С дедушкой мы по вечерам сидели на балконе. Он рассказывал о послевоенном Калининграде, а я записывала его на диктофон и гладила устроившуюся у меня на коленях Рагайну. Дедушка старался говорить строго и правильно, но постепенно привык к диктофону и заговорил как раньше – с задором и чуточку путано.
Я запланировала после Болгарии опубликовать его воспоминания – подумала, что получится прекрасный подарок дедушке на Новый год, и обо всём условилась с дядей Рустэмом, когда он заглянул к нам в почтовую станцию обсудить выпуск новых открыток. Заодно дядя Рустэм согласился передать моего «Оцеолу» своему знакомому, собиравшему бракованные книги, – Майн Рида уже списали.
Да, я наконец отнесла в библиотеку книги Смирнова – понадеялась, что сделанных мною конспектов и фотографий будет достаточно, если они вообще пригодятся в Болгарии, – и решила почитать что-нибудь новенькое. Папа посоветовал мне «Каждый умирает в одиночку» Ганса Фаллады. Я начала роман, и мне стало не по себе. Страшная история. Я бы не хотела повторить судьбу главных героев и предпочла бы всегда писать на открытках только о светлом и радостном. Например, о тортике, который мама испекла мне после экзамена по математике.
Тортик был чудесный, и мама показала мне, как подмешать меренгу, чтобы бисквит получился воздушным, а когда испечённый коржик отлежался в холодильнике, доверила мне разрезать его струной. Для мамы июнь выдался кулинарным. Она разрывалась между торговым залом и кухней. На день рождения бабушки испекла её любимую ((Прагу». На свадьбу подруги испекла ореховый бисквитный торт, а на день рождения мамы Гаммера испекла малиновый муссовый торт! Анна Сергеевна особенно расхвалила крем с фисташковой пастой. Ещё бы! Мы с Гаммером несли торт в руках и переживали, потому что муссовые тортики нежные, переносить их надо осторожно и в то же время быстро, пока мусс не оттаял после морозилки. У нас было минут двадцать, но мы управились. Анна Сергеевна больше не переживала из-за Болгарии, а Давид Иосифович тайком дал Гаммеру денег на пару миллилитров настоящего розового масла для Анны Сергеевны. Гаммер боялся купить что-нибудь не то, но мы с Настей пообещали ему помочь.
За несколько дней до вылета я подписала шесть открыток, чтобы закрыть все свободные отправления на сайте посткроссинга, заодно поискала посткроссеров в Маджарове. Не слишком надеялась на удачу, ведь городок-то крохотный. Указала страну Болгарию, регион Хасково, город Маджарово, и поисковик неожиданно выдал мне девушку Вихру! У неё было совсем мало отправленных открыток, галочки на прямом обмене не стояло, и на сайт она не заходила два года, но я написала ей личное сообщение в надежде, что Вихра не отключила оповещений и не поменяла адрес электронной почты. Невероятно, но Вихра откликнулась! Мы с ней сразу перешли в «Вотсаи». Вихра согласилась обменяться открытками. Посткроссинг она любила, но забросила из-за дорогих марок и не самой надёжной болгарской почты.
Узнав, что я с друзьями приеду в Маджарово, предложила нам остановиться у неё. Всё-таки я не зря считала, что посткроссинг объединяет сотни тысяч людей в одно дружное сообщество! Оказалось, что Вихра на три года старше меня, и мне было немножко неловко, что к ней вдруг завалятся четыре школьника из России, но Вихра заверила меня, что любит гостей и вместе мы точно найдём чем заняться. Я написала о Вихре в чатик, и Настя отменила бронь в маджаровской гостинице – согласилась, что лучше остановиться у местного жителя, который ориентируется в Родопах и поможет нам в наших поисках.
Вихра действительно знала свои горы. Её родители работали в природоохранном центре «Восточные Родопы», устраивали для туристов пешие прогулки по экологическим тропам, а иностранцев доверяли именно Вихре, потому что сами по-английски говорили плохо. Вихра прислала мне много интересного об их программе по защите диких птиц, скинула десяток фотографий всяких курганников, осоедов и – куда же без них? – египетских стервятников. Я поспрашивала Вихру о Маджарове, и она заверила меня, что природа у них чудесная, а сам городок скучный. Правда, прошлым летом два студента из Софии отыскали возле Маджарова загадочную библиотеку, и, пожалуй, их находка впечатлила местных жителей больше любого фракийского захоронения, а таких захоронений в Родопах в последние годы откапывали немало. Кто-то обустроил библиотеку в узенькой пещерке под одной из скалистых вершин – не просто поднял туда кучу книг, но даже покрыл стены и пол керамической плиткой, укрепил потолок, чтобы внутрь не попадала дождевая вода, и установил металлические стеллажи! Причём умудрился сделать это в тайне от маджаровцев! Владелец библиотеки не объявился. История постепенно забылась. Вихра и сама поднималась посмотреть библиотеку, однако ничего исключительного в ней не обнаружила. Решила, что это чей-то жутко дорогой и совершенно неудачный перфоманс.
«Почему неудачный?» – спросила я.
«О нём нигде не написали! Не было ни камер, ни журналистов. Что-то пошло не так».
«Или перфоманс хотели устроить через пару лет! Подождать, пока там всё покроется грибком, и тогда уж приглашать журналистов».
