешности…
— Светловолосая красавица на сносях, — Лео впервые за сегодняшний вечер и, должно быть, годы почувствовал, что выходит из себя. Боль утраты так и не притупилась. — Мало ли таких было в империи?! Богатство наряда и драгоценности указывают лишь на то, что она аристократка, однако наше королевство она не посещала, а значит, нет никого, кто бы узнал ее. И тех, кто видел бы ее при дворе не осталось тоже.
Сестрий развел руками.
— Я не видел. За то ручаюсь.
— То-то и оно.
Даже в тайном сыске, даже в еще более тайной разведке никто из знакомых и коллег не сумел сказать кто она. Лео, как одержимый, рвался в империю еще и для того, чтобы залезть в архивы, проверить списки, посетить дома знати в надежде увидеть портрет. Вряд ли же она бежала к границе с другого конца империи. Быть может, из столицы, конечно.
— Значит, опоила? — уточнил Сестрий. — Непростая. Точно.
— Знания дурманов. Наверняка, и ядов, — начал перечислять Лео. — Простушек им не учат.
— То ли древний род, то ли гильдия убийц. Возможно, и то, и другое, — сказал Сестрий.
— Непримиримый характер. Готовность бежать куда угодно и с кем угодно, лишь бы не оставаться там… где не хотела.
— Возможно. — Сестрий пожал плечами. — Ее наряд… как с бала. Сбегала впопыхах. Будь больше времени, переоделась бы во что-нибудь менее броское и более удобное.
— Да. Скорее всего, за ней очень тщательно следили. Смогла улучить время, опоить слугу…
— Жаль все же голову уничтожили.
— Жаль, — согласился Лео.
Глава 1. Двадцать лет спустя
Три зачарованных стрелы с шипением врезались в костяную грудь. Там, где стальные острия прошили панцирь, принялись подниматься вверх струи грязного коричневого дыма. Тварь взвыла, хотя вряд ли могла чувствовать боль, в три прыжка выбралась из разрытой могилы и кинулась на обидчиков: таких вкусных, манящих, слабых, можно сказать, безобидных.
Вжух… Вшух…
Две стрелы одна за другой поразили пустые глазницы. Тварь споткнулась, заваливаясь вперед, пропахивая клыкастой костяной мордой землю и поднимая клубы пыли.
Еще два выстрела, сделанных чисто на всякий случай, заставили уже недвижимую тварь окончательно прекратить свое существование. Коричневый дым сменился сизым, а затем и белесым. Когда же иссяк и он, костяк рассыпался песком.
— Фух… — Войд, старый стражник, обычный человек, привыкший за многие годы составлять компанию некромантом в чистке «мест памяти» и почти уже не замечавший проявлений их сил, вышел из-за прикрытия полуразрушенной ограды склепа. — Кажись, последний. А, маги-хранители?
Кай рассмеялся. Вольно ж было так их называть. С другой стороны, а кто же такие некроманты для стражников, идущих усмирять неспокойные погосты? Маги-охранители и есть.
Лис, стоящий в правом луче пятиконечной звезды, сладко потянулся.
— Вы лучше проверьте все еще раз, — предложил он, обращаясь к стражникам. — А то мало ли. Случится еще как с саркофагом у Коена.
— А что сразу Коен? Ну было дело, недоглядели. Нас тогда пятеро было, как сейчас, да и порешили мы ту бабочку-переростка. Кто ж знал, что саркофаг — это ее кокон?
В отличие от черно-бурого Лиса и Кая, обладавшего совершенно несвойственной некромантам внешностью, Коен казался просто-таки образцовым темным магом: таким, каких описывают в романчиках для скучающих домашних хозяек и девиц, вошедших в возраст поиска избранника. Высокий, худой, седой при относительно молодом породистом лице. Тут уж пользуйся-не пользуйся скрывающим ауру смерти артефактом, а в толпе с обычным человеком не спутают. Правда, мало кто знал, что именно Коен скрывался под именем Артуа Зерга — известнейшего в столице театрального критика, драматурга и лихописца. Владетель лихописного издательства «ФигУляр» на него чуть ли не молился.
— Слушаюсь, — шутовски козырнул Войд. — Все проверим. Сундуки и саркофаги, если что, вскрывать не будем.
— Свежо предание, — проворчал Лео: четвертый и последний в пентаграмме некромант. — Ни разу такого не видал, чтобы кто-то, найдя на погосте сундук, не попробовал влезть в оный своими загребущими руками, вот был случай…
— Можно я пойду? — прервала его Корва, недовольно сморщив носик. — У меня на сегодня запланировано много неотложных дел. Ведь ясно уже, что здесь мы закончили.
В список неотложных дел наверняка входила модистка, маникюрша и портниха. Корва старательно создавала образ светской дамы: не столько потому, что сама желала, сколько стремясь угодить матери. По причине постоянной угодливости, которая претит самой сути некромантов, характер у Корвы был еще тот.