— Принесения в жертву невинных людей!..
— Их жизни никчемны в сравнении с величайшей целью, Лео. Однако девчонка, видимо, надумала слишком много. И ведь происходила из светлейшего рода. Удивительно, что тьма заползла в ее сердце, отравила душу и застлала глаза сомнениями. Тьма и ничто иное кроме оной заставила ее бежать: на сносях, одурманив кучера, не собравшись в дорогу, через половину империи к границе с темным королевством, в руки некромантов и темного властелина, скромно зовущегося королем. Неблагодарная тварь в результате породила темное отродье и создала немалую проблему. Но мы непременно преодолеем это препятствие, моя милая барышня, не так ли?
Женька не ответила, она пыталась вспомнить полное имя Кая, хотя и могла не знать его вовсе.
— А теперь прощай Лео, — проговорил Сестрий и одновременно с ним Женька подумала: «К черту!».
Она уже перемещалась в пространстве, задействовав эту магию. И не произносила никаких заклятий! Женька постаралась припомнить ощущение легкости и веселой злости — и дух захватило. Подумалось, она может все! Главное, не удивляться этому чувству, не анализировать собственные ощущения, иначе они грозили исчезнуть.
Поначалу она хотела отворить окна-двери, впустить подмогу, но быстро поняла, что зря потеряет время. А кроме того, подобный поступок был бы абсолютно и полностью в духе светлых тварей. Может, среди них и встречались хорошие люди, но так вышло, что Женька была знакома именно с тварями: и в своем мире, и в нынешнем. А потому она в мгновение ока возникла возле Сестрия и, не теряя времени даром, а себе не давая возможности одуматься саданула того в висок весьма увесистой и острой крышкой от супницы, которую подхватила, не заметив этого.
***
Кай говорил, в прошлом она была воином. А воины ведь умеют убивать. До уверенности в том, что умелой душе нетренированное тело не помеха, Женька дошла самостоятельно, не обращая внимания на разумные сомнения. Если уж решилась — бей, все рефлексии потом или вовсе на фиг их, рефлексии эти.
Вряд ли, схвати она вилку, сумела бы быстро и молниеносно лишить Сестрия жизни. Лишь в идиотских книжках и фильмах героиня, впервые увидев оружие и подняв его (к примеру, тяжеленный и неудобный меч, снятый с предохранителя пистолет, арбалет или вообще лук), способна дольше нескольких секунд отражать атаки главного злодея, вдохновляемая неким снизошедшим на нее знанием. В совершенно убогой мурне, впихиваемой читателю-зрителю такие героини умудрялись еще и пронзить противнику сердце, срубить голову или выпустить кишки. Это такие, которые и курицу убить не сумеют, попади они в обычную деревню? Увлекательные спецэффекты Женьке не требовались, зрители и читатели — тем более. И все равно она оплошала.
Женька хотела Сестрия убить, точно не думала все те глупости про «ни убий» и «так нельзя», расплодившиеся в ее мире, словно вершинная гниль на несчастных помидорах засушливым и жарким летом. Вот только знания об одной из прошлых жизней, желания уничтожить и уверенности в себе оказалось недостаточно. Сама Женька, может, и умела убивать, а вот ее рука — нынешняя, не знавшая, с какой силой нужно нанести удар — нужным навыкам не научилась. В результате удар вышел недостаточным для того, чтобы раздробить даже столь хрупкую кость, которая находится у человека на виске. Хоть обескуражить и отправить в краткосрочный нокаут мразь удалось. И выбить нож. Стоило тому покатиться по полу, Лео обрел свободу и материальность. А стоило Сестрию рухнуть, послышался звон разбиваемого стекла, и в двери-окна ворвались некроманты вперемешку со стражниками.
«Фух…» — Женька вздохнула с облегчением и сочла за лучшее опуститься в кресло. Ни к чему маячить и путаться под ногами. Лео, видимо придя к тому же выводу, отошел к стене.
Приведенный в сознание Сестрий бросил вначале на него, а затем на нее больной, злой, ненавидящий взгляд. От известий, что его таки переправят в столицу, поскольку лишать тайный сыск столь словоохотливого источника информации несколько глупо, легче ему явно не стало. Впрочем, Женьку точно не трогало, как относился к ней преступник и несостоявшийся кавалер. Волновало совершенно иное. То, на что эдакая толпа людей и магов отказывалась обращать внимания: или из-за своеобразного такта, или поскольку ничего не видели.
Лео стоял у стены, подальше от всеобщего сборища, а рядом — в столбе золотистого сияния — расположилась миловидная светловолосая женщина. Ее не выходило назвать ослепительной красавицей. Не было в ней ни намека на пустышек из инстаграммов, тиктоков, глянцевых журналов, чью стандартную красоту так любили нахваливать все, кто ни попадя. Женщина была… уютной, даже, пожалуй, родной. Она смотрела на Лео, улыбаясь, но в какой-то момент повернулась к Женьке и сделала знак подойти.
И Женька подошла. Ну как подошла… мгновенно переместилась. Не чувствовала она от встречи с потусторонним никакого холодка, пробегающего по спине, или страха. Ну призраки. Но по сути обыкновенные люди ведь, просто в ином внетелесном качестве. Призраков ведь раньше никто и никогда не боялся, это потом, когда перекувыркнулось что-то в сознании людей, и они с какого-то рожна принялись поклоняться останкам да мощам, боясь потусторонней жизни или, вернее, не-жизни, пришло их неприятие. Но тут уж дебри философии, в которые Женьке лезть было не с руки.
