Вот только рассказывать о том Женьке ему не особенно хотелось. По крайней мере сейчас. Тем более, не желал он, чтобы Женька видела останки. Конечно, в истерику не впадет — не тот склад характера — но все равно стоит оберегать душевное здоровье тех… кого любишь.
— Кай?.. — позвала она. Видно сидеть и пялиться на его распростертое тело ей надоело.
— Ты знаешь, что тебя здесь не должно быть? В смысле вообще, — поинтересовался он. — Это пространство создано искусственно и никто, кроме создателя…
— А я — читер теперь, — улыбнулась Женька.
— И кто этот неведомый зверь?
— Тот, кому правила не указ.
— Правила мы с тобой и так попираем десятками на дню, — прошептал Кай, открывая глаза и поднимаясь на локте. — С законами, в том числе физическими, однако, сложнее.
И тут ее прорвало. Вероятно, у настоящих лихописцев нескончаемый поток слов, начинающий из них литься, заменяет истерику. Кай выговариваться не мешал, наоборот, ему было интересно. Смерть Лео, пусть он и знал о ней, наполнила душу грустью, быстро преобразовавшейся в светлую печаль, когда Женька поведала, кто именно пришел за наставником, чтобы препроводить на ту сторону. Уничтожение Сестрия же не оставило ничего, даже краткого удовлетворения.
— Здесь где-то должна быть дверь, — сказал Кай, когда Женька выговорилась, а он нашел в себе достаточно сил, чтобы не только подняться, но и стоять, не рискуя упасть, и идти, не шатаясь из стороны в сторону. — Только мы вряд ли откроем.
— Зачем нам пытаться ее открывать? — удивилась Женька. — Ты разве не слушал? Магия перемещений работает. И плевать ей на можно и нельзя.
— Слушал, — возразил Кай. — Понял. Но, видимо, не могу осознать. А мое имя, значит, универсальный ключ?
— Угу, — Женька своевременно ухватила его за руку.
— Попробуем, — сказал Кай с сомнением и представился: — Кайринглин Дарвейн Нестра-Лейн.
Последнее мог не добавлять. Пол ушел из-под ног уже после произнесения первых двух слов, но Кай упрямо договорил, поскольку не считал свое имя полным без упоминания названного и единственного настоящего отца.
…Выкинуло их в подвале. Как сказала Женька, вполне привычном для ее мира, пусть Кая сборище толстых труб, змеившихся вдоль стен, несколько нервировало.
Первое тело они обнаружили почти сразу. Светлый маг лежал возле стены, из рваной раны на голове кровь больше не текла. Судя по проломленному затылку, душегуб подкрался к нему со спины.
Женька сильнее сжала руку Кая. Он ответил взаимным пожатием.
— Я не боюсь трупов, — прошептала она. — Мы с Пал Палычем ведь и на местах преступлений бываем, и…
— Я не сомневаюсь в твоей отваге, — произнес Кай и удивился насколько легким в этот раз вышел у него переход на «ты». Выкать он не мог себя отучить при всем старании с прилежанием. Потому, даже произнося «ты» всегда чуть запинался. А теперь вышло естественно.
— Наверное, нужно вызвать полицию?
— Нет.
Он распростер руку над телом, и вскоре оно пропало без следа. Если бы Женьке за каким-то лядом пришло в голову описывать процесс исчезновения, она сравнила бы его с плавным увеличением прозрачности слоя в специальной программе на компьютере, которой пользовались художники, предпочитающие планшет и стилус карандашам и краскам.
Убийцу они нашли, уже поднявшись по лестнице. Подвальная дверь, которую Кай — словно почувствовал, что так надо — открыл с ноги, приложив немалое ускорение, вдарило светлому магу по носу и впечатала в стену изрядно дезориентировав.
— Сколько вас осталось?! — спросил Кай.
Светлый маг зашипел огромным змеем. Женька с брезгливостью, ей обычно несвойственной, заметила, что у того отсутствует язык. С щелчком пришел в движение лифт, заставив Кая отвлечься. Мгновения хватило светлому, чтобы вырваться. Он помчался вверх к разошедшимся створкам. Женька еще успела удивиться: по ее расчетам кабина находилась на верхних этажах. Кай кинулся следом, но не успел преодолеть и половины ступеней, как раздался короткий крик. Через несколько секунд из лифтовой кабины откуда-то сверху полилась ругань и хлопки: некто застрявший спешил поделиться с миром своим возмущением.
Как выяснили ремонтники, прибывшие где-то через три часа извлекать сидельца, произошло короткое замыкание, в результате которого открылись лифтовые двери на всех этажах кроме того, на котором намертво застряла кабина. При этом сколько ни пытался застрявший развести створки — а он оказался мужиком в хорошей физической форме — не удалось у него ничего, двери заблокировало намертво. По счастливому стечению обстоятельств в лифтовую шахту никто не ухнул. Видать, правило «прежде чем войти в лифт, убедитесь, что он на месте» жильцы таки вызубрили. Украшение в виде перстня-креста, оставшееся лежать на дне шахты после того, как тело последнего светлого мага навсегда покинуло мир, которому не принадлежало, так никто и не нашел.
Дух погибшего Кай вызвал, не сходя с места, и тот подтвердил, что являлся последним из имперцев. Отсутствие языка нисколько не мешало призраку говорить.
