доконнику, а Глеб задержался возле стола Людмилы Степановны – коротенько поведал ей печальную историю своего переезда из Петербурга, посетовал, что совсем не знает Калининграда, которому отныне суждено заменить ему, Глебу, его родной город, но узнать Калининград он очень даже хочет и в особенности интересуется прусской историей Кёнигсберга. Глеб был великолепен! Говорил так вежливо, тягуче и стоял в водолазке такой худенький и ухоженный, что Людмила Степановна им залюбовалась. Он признался, что услышал про выставку краеведческих книг и понадеялся однажды на неё взглянуть. Людмила Степановна услышала всё, что могло пробудить её библиотекарскую страсть: пруссы, Кёнигсберг, краеведческие книги, – и дальше заговорила сама.
Гаммер осматривал шкафы генерального каталога, мы с Настей перебирали книги якобы в поисках чего-нибудь увлекательного и познавательного, а Глеб выслушивал сумбурную лекцию от Людмилы Степановны и делал вид, что ему интересно. Хотя, возможно, ему действительно было интересно. Пока всё шло по плану.
– Глебушка, мо-ой золото-ой, ты пойми. На этих землях когда-то жили руссичи, славяне, правда, может, и не всю территорию Восточной Пруссии занимали, но жили тут! И пруссы жили. Племя, близкое к славянам! А потом пришли железноголовые псы-рыцари, которых князь Александр Невский ещё на льду Чудского озера колошматил, и поуничтожали их: и пруссов, и русичей. Ведь мы чужого не брали! Мы взяли свои земли и теперича тут живём! Мы не на чужие зэмли пришли! Тут правили наши славянские кня..?…зья! А мы славянский народ, будем так говорить, правильно? Поляки тоже славяне, хоть и католическая вера. Ну… крестили, о чём говорить. Ты же в курсе – да? – что на карте Германии и Европ-пы мы не существуем как Калининградская область. Нет! Мы существуем как Восточная Пруссия и принадлежность Германии. Ты меня понял, да? Понял, да? Ты хочешь узнать про тевтонцев? А ты знаешь, что такое масоны? Не-ет… И не сравнивай! Массоны – более мелкая штучка. А орден крестоносцев живёт и процветает! Это часть мирового правительства. Это часть мирового правительства – я сказала? Это надо запомнить. Они действуют сообразно программе Сионна, который начинался от египетских жрецов.
Людмила Степановна ещё долго рассуждала о султане Саладине, о Рюрике, жившем на южном берегу Варяжского моря, то есть в Зеленоградске, о враче Копернике, о космонавте Леонове, затем схватила Глеба за руку и сказала ему, что он должен скорее увидеть выставку краеведческих книг – зачем откладывать такое полезное дело, ведь лучшего способа узнать Калининград нет и не будет! К тому же на стенде красовалась нарисованная мною вывеска, а «Оленька у нас умненькая, хорошенькая», и книжки на стенде – «шикарнейшие». Глеб поправил очки, чуть приметно кивнул мне и последовал за Людмилой Степановной на второй этаж, в информационно-библиографический отдел. Мой план от подготовительной фазы перешёл к поисковой. Собственно, у него только эти две фазы и были.
Гаммер, выждав минуту, пошёл на лестницу, чтобы там подкараулить Людмилу Степановну, если она вернётся раньше времени. Мы условились, что он позвонит мне и сбросит звонок – я всё пойму. Настя схватила с подоконника несколько книжек, вышла из отдела и встала под дверью, чтобы от волнения выронить их, если приблизится кто-то из других библиотекарей, и так дать мне возможность быстренько расставить документы по местам и как ни в чём не бывало сесть на стул у подоконника. Всё было просчитано до мелочей, и я бросилась к стоявшим возле двери шкафам.
Наугад распахнула дверки, заглянула на полки. Обнаружила двойные ряды инвентарных книг. На более старых, сохранившихся с советских времён, красовались жёлтые бумажные обложки, на более новых – белые. На корешках виднелись порядковый номер самой книги и диапазон внесённых в неё инвентарных номеров. Книг и номеров было так много, что у меня голова пошла кругом. Я металась между полками, наугад вытаскивала книги то в жёлтых, то в белых обложках. Не ожидала, что их будет больше сотни! Попутно отметила, что в старых записях почти все позиции перечёркнуты, то есть списаны. Записи велись с пятидесятых годов, и это внушало ужас!
Я открывала книги и смотрела на указанные в них даты. Впопыхах не могла решить, какую дату искать. «Шестое сентября прошлого года? Да нет же, тогда Смирнов пришёл в старший отдел… И о какой дате идёт речь?» Я заставила себя успокоиться. Отдышавшись, догадалась искать по инвентарному номеру. Не прыгала от полки к полке – просто вела пальцем по корешкам, высматривала диапазоны инвентарных номеров и сверялась с выписанным номером «Оцеолы». Добралась до семидесятой книги и сообразила, что следовало начать с конца, раз уж каталожная карточка «Оцеолы» была беленькой. Перескочила к нижним полкам правого шкафа и сразу наткнулась на то, что искала! Сто пятьдесят первая инвентарная книга! Новенькая, зелёненькая, в прозрачном чехольчике и с подписанной датой завершения: «24 сентября 2020 г.».
