— Улица, где живут сплошь часовых дел мастера? — спросил я.
— Улица, где живут сплошь часовых дел бывшие мастера, — поправила меня Инацея, подняв при этом указательный палец. — Важное добавление, мой дорогой! Театр постоянно приглашает новых часовых мастеров, которые создают тонкие механизмы для кукол и потом ждут, кто лучше всего подошел бы для этого.
— Это должна быть действительно очень тонкая тонкая механика, — пошутил я.
— Самая тонкая! — подтвердила ужаска. — Самая тонкая из всех существующих!
Мы завернули за угол и прошли мимо поющей группы из восьми добротышек в кожаных куртках, которые затянули унылую песню на незнакомом мне языке. Каждый из них поднял вверх маленькую, надетую на руку куклу, а все вместе они напоминали облаченные в костюмы картофелины.
Когда я увидел театр, для меня это стало полной неожиданностью. Он возвышался над вереницей домов, как призрак в тумане. Впрочем, довольно могучий призрак — виден был только его серый силуэт, очертаниями похожий на цирковой шатер. Это было самое большое здание, какое я когда-либо видел в Книгороде.
— Черт подери! — вырвалось у меня. — Это?.. — От изумления я не договорил.
— Да, — подтвердила ужаска. — Кукольный Цирк «Максимус».
— Батюшки мои. Он огромный! — Я невольно остановился.
— Он такой большой, что ему требуется множество названий, — захихикала ужаска. — Кукольный Цирк «Максимус» — это официальное обозначение, но кому понравится такое длинное название? К тому же совершенно дурацкое! Слишком длинное и громоздкое. Жители Книгорода называют его просто Шатер, хотя он вовсе таковым не является. Обитатели Сленгворта выбрали для него название Куклоград. А склонные к романтизму горожане называют его также Театр Мечтающих Кукол.
Я вопросительно посмотрел на ужаску.
— Ну, конечно, — сказала она. — Тебе известно, что на самом деле существует отдаленная связь между куклами театра и антикварными книгами города? И те, и другие пребывают в своеобразном волшебном сне до тех пор, пока ими не воспользуются. Они пробудятся от него, как только чья-то живая рука коснется их. В одном случае это рука читателя, в другом — кукловода. И те, и другие оживут только в случае восприятия их публикой.
— Ты имеешь в виду, когда они станут «сленгво»? — я ухмыльнулся. — Это звучит скорее как изощренная рекламная кампания дирекции театра. Изящная сказка для туристов. Книгородский китч. Но симпатичный.
— На данный момент я прощаю тебе твою непочтительность, — сказала ужаска великодушно, — так как ты еще не имеешь представления о пуппетизме. Но очень скоро это изменится.
— Почему я не могу знать, куда мы идем? — заныл я, когда мы пошли дальше, прямо к подернутому туманом цирковому шатру. — Я терпеть не могу, когда я не знаю, что меня ждет.
— Это сюрприз.
— Я не люблю сюрпризы.
— Тогда это будет для тебя напряженный вечер, мой дорогой! — засмеялась ужаска и взяла меня под руку. — Очень напряженный вечер. — От нее пахло кефиром.
Театр Мечтающих Кукол
Мы вышли на большую, вымощенную булыжником площадь, и наконец он предстал перед нами — Кукольный Цирк «Максимус». Даже с этого расстояния он производил впечатление огромного циркового шатра с тремя остроконечными крышами — большой в середине и двумя маленькими слева и справа. Но, приблизившись, я сразу понял, что это было все что угодно, только не шатер из тонкой ткани. Это было сооружение из мощного камня.
— Даже внешний вид театра является частью программы, — сказала Инацея восторженно. — И никто не знает, что это. Материал — камень, а цирк — искусство. И искусство — цирк. Нет никакой определенности.
Восторженность ужаски заставила меня вспомнить, что я, собственно говоря, вообще не люблю цирк. В нем всегда стоял сильный запах от крупных животных, которые опорожнялись прямо внутри здания. Были там и отвратительные клоуны, которых боялось большинство детей. Артисты цирка совершали идиотские, очень рискованные трюки и заставляли дрессированных зверей выполнять противоестественные номера, а публика в ответ на это орала во все горло. Сердце мое замерло. С каким бы удовольствием побродил бы я сейчас по вечернему Книгороду, ведь существовал такой вид сенсаций, о которых я мечтал! Причудливые антикварные лавки, переполненные редкими книгами. Литературные чтения, интересная публика, бурная литературная жизнь. Вместо этого я шел в цирк. Хуже того — в Кукольный Цирк. Я вздохнул.
— Камни, из которых сооружено здание, были специально привезены сюда из Флоринта, — похвасталась ужаска, как будто она самолично спроектировала этот проклятый театр. Я же, напротив, несколько усомнился в рассудке архитектора. Что за смысл был в том, чтобы для цирка-шапито возводить солидные каменные стены? Каменная кладка представляла собой комбинацию из красного мрамора и желтого песчаника, которые чередовались таким образом, чтобы издали создалось впечатление, что шатер имеет полосатый рисунок. Но когда мы подошли совсем близко, я разглядел узорчатость мрамора, тонкие трещинки в песчанике, швы между блоками и раствор, который их соединял. Это здание столь же мало было пригодно к путешествиям, что и гора. Это было каменное сооружение, которому предстояло очень долго стоять на этой площади.
