Оглядеться она смогла только когда схлынул восторг, и глаза привыкли к сумраку. Тогда же стало понятно, что находится она в каменном мешке, самой настоящей пещере. И пахнет в ней кровью, а не морем или разросшимися по скалам водорослями.
— Эй!
Женька задрала голову к высокому потолку — метров десять, возможно, больше — и едва не вскрикнула. Все пространство вверху заполонили едва светящиеся в полумраке белесым потусторонним светом нити. Снизу — нити. На самом же деле, наверняка, канаты. На них, словно мушка, висел Кай.
Оттуда, где стояла Женька, казалось, нити пронзают его тело.
«Но ведь это не так?.. Не станет почти покойник говорить настолько бодрым голосом, — подумала она. — Или у некромантов иначе, чем у прочих людей?»
В последнем она недавно убедилась. Но пусть Лео мог почти не отличаться от живого, не сомневалась: перед ней не призрак Кая, а он сам.
— Погоди, я сейчас… — сказал он, забился в паутине, вытянув поочередно руку и ногу, принялся спускаться проворно, но не слишком ловко. Движения получались рваными, в какой-то момент пальцы соскользнули, благо, до пола на тот момент оставалось не более двух метров, а потом Кай рухнул перед Женькой и растянулся на спине, прикрыв глаза.
Некоторое время она простояла, не решаясь приблизиться. На Женьку напал какой-то иррациональный ступор. Она, конечно, не боялась Кая, но почему-то не могла сойти с места. Только смотрела, подмечая на его теле множество порезов и проколов. Одежда также представляла собой живописные лохмотья, местами на ленты пущенные.
— Знаешь, почему мой мир существует до сих пор? — спросил он, не открывая глаз.
— И почему? — Женьку, наконец, отпустило. Она подошла и присела на корточки рядом. Кай не казался мертвым, только был бледен значительно сильнее обычного. И некоторые раны все еще кровоточили.
— Светлые мерзавцы слишком превозносят свои интеллектуальные способности и прокалываются на всякой ерунде… — проговорил он и тяжело вздохнул. — Не то, что я против. Хорошо, что прокалываются. Плохо, что при этом жутко утомительны.
Платка не было. Женька подумала, а не стянуть ли футболку (все равно, если застегнуть джинсовку, будет не видно), но ехидный вопрос заставил ее отказаться от этой мысли.
— Раздеваться будешь?
Она фыркнула и подумала, что не так уж все и плохо.
— А жаль, — сказал Кай и хрипло рассмеялся.
На самом деле ему было невыносимо плохо. И отнюдь не все оказалось так просто, как он говорил. Вися на своеобразных цепях, чувствуя, как жизнь капля за каплей утекает из тела вместе с кровью, ощущая, как холодеют пальцы, отчаяние испытывают все. Некроманты тоже люди и ничто человеческое их не минует. Одно он знал точно: не уступит, не будет служить гадкой светлой мрази, возомнившей себя даже не наместником или посланником, а чуть ли не богом.
И все же шанс у него имелся. Светлый в своей вошедшей в присказки уверенности, то ли не учел, то ли на самом деле не верил в особые отношения между некромантами и той стороной. Он полагал, тьме на Кая наплевать точно так же, как их светлому божеству безразличны человеческие рабы, возносящие ему молитвы. Однако это было не так, далеко не так.
Некроманты могли заставить сотрудничать любого духа, но не всегда это требовалось: только с по-настоящему гнилыми слепками с душ. Прочие же, наоборот, были рады угодить, оказать услугу, подсказать и рассказать часто о большем, нежели их спрашивали. И — в то светлые не могли поверить никогда — иной раз у темных магов получалось договориться даже с монстрами. Любой обитатель той стороны боится стража не-живых. Если существо еще и обладает разумом, возможны любые варианты, вплоть до заключения сделки. На памяти Кая лишь живжиги и прорывавшиеся через места памяти твари были настолько примитивны, чтобы нападать на некромантов. А потому имелся крохотный шанс достучаться до убивающего его существа, кровожадного, не знающего пощады, лишь голод до жизни, которой ему не обрести никогда.
Вот только… Как до такого достучаться?
Очень скоро Кай разочаровался: существо если и превосходило разумом живжигу, то не особенно. Слова и эмоции, сложнее самых примитивных, до него не доходили, но каким-то образом достучаться до него Кай сумел. Его тень к тому моменту была слаба и вряд ли помогала. Сам он… вероятно, буровил какую-то чушь, бредя и часто впадая в забытье. Однако в какой-то момент жвалы разжались, а когти перестали наносить порезы. В голове возникло протяжное, тихое, завывающее — вовсе не слова или эмоции, а их отголоски.
Еще послышалось удивление: существо не думало, будто еда способна говорить. Оно и Кай сосуществовали в одном плане бытия, но воспринимали друг друга по-разному. Для монстра он являлся едой, причем едой добровольной: рождающийся и растущей лишь затем, чтобы напитать, выпустить в мир, наделить подобием материальности — самое настоящее чудо для всякого обитателя той стороны. Существо полагало подобное единственным смыслом существования Кая.
