Лабиринт мертвеца — страница 18 из 58

В январе мир посткроссинга отпраздновал регистрацию десятимиллионной открытки из Германии – хорошенькой карточки «Make art. Not war», затем отпраздновал регистрацию шестидесятимиллионной открытки всего официального посткроссинга – забавной карточки с подслеповатой свиньёй и мечтательной совой, дружно сидящими на лавке. Я написала в группе калининградских посткроссеров, что зову всех отметить это событие у нас в «Ратсхофе», и к нам пришло столько людей, что им не хватило места за столом в торговом зале и папа притащил дополнительные стулья с кухни. Девочка, работавшая в почтовом отделении на Черняховского, принесла синий почтовый ящик и штемпели с переводной датой! Мы выступали друг перед другом с небольшими историями из посткроссерской жизни, ели мамины пироги с хурмой, подписывали открытки, тут же сами гасили марки и бросали открытки в ящик! Я за один вечер заполнила все отправления своего лимита и почувствовала себя счастливой. У нас не Билефельд, где посткроссеры чуть ли не каждый год находят повод погулять четыре дня кряду, но время мы провели хорошо.

Лишь в начале февраля я созвала первое в новом году собрание детективного отдела «Почтовой станции Ратсхоф». Настя и Гаммер пришли в восторг от дивана, а Глебу больше понравилось сидеть на пляжном стуле. Собрание прошло бестолково. Мы играли в «Гномов-вредителей» и болтали обо всём подряд, но под конец договорились разобраться с книгами Смирнова – я уже устала продлевать их в библиотеке. Решили читать разные томики и потом рассказывать друг другу о прочитанном, однако Настя в итоге ничего не прочитала, а Гаммер взял другой экземпляр «Золотой цепи» Грина, и мы с ним каждый вечер обменивались впечатлениями. Глеб осилил «Потерянный горизонт» Хилтона, но пересказывать его отказался, ограничился замечанием, что ничего связанного с карточкой «я таджика» не обнаружил. Неудивительно, ведь Хилтон единственный был без экслибриса и в общий список наверняка попал по ошибке.

Мою «Золотую цепь» в семьдесят девятом году издали в воронежском «Центрально-Чернозёмном книжном издательстве». Это был худенький томик в обложке, разрисованной под тельняшку и с парусным кораблём на жёлтой камее. Папа заметил «Золотую цепь» у меня в руках и обмолвился, что ему в детстве подарили такую же. Тогда у всех на полках стояли одинаковые книги, если учесть, каким тиражом они выходили.

Грин меня разочаровал. Нет, сама книга читалась легко, и местами мне было интересно, хотя я не очень-то любила приключенческие романы. Смешно, но «Золотая цепь» чуточку напомнила «Гарри Поттера». Ну, сравнение натянутое, однако у Грина особняк одного из главных героев был отдалённо похож на Хогвартс с его секретными комнатами и паутиной лестниц. У Грина лестницы, конечно, не перемещались сами по себе, но из них складывался настоящий лабиринт, а между этажами приходилось ездить на почти волшебном лифте. И в особняке из «Золотой цепи» готовые блюда сами появлялись из стен, будто их приносили домовые эльфы. Вот, собственно, и всё. Больше никаких аналогий с «Гарри Поттером». Да, сравнение неудачное. Зато Грин ещё сто лет назад придумал современного голосового помощника – человека-автоматона по имени Ксаверий. Грин не слишком вдавался в устройство Ксаверия, только упомянул, что в основе его механизма лежали принципы стенографии, радий и логические системы, разработанные с помощью чувствительных цифр, что бы это ни значило. Ксаверий знал ответы на все вопросы и старательно изображал живого человека. Мог бы рассказать что-нибудь интересное, но к нему приставали с глупыми вопросами вроде «Что ожидает нас сегодня и вообще?», а он отвечал: «Все вы умрёте». Вот такой прародитель «Алисы». И это было занимательно, однако я не нашла ни намёка на связь «Золотой цепи» с лабиринтом «я таджика». Ну, разве что Санди, главный герой Грина, зачитывался «Всадником без головы» Майн Рида. Так себе связь.

– Санди?! – удивилась Настя, когда они с Глебом поднялись в штаб-квартиру выслушать наш с Гаммером пересказ романа. – Девочка?

– Мальчик.

– А почему имя женское?

– Потому что оно мужское.

– Ясно.

– Это сокращённое от Сандерса, – пояснил Гаммер. – Сандерс Пруэль из Зурбагана по прозвищу Голова с дыркой.

– Вот так герой! – хохотнула Настя.

– Он с детства мечтал о приключениях и в шестнадцать лет угнал корабль. – Я продолжила пересказ. – Перевёз двух незнакомцев к таинственному особняку некоего богача, согласился участвовать в некоей авантюре, суть которой ему никто не удосужился объяснить, и стал помощником библиотекаря.

– Вот так авантюра! – не сдержалась Настя.

Я не обращала на неё внимания и говорила, повернувшись к привычно серьёзному Глебу:

– Дальше Санди…

– Всё-таки девчачье имя!

– …попал в загадочный лабиринт и нашёл в нём комнату-лифт с кучей кнопок. Лифт ездил вверх-вниз и вбок – куда захочешь.

– Как в «Кубе», – пояснил Гаммер.