Я восстановила порядок в шкафах на случай, если Настя не справится со своей ролью и ко мне нагрянет кто-то из библиотекарей. Села с инвентарной книгой на пол. В глазах зарябило от обилия строчек, столбиков и повторяющихся цифр, но я постепенно в них разобралась. В действительности там не было ничего сложного. В отдельную строчку заносили конкретный экземпляр поступившей книги или журнала. В столбиках указывали дату записи в инвентарной книге, номер записи в книге суммарного учёта, присвоенный инвентарный номер, автора и заглавие, год издания и цену. Что из себя представляла книга суммарного учёта, я не знала. Ещё были графы для «номера акта выбытия» и каких-то «отметок о проверке». Судя по всему, некоторые совсем свежие издания успели попасть под списание, хотя номера акта их выбытия библиотекари почему-то внесли карандашом. Вряд ли они отправились в макулатуру, скорее уж – на подарки каким-нибудь сельским библиотекам.
Если издание поступало в нескольких экземплярах, автора и заглавие указывали лишь для первого из них, а для всех последующих ставили лапки, как в случае с детским журналом «Мурр+», который издавался в Калининграде и для которого рисовал мой любимый Тайников – он и открытки рисовал для нашей почтовой станции.
«Так! Никаких котов Мурров! Листаем дальше».
Я обнаружила шестизначный инвентарный номер своего «Оцеолы» – вот он! Тихонько запищала от восторга и зажмурилась. Никогда бы не поверила, что какая-то канцелярская графа сделает меня счастливой! Я ликовала, представляя, как Гаммер и Глеб расхвалят мой план, как Настя восхитится моей сообразительностью, ведь это ещё нужно догадаться заглянуть в инвентарные книги. Большинство читателей о них вообще не слышали, и… Я одёрнула себя. Вернулась к «Оцеоле». И моя радость быстренько иссякла. Сухая запись. Дата, номер, цена, все остальные стандартные записи – и больше ничего.
Я упрямо смотрела на строчку с «Оцеолой» и никак не могла сообразить, что делать дальше. Увидела, что рядышком внесены прочие тома шеститомного собрания Майн Рида и другие книги старика Смирнова. Все – по одному экземпляру. Их инвентарные номера шли подряд! Я удивилась, почему не заметила этого раньше, когда только забрала книги у Лены. Если бы заметила, сразу задумалась бы о том, как они попали в библиотеку, не потребовалось бы никаких каталожных карточек. Впрочем, раньше я не знала, какие номера старые, какие новые, и решила бы, что все томики Смирнов передал библиотеке в одно время, тут не было бы ничего подозрительного. А разрисованного «Оцеолу» библиотекари пропустили, потому что другие тома шеститомника оказались вполне приличными и без чернильных пятен на целый разворот. Заглянули в первый том и этим удовлетворились. Ох… Я снова отогнала неуместные сейчас мысли и уставилась в инвентарную книгу.
Итак, «Оцеола, вождь семинолов». Пятьдесят шестой год издания. Запись сделали двадцать шестого августа. За пару недель до того, как Смирнов взял «Оцеолу» в старшем отделе. Е[ена у томов Майн Рида стояла какая-то смешная. Сорок пять рублей. Неужели Смирнов умудрился их продать? Или библиотекари вносили произвольную цену даже для подаренных изданий, чтобы графа не пустовала? Наверное, так им было проще назначать штраф для тех, кто потеряет книжку… «Опять?! Хватит думать обо всём подряд!»
Я почти заплакала от бессилия. «Неужели дата поступления – это всё, что мне удастся найти?» Я бросила взгляд на смартфон. Гаммер пока молчал. Время у меня было.
Пробежалась по изданиям, записанным перед книгами Смирнова. «Вокруг света за восемьдесят дней», Верн Жюль. «Три мушкетёра», Дюма Александр. «Таис Афинская», Ефремов Иван Антонович. Про роман Ефремова я ничего не слышала, но остальные произведения точно были приключенческими! Я заподозрила, что их в библиотеку тоже принёс Смирнов, но заметила, что они выпущены недавно, да и цена у них стояла высокая, больше тысячи рублей. Дорогие издания в инвентарной книге вообще попадались редко, а тут шли подряд. Их набралось – я перелистнула на одну страницу назад – не меньше тридцати!
Я поднялась до «Копей царя Соломона», самой первой из списка дорогих изданий, и увидела, что у неё в первом столбике возле даты подписано карандашом: «Пожерт. Акт № 27». Поняла, что речь идёт о пожертвовании, но удивилась, почему акт указан лишь для «Копей царя Соломона». Провозилась с инвентарной книгой ещё минут десять и сообразила, что акт указывали для всей поступившей партии и его номером отмечали первую позицию, в моём случае – «Копи царя Соломона». У последней позиции в графу «номер акта выбытия» также карандашиком вносили стоимость партии. Значит, свежие издания никто не списывал, просто больше некуда было записать их общую цену. Но это – мелочи. Главное – книги Смирнова входили в партию, отмеченную двадцать седьмым актом! У меня появилась зацепка. Осталось разобраться, где этот акт найти.
Я поставила инвентарную книгу на место и перешла к столу с компьютером. На полках Людмилы Степановны теснилось столько подшивок, папочек, файликов, что мне стало дурно. Я подумала, что нужно искать книгу суммарного учёта, однако не знала, как она выглядит. В итоге просматривала всё подряд.