— А теперь смотри под ноги! — приказала ужаска. — Ты не должен читать то, что написано на плакате над входом. Иначе сюрприза не получится.
Я неохотно опустил глаза, и по красно-желтой лестнице мы направились к входу. Ступени все время чередовались — одна ступень из мрамора, одна — из песчаника. Нас окружали многочисленные толпы людей, устремившихся сюда со всех сторон площади.
— Надвинь, пожалуйста, капюшон пониже на глаза, — сказала ужаска и тут же сделала это собственноручно. — Ты ведь не хочешь, чтобы тебя узнали? — И она потащила меня мимо контролера в фойе.
Довольно просторный холл был заполнен гулом голосов входящих зрителей. Всюду царило буйное веселье, которое скорее было типично для какого-нибудь народного праздника, а не для культурного мероприятия. Тут и там слышались смех и громкие голоса, многие пили кофе или пиво, дети покупали детские игрушки и сладости. С высокого потолка свешивались сотни маленьких деревянных марионеток без костюмов, которые выглядели совершенно одинаково. Они напоминали кукол, которых художники и скульптуры используют в анатомических целях. Это было единственным декоративным украшением в этой части театра. Фойе празднично, но в то же время скромно освещалось мерцающими всюду свечами в больших канделябрах. Ужаска энергично проталкивала меня через толпу зрителей.
— Сюда, — скомандовала она.
Мы прошли мимо длинной деревянной скамьи, на которой сидела группа забавных кукол, привлекших мое внимание. Явно ручного изготовления, они производили впечатление недешевых, хотя были заметно старыми и потрепанными. Это не обычные детские игрушки, поскольку работа отличалась чрезмерной тщательностью, где были предусмотрены мельчайшие детали. Куклы были вырезаны из благородного дерева или изготовлены из дорогого обожженного фарфора, были применены трудоемкая роспись и сложные механизмы для движения глаз и рта. И, наконец, они были одеты в роскошные костюмы. При всем при этом на них были отчетливо видны следы активного использования и изношенности, во многих местах обнаруживались потертости, разрывы, трещины, дыры в костюмах и другие признаки износа. Это были уникаты — настоящие и многократно использованные театральные куклы. Мы остановились возле скамьи.
— Это куклы, которые будут участвовать в сегодняшнем представлении? — спросил я.
Ужаска засмеялась чуть снисходительно.
— Нет, это отслужившие свое куклы. Главные герои постановок, которые сегодня уже не играют. Вот это — профессор Бимбам из спектакля «Легендарный профессор Бимбам». А это Король Фурункель из «Короля Фурункеля и затопленного четверга». Вот Кауи и Октомир из спектакля «У улиток много зубов». Настоящая классика. Импозантная компания, не так ли? И стоит целое состояние.
При перечислении титулов и главных действующих лиц меня немного покоробило. Они напомнили мне о том, что кукольный театр являлся, собственно говоря, старой, даже античной, почти архаической формой искусства, которая преимущественно предназначалась для детской публики. Нечто, что родители используют вынужденно, чтобы немного успокоить своих детей. Но у меня не было детей! Я опасался самого страшного, что могло ждать меня этим вечером — смеси цирка и кукольного театра. Куклоцирка. Ничего худшего нельзя было и представить. Но я не подал виду.
— Они так просто сидят здесь? — удивился я. — Их же могут запросто своровать.
— Такое иногда случается, — ответила ужаска. — То и дело под накидкой исчезает какая-нибудь кукла, но после представления их всегда возвращают назад.
— Сворованные куклы возвращают? — спросил я, когда мы двинулись дальше. — Почему?
— Потому что после спектакля возникает совсем иное представление о куклах, — сказала ужаска и одарила меня таинственным оскалом. Она остановилась перед оклеенной обоями стеной и вынула из своего пальто ключ. — Входи! — скомандовала она, открыв незаметную дверь в стене и прошмыгнув внутрь. Я с удивлением и любопытством последовал за ней. За дверью оказалась короткая витая металлическая лестница, которая вела вверх, и ужаска стала энергично подниматься по ней. — Наша частная ложа, — объявила она, когда мы оказались на маленьком балконе, которым заканчивалась лестница. В ее голосе слышалась гордость.
Я подошел к ограждению балкона и стал рассматривать театральный зал. Он сразу показался мне больше, чем я его себе представлял. Намного больше.
— Такое впечатление создается у каждого, — заметила ужаска, хотя я ничего не сказал. — Представления не имею, как они этого добиваются! В Цамонии есть залы большего размера, но нет ни одного, который не казался бы вдвое меньше этого. Они здесь действительно знают толк в обмане зрения. Ты это еще увидишь.