Демьян изменился. Так сильно, что порой я не узнавала в нем прежнего веселого парня и даже друга, которым он когда-то для меня был. Он бросил работу в лавке. Редко выходил из своей комнаты на втором этаже дома. Не пожелал делить со мной покои и постель. Полностью ушел в свой мрачный мир и не собирался из него выходить. Часто напивался и крушил все на своем пути. Даже отец не мог его угомонить, а потом и вовсе перестал вмешиваться. Мы всей семьей тихо и смиренно ждали, когда хмель отпустит Демьяна и он вновь обретет человеческий облик. Я не давила. Не вела с ним бессмысленные разговоры о счастливом будущем, не пыталась выгнать из его сердца образ той, которую он продолжал любить. Время лечит. Я просто наблюдала со стороны, не вмешиваясь в его душевные метания, но становилось только хуже. Вскоре и дня не проходило без чарки вина или хмеля покрепче. В доме почти не осталось целой мебели. Лишь моя комната избежала погрома. В нее он никогда не заходил. Я тешила себя надеждой, что ребенок спасет нашу семью. Как лучик света осветит путь в счастливое будущее.
Как же я ошибалась! Единственное, что стало знаменательным, это то, что Демьян впервые за долгое время вошел в мои покои. На удивление трезвый и чистый, с гладко выбритым лицом и зачесанными назад волосами. Он не сказал мне ни слова. Просто присел на стул в дальнем углу с каменным лицом, ожидая, когда лекарь принесет ребенка. Я и сама еще его не видела. Даже не знала мальчик или девочка.
Тогда я впервые обратилась к Демьяну с усталой после тяжелых родов улыбкой.
— Как назовем, если мальчик? Или девочка?
— Как хочешь, ― бросил он два слова и уставился на свечу, что горела на столе.
Под треск огня в полной тишине мы ждали лекаря. Я смотрела на мужа и едва сдерживала всхлипы. Горячие слезы катились по щекам. Я потеряла всякую надежду на счастье, а потом в комнату принесли ребенка. Казимир и Бажена вошли вслед за лекарем, но я увидела на их лицах тревогу. Чуть с ума не сошла от беспокойства. Неужели с ребенком что-то не так?!
— Поздравляю! У вас родилась прекрасная здоровая дочка, ― просиял лекарь и передал сверток с ребенком Демьяну. Он осторожно отодвинул кружево, что скрывало личико малыша и замер. Я видела, как побледнело его лицо, и затряслись руки. Меня саму било в ознобе от волнения. Я попыталась встать, но острая боль не позволила даже сесть в кровати. Я обессилено уронила голову на подушку и заплакала еще пуще.
— Что с ней?!
— Все хорошо, ― подбежала ко мне Бажена и силой сжала мою руку до хруста костей. ― Все хорошо. Девочка здорова.
Я больше ничего не видела вокруг. Только воду, что стояла в глазах и размывала мир вокруг меня. Услышала шаги и громкий хлопок двери. Демьян покинул комнату, так и не сказав ни слова.
Казимир аккуратно положил ребенка рядом со мной. Я с трудом уняла слезы и стерла их с лица. Посмотрела на девочку и обомлела.
— Как? ― шепнула я, вглядываясь в черты лица дочери. Как две капли воды она была похожа на Дарену. Те же огненно-рыжие волосы и изумруды больших глаз. Уголки крохотных губ опустились и она заплакала. Бажена тут же приложила ее к моей груди и тяжело вздохнула. Посмотрела мне в глаза и едва заметно улыбнулась.
— Мы думали, какое имя дать внучке. Как бы ты хотела ее назвать? ― она и словом не обмолвилась о внешности девочки. Я и сама не стала заострять на этом внимание, хотя не переставала думать о сестре. Как же жестоко надо мной подшутили боги! Проклятие не исполненной клятвы будет преследовать меня всю жизнь и каждый день напоминать о себе образом дочери. Но я не собиралась давать ей имя сестры. Это было выше моих сил.
— Мирослава, ― произнесла я еле слышно и поцеловала дочь в теплый лобик.
— Красивое имя, ― одобрила свекровь, и Казимир кивнул в согласии.
Так и началась моя новая жизнь. Я ожидала от нее чего-то хорошего, но получилось наоборот. Мы прятали Миру от посторонних любопытных глаз как могли. По селу поползли слухи о том, что наша малышка настолько уродлива, что увидевший ее однажды, никогда не сможет спать спокойно. Что проклятие оборотня пало на нашу семью. Как же я злилась, когда слышала подобное от соседей, что бросали на наш дом косые взгляды! И все же радовалась тому, что Демьян перестал топить горе в вине. Когда Мира впервые ему улыбнулась, он полностью ушел в воспитание дочери. Проводил рядом с ней сутки напролет. Постоянно забирал к себе в комнату. Я чувствовала себя ненужной и брошенной. А когда перестала кормить дочку грудью, то вообще видела ее крайне редко. Ни скандалы, ни мольбы не помогали. Даже отец с матерью не смогли повлиять на Демьяна. Будто одержимый, он не отпускал от себя Миру ни на шаг. А я плакала каждый вечер так горько, что подушка не успевала высыхать от слез. Не знала, что делать. Теряла дочь с каждым часом. К четырем годам она вообще перестала воспринимать меня, как мать и все больше походила на Дарену. Даже мимикой лица и взрывным характером напоминала мне сестру. Как же я жалела о том, что нарушила клятву! Как же бичевала себя за эту страшную ошибку! Осталась совсем одна. Без отца, мужа и дочери. Все чаше задумывалась о смерти и только Бажена своей заботой и любовью заставляла меня ждать. Она верила, что все изменится, что Мира подрастет и потянется ко мне, что Демьян перестанет так сильно опекать дочь. Но я уже не верила в счастье. Свыклась с той болью, что разъедала мое сердце с каждым днем все сильнее. Часто ходила к реке и сидела на берегу часами. Все чаще думала о том, что хотела бы увидеть сестру. Поговорить с ней. Вымолить прощение. Рассказать о том, что творится в моей душе и в жизни. Убедиться, что она обрела свое счастье далеко за морем. Нашла того, кто ее искренне любит.