— Остальные так или иначе уже нашли свою смерть, — уверял он.
— Своего подельника-то ты зачем убил? — спросила Женька. Она снова стояла возле Кая и держала его за руку, потому призрак ее и слышал, и видел.
— Империус погиб, — сказал он. — Мы все почувствовали это. Все… — он хмыкнул, — оба выживших. И означало это главное: тот, кто останется, примет мир под свою единоличную руку. Я должен был стать новым империусом! Мой род достаточно высок для такого. Языка меня лишили именно потому, что империус нынешний опасался смещения. Какой же правитель без языка, — он помолчал некоторое время, затем договорил. — Каритос наверняка воспротивился бы моему первенству. Он тоже высокороден. Как-никак все мы здесь элита, пресветлые из пресветлых. Я всего лишь устранил соперника.
— Какая омерзительная бессмыслица, — оценил поступок Кай.
— Не скажи! — взвыл призрак. — Мы пришли в мир, дарованный нам господом! Это наш мир, и тот, кто остался последним стал бы равен богу!.. — поддавшись эмоциональному порыву, он воздел над головой кулаки.
— Ты остался. Последним, — напомнил Кай холодно. — И как божественность? Ощутил всемогущество?..
— Не издевайся надо мной, некромант, — с горечью в голосе проронил призрак.
— Не стану, — произнес Кай. — Смысла оно не имеет. Да и сдается, ты уже понял, что россказни о божественности не имеют с реальностью ничего общего.
Эпилог
Попрощались они просто. Без заверений в чем-либо и лишних слов, ничего друг другу не обещая. Кая ждал долг. Со службы ведь его никто не отпускал. К тому же Женька видела, насколько он в родном мире нужен.
Когда Кай исчез —буднично и просто, без каких-либо любимых в развлекательном кино спецэффектов — она пошла бездумно бродить по окрестностям. На самом деле у нее тоже были дела, но сейчас сил на них не осталось, как не осталось их на мысли, сожаления, надежды. Наверное, если она захочет, сумеет перенестись в другой мир. Однако важным являлось то, что Женька не хотела. Ей нравилось в своем, пусть и в неидеальном и точно не в самом лучшем мире. У нее имелась любимая работа, служащая не только способом получения средств для существования, но и для самореализации. А самореализация, как утверждал Кай, именно тот смысл сущего, какому подчинено все.
К дому она подошла уже ближе к вечеру, присела на пустую лавку возле подъезда.
Наступали приятные глазу синие сумерки, к ночи обещали прохладу, но пока на улице было комфортно. Леха, завидевший ее от угла, осторожно приблизился, остановился шага за четыре.
— Да не бойся ты, — фыркнула Женька. — Солдат ребенка не обидит.
— Пиво будешь? — лысый приподнял пластиковый пакет.
— Буду, — кивнула Женька и полезла в сумку. — Только свое.
Извлеченная оттуда банка стоила раза в полтора больше дешевого пива приятеля детства, в свое время умудрившегося испортить все, что только можно и могло быть.
— Присяду? — спросил он.
Женька кивнула. И тотчас отодвинулась.
— Слушай, Леш? Ты точно хочешь, чтобы я встала и ушла? Хороший ведь вечер.
— Хороший, — согласился он и открыл свою бутылку.
— Расстались?
Женька покачала головой.
— Внезапная командировка, — почти не соврала она. — Только очень-очень далеко и, возможно, надолго.
— А помнишь, мы ведь с тобой дружили.
— Угу, — покивала она. — Пока у тебя тестостерон не ударил в головной мозг и вместе с ним не стек в штаны.
Некоторое время они молчали.
— И я действительно никогда тебе не нравился, — констатировал Леха.
— Мне никогда не нравились четкие пацаны, а ты внезапно именно таким захотел выглядеть, — сказала Женька.
— Ну да… — пробормотал он. — А я того-то и не понял. Знаешь, со мной в последнее время столько произошло… Впрочем, с тобой, вероятно, тоже и даже поболее моего, — Женька усмехнулась на его слова. — Я ведь по сути если и задел, то краешком, а ты с этим жила и, по-моему, тебе нравилось.
— Короче.
— Короче, глупость все про четких пацанов, Жень. И понты — ерунда детская. Вокруг такое творится, а я… ну как чудак на букву «м», чесслово.
— Ты еще выдай что-нибудь в духе «Я больше не буду», — улыбнулась она.
Леха скорчил на изумление жалостливую гримасу и протянул:
— Я больше не бу-ду…
Женька наконец рассмеялась: вполне искренне и легко.
Они еще немного повспоминали общее детство, допили пиво и каждый пошел своей дорогой. Когда Женька заходила в свою теперь казавшуюся пустой квартиру, дышала она свободно и почти не грустила, хотя и очень хотела, чтобы Кай возник на кухне, как ни в чем не бывало.
***
Звонок в дверь разбудил в тот ранний час, когда часть граждан страны уже чувствуют себя вполне бодрячком, а другая истошно ругается на незваных гостей, пока выползает из постели и нашаривает воображаемую монтировку. Состояние сова-жаворонок у Женьки было плавающим. Случалось, она подскакивала до восхода солнца вполне бодрая, бывало, дрыхла до обеда и работала по ночам. Сегодня вот спала и видела приятный сон, о чем уже и не помнила.