Ужаска небрежно отмахнулась и указала на другую механическую книгу на полке, обложка которой чрезмерным усердием оформителя и довольно искусно была вырезана из кожи и украшена сусальным золотом.
– А что это за книга? – спросила она.
Продавец, ни слова не говоря, взял следующий ключ и вытянул книгу, которая начала читать чуть заносчивым тоном:
О, люди! Так легко, беспечно вы
На гибель обрекаете вселенной
Воздушный замок – страсти и мечты,
Гордыня, зависть движут вами. Тленный
Ваш мир желала б книга показать,
Но и она способна – как нелепо! –
Вместо небес простора даровать
Вам только ада черный вечный пепел!
– Это восхитительно! – воскликнула ужаска. – И, если я не ошибаюсь, это стихи доктора Альбириха Штобенхокера! Не так ли? К сожалению, почти забытый представитель позднего цамонийского барокко.
Я озадаченно посмотрел сбоку на Инацею, которая меня несколько удивила своими знаниями подобной, чуждой ужаскам, лирики.
– Верно, – подтвердил кукольный мастер. – В этой книге собрана вся лирика Штобенхокера. Все зависит от того, как часто поворачивать ключ. Если это делать правильно – письменная инструкция по использованию прилагается, – то каждый раз декламируется новое стихотворение. Механика в этих куклах очень… тонкая. Сложнее любого часового механизма.
– На вашем месте я бы это запатентовал, – заметил я. – Это ведь механические художественные изделия.
– Это не в нашей компетенции, – ответил он, качая головой. – Мы, честно говоря, и сами не знаем, как действуют эти куклы. Мы получаем из Кукольного Цирка «Максимус» монтажную схему, в точном соответствии с которой потом производим работу. Винтик за винтиком, пружину за пружиной. Иногда кажется, что такое или подобное этому можно было бы сделать и самостоятельно, без всяких инструкций. Но это заблуждение! Каждый раз, когда мы пытались изготовить по этому принципу наши собственные куклы, они, в конечном счете, не функционировали как надо. Они выкрикивали только бранные слова или оскорбляли клиентов скабрезными выражениями! Или же начинали пронзительно кричать и нести всякий вздор, а потом просто разваливались. Маэстро Кородиак – гений! А гениальность нельзя повторить. – Его голос задрожал от благоговения.
– Маэстро… Кородиак? – переспросил я. Я не мог вспомнить, слышал ли когда-нибудь это имя.
– Так зовут директора Кукольного Цирка «Максимус», – сказал друид. – Если бы не он, то весь этот квартал остался бы без работы. Вы хотели бы купить говорящую книгу-куклу? Правда, это можно сделать только по предварительному заказу. Время ожидания на данный момент составляет полгода.
– Нет, спасибо, – сказал я. – Не сочтите меня, пожалуйста, невежливым, но я свои книги читаю сам. Предпочитаю старомодные методы. Молчаливые.
Кукольный мастер вежливо рассмеялся, и мы вышли из магазина.
– Маэстро Кородиак, – произнес я, когда мы уже были на улице, – ты ведь обещала познакомить меня с директором Кукольного Цирка. Его так зовут?
– Именно, – ответила ужаска. – Я уже несколько дней пытаюсь договориться о встрече. Но Кородиак очень занятая личность и получить у него аудиенцию не так просто!
Аудиенция у директора кукольного театра! Я рассмеялся. Просто удивительно, какой важный статус имеют пуппетисты в этом городе. К ним относились, как к князьям! От этой мысли я оторопел, о мои дорогие друзья. Неужели это была полная дикой злобы колючка зависти, легкий укол которой я ощутил?
Пуппетизм для продвинутых
Во время наших экскурсий мы питались главным образом в небольших и недорогих трактирах Сленгворта, квартала, где нашли пристанище многие творческие личности и квалифицированные работники Кукольного Цирка «Максимус» и многие другие пуппетисты. Подобно сотрудникам тайной полиции мы украдкой прислушивались к их творческим дискуссиям и разговорам на узкоспециальные темы. Случалось, что мы вели содержательные беседы то с одним, то с другим кукловодом. Хотя, должен признаться, мои дорогие друзья, в компании с ужаской совсем непросто устанавливать социальные контакты! Я уже давно привык к ее травяным духам, но большинство посетителей предпочитало садиться подальше от нас.