Кто бы мог подумать, что мои мысли и мечты обретут очертания! Что спустя семь лет со дня ее отъезда, Дарена вновь появится в Совунме…
Глава 33
Тур
Столько лет прошло, а я смотрел на Дарену все с той же страстью и вожделением. Из прелестной девушки она превратилась в потрясающую женщину! Копна длинных огненных волос не потускнела, а заиграла новыми оранжевыми красками открытого пламени. Зеленые, будто новые ростки травы глаза, искрились живым и озорным блеском. К бархатной коже хотелось прикасаться каждую секунду, гладить соблазнительные изгибы тела, чувствовать дыхание и слышать биение сердца. Шрамы на лице от когтей зверя стали почти незаметными. Мы поселились в месте, где лекари знали свое дело!
Она улыбнулась мне, стоя у огромного витражного окна нашего дома и облизнула нижнюю губу. Прозрачная ткань белоснежной ночной сорочки оголяла ее прекрасное тело, трогала ореолы набухших розовых сосков, и я завидовал этим откровенным прикосновениям. Вдыхал самый головокружительный аромат, что витал в воздухе. Аромат ее волос и тела. Сходил с ума от одного ее присутствия рядом. Моя жена! Моя! Только моя Дарена! Женщина, которая принадлежит мне полностью до кончиков ноготков. Счастье во плоти!
Стоило лишь вспомнить о том, что мы с ней делали этой ночью, как орган набух в предвкушении продолжения. Так же, как и в день свадьбы, я сгорал о желания заключить ее в крепкие объятия и не отпускать. Медленно подошел к Дарене и посмотрел в ее сияющие глаза. Заключил ее лицо в ладони и шепнул:
— Как же я люблю тебя. Как же счастлив. Ты даже не представляешь.
— Представляю, ― вкрадчиво проговорила она в ответ и потянулась к моим губам. Страстно и одновременно нежно мы играли языками. Я облизывал и терзал ее мягкие и сочные губы, водил рукой по затылку, зарываясь пальцами в ее чудесные мягкие волосы. Наслаждался поцелуем, как терпким вином. Пьянел от ласк, что она дарила, невесомо порхая пальцами по моей спине. Я любил в ней все. Каждый миллиметр тела, каждое слово, голос, улыбки, прикосновения, огромную добрую душу и пылкое сердце. Выпивал ее до дна, получая удовольствие от того, что она рядом со мной. Все невзгоды остались в прошлом. Мы давно не вспоминали о том, что случилось в лабиринте. Просто любили друг друга. Я чувствовал, как она искренне откликается на мои ласки. Прерывистое дыхание Дарены возбуждало меня все больше и стало невыносимо сдерживать себя, обходясь лишь поцелуем. Подхватив ее за ягодицы, я подошел к стене и прижал ее к ней. Рукой проник под сорочку, с жадностью трогая грудь, сминая и с нежностью поглаживая ее. Очертил ладонью изгиб тонкой талии и с силой сжал бедро, оставляя на нежной коже красный след. Целовал ее шею, медленно спускаясь все ниже. Она резким движением сорвала с себя сорочку и прильнула ко мне так близко, что можно было задохнуться от крепких объятий любимой.
Она спешила, не в силах больше терпеть эту необузданную страсть. Ее горячее лоно изнывало от желания и сочилось от возбуждения. Я и сам находился на грани дикого вожделения. Дрожащей рукой освободил плоть от сковывающей одежды и направил в сочные недра моей женщины. Вошел резко, до упора, выбивая из нее протяжный стон. Все, как она любила. Я знал все ее фантазии и всегда воплощал их в жизнь. Почувствовал, как острые ноготки впились в кожу спины. До приятной боли, до дикости зверя. Она возбуждала меня до такой степени, что готов был излиться в нее в ту же секунду. Она двигалась мне навстречу быстро и настойчиво, насаживаясь на меня, вбирая мою плоть целиком. Я изнывал от желания получить разрядку, но сдерживал свой пыл ради ее наслаждения. Прижимал ее к стене, выбивая новые стоны. Громкие и волнующие, будоражащие сознание, окунающие в омут несказанного наслаждения. Эти звуки лились песней, проникали вглубь души и заставляли ее петь. Впиваясь во влажные губы, я выпивал ее стоны, сминая ее губы со всей пылкостью, на которую был способен. Я понимал, что мне никогда сполна не насытиться Дареной. Мне всегда будет мало. Я хотел, чтобы в моменты нашей близости весь мир замер и время остановило ход.
Оторвав любимую от стены, я уложил ее на ковер и навис сверху. Снова вошел в нее, но уже осторожно и томно. Играя с ее страстью, что вырывалась наружу, требуя напора. Она закрыла глаза и выгнулась мне навстречу так, что моя плоть полностью погрузилась в ее влажное лоно. На лбу выступила испарина от напряжения. Я уже был на грани блаженства, когда ощутил, как кольцо ее лепестков сжимается и пульсирует, как каждая ее мышца напряглась, и она сотряслась от удовольствия. Тогда я выпустил на волю зверя, что ждал своего часа. Я и сам закрыл глаза, чувствуя, как безумное вожделение вырвалось из меня семенем.