Объяснять абсурдность подобной убежденности было бесполезно. Точно так муравей мог бы рассказывать о своих проблемах человеку: последнему неважно и неинтересно, у него имеются свои заботы и устремления. Ну разве какой ученый заинтересовался бы, пока не понял, что его поднимут на смех коллеги. Попытка сформулировать мысленно, как ему плохо, привела бы к обратному: существо захотело бы поскорее испытать нечто похожее, для него не существовало плохо-хорошо, весело-грустно, больно-приятно. Оно обитало вне человеческих эмоций и ощущений. Ему по сути нравилась только кровь, вернее жизнь, которую оно втягивало вместе с нею. И уж точно не стоило требовать остановиться. Хотя… а почему бы и нет?
«Убирайся!» — приказ зазвенел в ушах, одно единственное слово вытянуло остатки сил.
Вряд ли Кай справился с посылом. Лео говорил: перед лицом гибели у многих случается резкий прилив возможностей; раньше именно так ученики умудрялись «прыгнуть выше себя», а маги достигали новых высот владения силой. Сам Лео научился входить в собственную тень именно таким образом. Вот только Кай, видно, в самого себя не слишком верил. Ему почудилось иное.
В какой-то момент перед мысленным взором вспыхнуло. Вспомнились потоки силы, огибающие планету и питающие щит, хранивший этот мир от проникновения извне. Их мизерная часть отклонилась от курса, мгновенно преодолела огромное расстояние от поверхности жизненного слоя до пещеры, пронизала…
А дальше Кай ничего не запомнил. Очнулся по-прежнему на нитях, только монстра больше не было рядом. Существо находилось у стены возле самого потолка: выпивало того, кто назвался новым империусом.
То ли светлый что-то ощутил (магом он являлся сильным, вполне мог), то ли правильно подгадал время и вернулся насладиться гибелью «отродья» или его согласием. Монстр же, отпрянув от внезапно проявившей несговорчивость добычи, мгновенно переключился на новую — более питательную и живую: сиганул к отворившейся двери, пронзил передними лапами тело, утащил повыше.
Кай читал байки Женькиного мира. В них почему-то считали самой ценной — последнюю каплю крови. Вот только монстр, видать, о том не имел ни малейшего понятия, руководствуясь лишь собственными вкусовыми пристрастиями и разумным доводом: тело, в котором больше сил, питательнее. Кровь светлого была для него не просто проводником в реальность, а лакомством.
Создатель искусственного пространства закрывает его от посторонних. Он способен протащить туда любого, нехитрым способом: взяв за руку и перетянув через порог. Вот только светлый мерзавец такого не делал. Видимо, желал оставаться для своих по-прежнему пресветлым, не желал показывать свою склонность к жестокости и пыткам. А может, просто не учел, не подумал, будто здесь ему может понадобиться помощь и спасение. Империус притворил за собой дверь, потому, если кто и остался снаружи, помочь ему не мог. Ну а потустороннему монстру способен противостоять лишь темный маг, не человек и не светлый одаренный — это правило не давало осечек никогда.
Самозваного империуса стоило уничтожить, потому Кай ничего не предпринимал до тех пор, пока монстр не убил того окончательно. Только затем Кай начал очень осторожно перемещаться по нитям, позвал тень, и та откликнулась, встала за плечами, обняла, защищая.
Хранить реальный мир от потустороннего… все равно какой из существующих — не просто долг некроманта перед живыми, это его глубинная суть, истинное предназначение. Только ради него некроманты рождаются, живут и погибают. Потому Кай ни мгновения не сомневался, что станет делать. Когда он полз по нитям, у него дрожали руки и ноги, пот заливал глаза, сердце стучало, как у загнанного барсовока. Вот только, если тварь обретет материальность, ему станет хуже в сотню тысяч раз. И всем иным — тоже. Поскольку выйти из искусственного пространства способен любой, достаточно сильный, если обнаружит выход или проломит для себя новый. Способен ли на такое голодный монстр? Наверняка.
Тварь медленно менялась: Кай замечал возникающие на призрачной шкуре бурые шерстинки, пропалены на не до конца сформированном теле превращались во вполне реалистично выглядящие шрамы.
Светлый не умер мгновенно, пытался отбиваться, пусть то и не имело смысла. Однако его слишком быстро отравляла слюна твари. Каю она не могла доставить вреда, а империуса разъедала: кожа истончалась и облезала, обнажая мясо, тело буквально разваливалось на куски. Тварь похрюкивала, поглощая, все сильнее материализуясь. Она и не заметила, когда Кай положил руку ей на спину.
То, что недавно являлось светлым магом, с влажным чавканьем рухнуло на пол у стены. Однако тварь не спешила поворачиваться, застыла, словно не решаясь что-либо предпринять, будто подпав под заклятие. Кай не стал ни ждать, когда монстр отомрет, ни раздумывать о столь странной реакции. Он начал проговаривать про себя слова, а вокруг принялась раскручиваться радужная воронка.
Рассказывали, отзыв самых сильных монстров временами приводил к засасыванию на изнанку бытия и самого некроманта. В таком случае он воплоти оказывался на той стороне. Наверное, кому-то даже удавалось возвратиться, но, если это и происходило, рассказывать никто не спешил. Тварь засосало в воронку с отъявленным визгом, ударившим по ушам. Кай стер кровь, пошедшую из правой ноздри. Его тоже начало затягивать. Он изо всех оставшихся сил вцепился в паутину, но пальцы соскользнули, его понесло в раззявленный зев. Однако стоило коснуться мглы внутри воронки, как Кая ослепило, а затем вытолкнуло с такой силой, что он пролетел до центра пещеры и повис на нитях, как в люльке.