«Может, и так…»
Горная библиотека меня заинтересовала. Я внесла её в список сомнительных зацепок и повесила на пробковую доску. Написала о библиотеке в чатик и сказала, что нужно будет в первую очередь осмотреть её содержимое – на случай, если она как-то связана с лабиринтом мертвеца. Настя меня поддержала и предложила отправить Вихре фотографию каменистого пляжа с болгарской открытки:
«Вдруг узнает!»
Мне тут же позвонил Гаммер. Напомнил, что мы ищем сокровища, попросил не рисковать. Карта-головоломка вела нас в Маджарово, и показывать открытку местным жителям было опасно. Какой-нибудь шустрый охотник за сокровищами мог добраться до Родоп раньше нас и устроить там переполох, разгуливая с лопатой, – заразить маджаровцев золотой лихорадкой. Нам следовало притвориться обычными туристами, а не размахивать подсказками Смирнова. Когда речь идёт о золоте, люди способны на невероятную подлость, и в захудалом горном Маджарове никто не помешал бы им схватить нас и под пытками заставить выложить всё, что мы знали о лабиринте мертвеца.
В общем, Гаммер наговорил мне страстей, и фотографию болгарской открытки я Вихре не отправила. Отказалась верить, что всё настолько серьёзно и мрачно, но вспомнила Родопы из ((Таинственного похищения», где всякие безумцы пытали несчастного Драганова в надежде найти клад, которого в действительности не существовало. Меня бы даже пытать не пришлось! Я бы сразу всё рассказала. Только вот и Драганов всё рассказал, а ему не поверили. Избили его, поставили на раскалённые угли и убили!
Мне припомнилась посткроссерская карточка из Болгарии, вначале пропавшая из нашего ящика, а затем туда вернувшаяся. Припомнился и анонимный покупатель, мгновенно выцепивший открытку «я таджика» на «Ибэе». А ведь в прошлом году кто-то во «ВКонтакте» попросил меня прислать ему оборотную сторону открытки! Я сейчас не поленилась, нашла комментарий под своим постом в посткроссерской группе и обнаружила, что тот пользователь удалил свой профиль. После слов Гаммера мне повсюду виделись подвох и скрытая угроза. Я осознала, что подозревать можно кого угодно и в чём угодно.
Нет, ну правда! Вот сам же Гаммер с первых дней поддержал наше расследование и расстроился, когда я продала открытку, хотя тогда ни про какие сундуки с золотом не было и речи. Разве не подозрительно? А Настя? Именно Настя предложила пойти в библиотеку, искать «Оцеолу», а потом попробовала забраться в книгохранение вместе со мной. С Глебом всё выглядело ещё хуже. Однофамилец Смирнова. Ну ладно, Смирновых много – только у нас в параллели учились двое. Однако Глеб переехал в Безымянный переулок примерно в то время, когда я получила карточку «я таджика»! И переехал как-то странно. Один, без мамы, к которой продолжал частенько ездить обратно в Петербург. Подозрительно! И библиотекарь Лена, заметившая рисунки в «Оцеоле», и дядя Рустэм, попросивший «Оцеолу» для знакомого любителя бракованных книг, и Вихра из Маджарова, пригласившая к себе четырёх незнакомцев из России, и мало ли кто ещё, да хоть Карпушин, заманивший меня к себе в квартиру и заставивший фотографировать свой ((Блютгерихт», – все они, если задуматься, вызывали некоторые подозрения.
– Ну нет… – выдохнула я.
Поняла, что не готова смотреть на всё тревожными глазами Гаммера. Так и сказала ему, когда за день до вылета мы встретились у «Бруснички». Настя закопалась в своих чемоданах, и мы с Гаммером отправились гулять вдвоём. Он удивился, заверил меня, что у него и в мыслях не было городить подобную паранойю. Он лишь призывал к осторожности.
– К разумной, вменяемой осторожности, – пояснил Гаммер.
Мы заглянули в «Брусничку» за пирожками. Обливаясь вишнёвым конфитюром, поднялись до парка Теодора Кроне. В редкий для июня по-настоящему солнечный день я полезла в заросли сфотографировать цветущий шиповник. Гаммер посмеивался надо мной и ворчал, когда я просила его позировать в кустах, а под конец мы выбрались к проспекту Мира, и я сказала:
– Знаешь, мне проспект Мира напоминает наше расследование.
– Тем, что… – Гаммер явно хотел пошутить, однако не придумал ничего забавного и просто спросил: – Чем?
– Ну смотри. Он тут начинается и вот ни капельки на проспект не похож! Обычная улочка. Ни бордюров, ни тротуара, ни разметки. Повсюду дачные домики, кусты, деревья. Тут тихо и дышится хорошо. А если пойти дальше, – я махнула рукой в сторону центра, – дома будут становиться выше, появятся кирпичные заборы, потом и бордюр появится, слева вырастет стеклянная громадина жилого комплекса, дорога перемахнёт через ручей, и пойдут магазины, перекрёстки. К Сержанта Мишина появится дорожная разметка, у Воздушной появится городская брусчатка. Ближе к Поплавку она закончится, но сам проспект расширится и пойдёт через центр Калининграда к собору Христа Спасителя! Понимаешь?
– Понимаю, что ты неплохо ориентируешься в городе! – хохотнул Гаммер.