При этом постоянно упоминалось имя маэстро Кородиака, что пробуждало у меня все большее любопытство к этой мистической личности и вызывало к ней глубокое уважение. Маэстро Кородиак — это имя мне приходилось постоянно записывать в мой блокнот, который я всегда носил с собой во время своих пуппетистических исследований и беспрестанно заполнял различными фактами, специальными выражениями и обрывками диалогов:
«Но маэстро Кородиак ведь сказал…» «Такой халтуры маэстро Кородиак никогда бы не допустил…» «У Кородиака в последнее время вновь сильно проявляется склонность к марионетизму…» «Говорят, что Кородиак намерен инсценировать все произведения Фентвега…» «За такую примитивную офтальмомеханику маэстро Кородиак тебе попенял бы…» «Спектакль в семи актах в постановке Кородиака был бы совершенно невообразим…»
Кородиак здесь, Кородиак там, Кородиак везде – и так все время! Было такое ощущение, будто ты приехал в чужую страну, в которой правит старый мудрый Король, на которого все смотрят с глубоким почтением и восхищением. Чем больше я с помощью Инацеи погружался в многогранный и полный различных сплетений мир книгородского пуппетизма, тем более расслабленным себя чувствовал. Я почти забыл, что всего лишь в нескольких метрах под моими ногами начинается темная опасная империя, которая лабиринтом уходит в глубину на многие километры. Империя, которая в течение длительного времени была моей тюрьмой и едва не стала моей могилой. Но это едва ли меня огорчало! Наконец-то я мог наслаждаться новым наземным Книгородом, как совершенно обычным туристическим объектом, как красивым местом, в котором можно провести отпуск или курс лечения. Я, собственно, только сейчас прибыл в город. Пуппетизм тоже был разновидностью лабиринта, но светлого, находящегося на поверхности земли и многокрасочного, полного разнообразных развлечений, юмора и культуры. Наибольшей опасностью в этом мире было опоздание на премьеру.
Мы, конечно, регулярно ходили в театр, иногда по три раза в день! Разумеется, в кукольный, но не только в Кукольный Цирк «Максимус», а в другие небольшие театры, которых в Книгороде было столько, что их число вряд ли уступало числу ресторанов или букинистических лавок. Почти на каждой третьей улице был кукольный театр, и не всегда его можно было узнать снаружи. Достаточно часто он скрывался на заднем дворе пивной с садом, в подвале какого-нибудь трактира, на чердаке книжной лавки или на складе столярной мастерской. В самом начале мы посетили один театр, посадочные места в котором состояли из пяти шатающихся скамеек для доения, но который, тем не менее, относился к самым достойным внимания и самым чарующим во всем Книгороде, как меня заверила Инацея.
Продолжительность театрального спектакля не являлась критерием качества. Ходить в театр трижды в день и даже чаще вполне можно, если помнить, что продолжительность кукольного представления в Книгороде не имеет никаких ограничений ни в ту, ни в другую сторону. Были представления, которые шли целый день и даже неделю. Но были спектакли, предназначенные для всегда спешащих туристов, которые могли закончиться уже через десять минут, что не обязательно означало, что после этого следует чувствовать себя обманутым – все зависело от качества представления. А оно даже при самой минимальной продолжительности могло быть весьма высоким, о мои дорогие братья и сестры! Я с особой любовью вспоминаю спектакль в вышеупомянутом театре с пятью скамейками для доения, который длился минут семь, но они оправдали все ожидания! На сцене во время представления находилась только одна-единственная кукла в виде надутого и расписанного яйца. При этом мне приходилось постоянно сдерживать свой смех во время спектакля. Он продолжал мучить меня и еще несколько часов после окончания, так что у меня в конце концов весь день болела диафрагма.
Попадались такие спектакли, которые, казалось, шли бесконечно. И после их просмотра у меня болели исключительно те мышцы, которые отвечают за неподвижность. Не счесть количество кукольных постановок, на которых мне пришлось промучиться, чтобы наконец попасть на стоящий спектакль. Инацея тоже никогда не знала заранее, что это будет за спектакль, хотя явно обладала прозорливостью, чтобы понять, будет ли эта постановка отвечать нашим требованиям. Конечно, она ориентировалась значительно лучше, чем я. Она знала имена, преимущества и недостатки, слабые и сильные стороны многих режиссеров, авторов, кукловодов и реквизиторов. Это, правда, облегчало наш выбор, но в полной мере не застраховывало от промахов и разочарований. Как и в любом виде искусства: «На один шедевр приходится сотня бездарных произведений», – любил говорить мой крестный во литературе Данцелот с точки зрения своей патриархальности. Сумасбродные режиссерские идеи, кукловоды в плохой форме, авторы, отличающиеся небрежностью, неподходящая музыка, неудачные декорации – возможности для провала спектакля настолько велики, что такое нельзя даже предположить. Часто нас изумляло то, что вместо вывешенного плаката нам на улице совали в руку простую листовку, по которой мы находили очередной театр. Или какой-нибудь официант заговорщическим шепотом сообщал нам информацию и тащил нас потом в закрытый от всех подвал, в котором давал свои спектакли якобы самый запрещенный и самый шокирующий кукольный театр во всей Цамонии. Мы были бесстрашны! Мы испробовали все!
Как я уже говорил, во время своих исследований, невзирая ни на что, я всегда имел при себе блокнот, в котором постоянно делал короткие записи о различных событиях, показавшихся мне достойными упоминания. Их я впоследствии использовал в своей книге. Чтобы дать будущим студентам, которым предстоит изучать пуппетизм, некоторые рекомендации и во избежание горького опыта, я хотел бы выборочно поместить здесь некоторые из моих «