Никто из нас «Куба» не видел, и Гаммер взялся коротенько объяснить сюжет фильма. Объяснял долго и нудно, а когда заговорил про безумно увлекательную задачку с простыми числами, мы с Настей притворно захрапели. Гаммер обиделся, и я вернулась к «Золотой цепи».

– Санди познакомился с Ганувером, владельцем особняка. Раньше Ганувер был бедняком, но нашёл в море якорную цепь из чистого золота и…

– Вот это поворот! – ахнула Настя.

– Откуда там золотая цепь? – спросил Глеб.

Пока я листала книгу, вспоминая историю цепи, за меня ответил Гаммер:

– Один знаменитый пират перерубил её, когда спасался от английских судов.

– Верно! – кивнула я. – Ганувер нашёл цепь, продал и построил особняк. Тут полкниги нагнетается невесть какая тайна, и все шепчутся, таятся, а Санди бродит по лабиринтам и ничего не понимает. И выясняется, что всё дело в любовном треугольнике, ну и в любовной афере. Появилась аферистка, которая хотела выйти замуж за Ганувера, после свадьбы подстроить его смерть и в наследство получить его сокровища вместе с золотой цепью.

– Он же продал цепь, – заметил Глеб.

– Продал. А потом выкупил и спрятал в лабиринте. Санди разоблачил аферистку и двух её сообщников. Они сразу во всём сознались, Санди даже не пришлось ничего доказывать. Ганувер выписал аферистке прощальный чек на большую сумму, она жутко оскорбилась и ушла, а Санди от переизбытка чувств расплакался. Какая-то женщина подарила ему георгин цвета вишни и сказала: «Мальчик, ты плачешь потому, что скоро будешь мужчиной».

– Подожди-подожди! – запротестовала Настя. – Я одна ничего не понимаю? Какие георгины?! Какой прощальный чек?! Что вообще происходит?!

– Через три дня Ганувер признался в любви другой женщине, которая уже не была аферисткой. Она ему ответила взаимностью. И вместе они жили очень счастливо, но Ганувер не выдержал счастья и умер от разрыва сердца. Его особняк превратился в лазарет для «эпидемиков», а пять лет спустя Санди стал штурманом и повстречал девочку «беспомощную, немного повыше стула», и они поженились. Конец.

– Бред! – выдохнула Настя.

Гаммер заявил, что я всё пересказала слишком сумбурно, но согласился, что роман не самый удачный. А вот папе роман понравился! Правда, он читал его давно и помнил смутно. За ужином папа признался, что в детстве фантазировал о поездке в Зурбаган, только больше впечатлился им не после «Золотой цепи», а после отдельных рассказов Грина.

– А это где? – спросила я.

Оказалось, что Зурбаган – вымышленный. Читатели даже придумали для него Гринландию, то есть страну Грина. Мы с папой поговорили о несуществующих городах, и я рассказала ему про Эглоу из «Бумажных городов» другого Грина. Папе понравилась идея размещать на карте вымышленные названия, чтобы по ним ловить тех, кто без разрешения скопирует и опубликует твою карту, но читать «Бумажные города» папа, разумеется, не захотел, потому что история там была совсем не про карты, а про одиночество. Это Настя такое любила. Собственно, «Бумажные города» мне достались от неё. Папа в детстве зачитывался краеведческими книгами, и тут наши вкусы совпали, однако художественную литературу мы любили разную. Я не была поклонницей романов и предпочитала более документальные, основанные на фактах произведения. Ни «Оцеола», ни «Золотая цепь» меня по-настоящему не вдохновили.

– Зачем же ты их прочитала? – удивился папа. – Не нравится, отложи. Книг много, а времени мало.

Я объяснила папе, что всё дело в антикварной открытке болгарского Красного Креста. Я до сих пор искала отправителя – если подписываешь дорогую карточку, точно надеешься увидеть её на сайте и в благодарность получить восторженный хуррей, – а Настя с Гаммером вообразили, что в открытке зашифрован квест, который привёл нас в библиотеку. «Оцеола» и «Золотая цепь» стали его частью, хотя мне казалось, что никакого квеста в действительности нет.

– Ну, – рассмеялся папа, – если квест привёл в библиотеку, а не в ночной клуб, это уже хорошо.

– Тут бы Настя с тобой поспорила!

Наверное, папа был прав: не так важно, существовал ли лабиринт. Главное, что мы собирались в штаб-квартире, делились догадками и представляли, куда заведёт расследование – в леса Флориды или горы Болгарии. У нас появился свой Зурбаган, и мы по нему путешествовали.

Я обновила мудборд в торговом зале, и открытка «я таджика» вернулась ко мне в мансарду. Я была уверена, что изучила карточку вдоль и поперёк, но после разговора с папой полезла в интернет и сразу сделала открытие! Про марку с Орфеем и египетским стервятником давно прочитала всё, что только удалось найти, а вот российскую марку с виноградом как-то упустила. Выяснилось, что изначально она шла в сцепке! Совместный выпуск России и Болгарии! На марке слева женщина держала российский цветочный виноград, а на марке справа уже другая женщина держала болгарский «рубин Кайлышки»! Обе марки – на сорок пять рублей. «Я таджик» наклеил на конверт левую половину сцепки. Понятно, почему он купил такую дорогую марку, – дело не в расточительности, а в желании оставить ещё одно не самое очевидное указание на Болгарию!