Взгляд женщины — прямой, заинтересованный — не покоробил, хотя вряд ли Женька хотела бы встречаться с ней постоянно и приятельствовать. Ни к чему. Мертвые должны обитать по ту сторону. К сожалению, это касалось и Лео.
«А ведь этот лоснящийся козел так и не назвал ее имени», — невольно подумала Женька, и получила ответ:
— Элхена.
Элхена Айра — так звали светловолосую имперку, не пожелавшую следовать «курсу партии» и брать на свою совесть множество жизней, погибших далеко не легко, в муках. Мать Кая…
Женька посмотрела на Лео. Старый некромант будто скинул десятка два лет (а то и сотню-другую), выглядел помолодевшим и… красивым. Словно бы светился изнутри. Вспомнились его же собственные слова о том, что отказался от перехода, теперь разве лишь за ним кто-то явится с той стороны, чтобы проводить. Ну вот… явилась. Лео в это не верил, как оказалось, зря.
— Отпустишь? — голос Элхены оказался красивым, нежным, вот только вопрос показался Женьке очень глупым.
Кто она такая? Отпускать и удерживать, карать и миловать, прочее и прочее — точно не к ней и не ее. Но, вероятно, в свете сказанного самим Лео —о том, что он прикреплен именно к Женьке — ее мнение все же учитывалось. Просто из-за образования и всего своего жизненного опыта, ей сложно было осознать, насколько согласие действительно важно. Слова — пустое сотрясание воздуха в ее родном мире, здесь ценились очень высоко и иногда обретали реальную силу.
— Если Лео хочет и желает, — сказала Женька.
Некромант кивнул и благодарно улыбнулся.
— Спасибо, Женя. Скажите Каю, чтобы не думал горевать.
Так себе пожелание на прощание. Впрочем, Женька снова судила по себе, исходя из собственного опыта, который в мире этом был почти никчемен.
— Вряд ли он сумеет исполнить ваше распоряжение, — все же сказала она. — Но я передам.
Все еще недавно мучившие ее вопросы: как помочь Каю, жив ли тот, каким образом ей вернуться и что предпринять — показались никчемными. Она знала ответы. А вот как сообщить Каю о гибели отца — нет.
— Он знает, — сказал Лео, прочитав ее сомнения. — Мы, некроманты, чуем подобные вещи. И, если это важно, мы уже простились.
Лео коснулся Женькиной руки, чуть сжал пальцы.
— Прощайте и вы.
***
В совершенно ином мире на скамейке под звездным небом сидели люди. Самые обыкновенные, пусть с ними и произошли недавно вещи, мало сочетающиеся с понятиями «нормально».
— Может, у меня белка? — вздохнул дядя Митя.
— А у меня тогда чо? Тяжелые наркотики? — фыркнул Леха. — Вот чего-чего, а эту дрянь я никогда не употреблял и не стану. Дядь Мить, веришь?
Тот покивал.
— Нарки ведь все слабые, бегут и от себя, и от проблем. Ничтожества они. А я не хочу быть ничтожеством, понимаешь?! — проговорил Леха. После произошедшего его все еще потряхивало, оттого иногда начинал говорить взахлеб, даже лозунги выкрикивал вроде «Кто к нам с чем придет, от того и того».
— Ты им не являешься и вряд ли станешь: не тот человек, — пробормотал дворник. — А пить я таки завяжу. — Знаки уж больно нехорошие начались. Ладно б глюки словил по пьяни, да не бывает, чтобы с такими спецэффектами, еще и сразу двоим. И с последствиями. Зинка сказала, не приди мы к ней, мало ли какую заразу подцепили.
— Да она просто… — Леха махнул рукой. — Все нормальные врачи теперь те еще перестраховщики. Им второй ковид на фиг не нужен, несмотря на все доплаты.
— Может-может… — дядя Митя потянулся и указал на небо. — Красота-то какая!
И было чем восхититься. Они сидели на лавке, которую еще лет тридцать назад местные пацаны затащили на вершину невеликого, но все же холма. Холм меж собой называли лысой горой, поскольку в знойные лета выжигало здесь солнце всякую траву. Зимой ребятне отсюда весело было на санках скатываться, ледянку заливали. А еще вид открывался потрясающий: и, если вниз глядеть, и, если — вверх. Фонари не мешали изначальным и истинным светилам, казались рассыпанными у ног сокровищами, и звезды расстарались во всю, тем более, небосвод не омрачало ни облачка.
— Ого! — Леха указал на два ярко-зеленых болида, расчертивших небосклон и исчезнувших где-то у светлой полоски горизонта. — Сразу два!
— Как в фильме про звездного мальчика. Советском еще. Летят друг за другом две звезды, — неожиданно для собственного залихватского образа прочувствованно и поэтично сказал дядя Митя.
— Желание загадал? Я вот не успел, — вздохнул Леха.
— А и ладно, — хмыкнул дядя Митя и махнул рукой. — Дались нам желания эти. Красиво и так.
Глава 30
С детства в голове Женьки сидело правило: нельзя пытаться или стараться, если уж браться за что-то, то просто делать, не отвлекаясь на дурацкие рефлексии и жалость к себе, не искать пути к отступлению, и гнать подальше любые эмоции, кроме удовлетворения от хорошо выполненной работы. Из какой книги или фильма Женька его выудила, она уже и не помнила, но придерживалась железно. В этот раз — тоже. Вероятно, потому у нее и вышло. Захотела вернуться в свой мир и не просто абы куда, а к Каю — и появилась в подвале.