Именно у отца, с матерью пока было сложно общаться. Она ведь винила в случившемся не только себя, но и Снежану, якобы та раздраконила, подняла нерв в тот злосчастный вечер. А главное — отговорила мать бежать следом за Алькой. Между прочим, за руки не хватала, захотела бы маменька — побежала бы.
И не ныла бы сейчас, не делилась со Снежаной пеплом, который высыпает себе на голову. Она, Снежана, никакой вины за собой не чувствует. И что там на самом деле произошло с младшей сестрой, знать не желает. Как оказалось — жива. Ну и ладно. Пусть живет, но подальше от них, ведь если вернется, с нее же пылинки сдувать начнут, а о старшей дочери забудут.
К тому же всплывет обман, папаша наедет на генетическую лабораторию, те прижмут специалиста, проводившего сравнение ДНК, ну а чучело молчать не будет — несмотря на то, что до сих пор считает себя бойфрендом Снежаны и ей иногда приходится спать с этим уродом.
И не факт, что после разоблачения отец не отберет у нее машину — в наказание. А мать — квартиру. Хотя нет, квартиру не получится, подарок ведь.
Все это Снежана придумала для оправдания своего поступка позже, а тогда, во время разговора, она просто поняла, что не хочет возвращения сестры. Что Алина не нужна — здесь, рядом не нужна.
Но вот оказалось, что она и отцу успела позвонить! Тот, конечно, спросонья явно не сообразил, что к чему, мог еще и наорать на Альку, а вот теперь напрягся.
Остается надеяться, что ей удалось отбрехаться, и папаша поверил.
Как все-таки вовремя мать забыла зарядку для своего телефона дома. Ведь Алька сто процентов сначала позвонила ей. И только потом — далее по списку. А мать мгновенно узнала бы голос потеряшки, и тогда…
Но все обошлось. Кажется.
Какое красивое утро!
Ярко-синее небо, воздух прозрачный и какой-то хрупкий, деревья в больничном сквере тоже замерли, еле-еле заметно перешептываются разноцветной осенней листвой — боятся, наверное, разбить воздух на осколки. Ведь осколки упадут на землю, испачкаются, и вместо прозрачности сгустится сумрак.
А сумрака в жизни Светланы и так хватало. Собственно, она пока из него и не выбралась, некому было скомандовать: «Всем выйти из сумрака!». Именно скомандовать, заставить, за шиворот выволочь, в конце концов!
Потому что сама Светлана справиться не могла. Не получалось.
Не получалось смириться со смертью Алины. Алечки. Аленького солнышка. Родного маминого зернышка, любимой бусинки.
Сердце и душа Светланы отказывались поверить в то, что в дорогущем, роскошно украшенном гробу лежала именно ее дочь. Ну потому что невозможно было соединить два образа: ее красивой, нежной, такой родной и любимой дочери и обугленного нечто.
Да, экспертиза ДНК все подтвердила, но бывают же ошибки! Светлана настаивала на повторной, чтобы не со Снежаной сравнивали, а с ней, с матерью. Игорь отговаривал, беспокоясь за нее, но не особо настойчиво. А вот Снежана закатила истерику. Рыдала, обижалась на родителей, она ведь ради них согласилась, вернее — ради мамы по просьбе папы. Зачем перепроверять, ей не верят?
Глупости, конечно, при чем тут она, не она ведь экспертизу проводила. Просто девочка тоже очень переживает, горе-то общее. Она обязательно поймет мать и поддержит ее. Потому что другой поддержки у Светланы больше нет…
И Снежана действительно и поняла, и поддержала, и даже отвезла мать в генетическую лабораторию. Перебросилась парой слов с лаборантом, и тот отнесся к Светлане очень участливо.
Результат, увы, был прежним…
Но почему, почему Алина продолжает сниться? Почему она, Светлана, продолжает ощущать невидимую связь с дочерью, как было всегда с момента ее появления на свет? Почему иногда сердце буквально заходится от боли и страха за Алину, словно в этот момент с ней происходит что-то плохое?
Сегодня ночью даже показалось, что зазвонил выключенный телефон — он разрядился еще вечером. А ночью Светлану буквально вытолкнуло из сна громкой трелью, причем это была мелодия, которую она поставила на номер Алины.
Она трясущимися руками схватила смартфон — он, конечно же, пребывал в анабиозе, дожидаясь, пока его подключат к системе жизнеобеспечения. Систему эту должен принести Иннокентий, обещал приехать сразу после уроков.
Так что звонок от дочери просто приснился.
Но почему так тяжело на душе? Почему кажется, что она упустила что-то очень важное?
Почему?!
Глава 26
— Что ты там бурчишь? — рявкнул Ифанидис. — Говори на греческом!
Алина послушно перешла на требуемый язык:
— Они сказали, что я умерла.
— Кто — они?! Хватит мямлить!
Дора нахмурилась, дернула отца за рукав:
— Прекрати рычать! Ты что, не видишь, в каком Ника состоянии?
— Я не Ника… Я Алина. Хотя нет… — Алина криво усмехнулась. — Алина Некрасова, оказывается, мертва.
Дора подошла к пленнице, участливо обняла ее за плечи:
— Расскажи.
А может, эта некрасивая смешная девчонка и на самом деле ее настоящая сестра? Она, чужая и незнакомая, проявляет больше тепла и сочувствия, чем родная по крови. Ведь Снежана узнала сестру, это было понятно по голосу. Узнала — и предала. Отказалась. Бросила в беде. И папа…
Обида на близких людей стала, похоже, той самой последней, и весьма увесистой каплей, переполнившей чашу терпения. Слишком он оказался трудным, трудным и страшным, этот долгий и мучительный день. Сдерживаться больше не получалось, сил не осталось, совсем.
Алина обняла Дору и горько расплакалась, причитая сквозь всхлипы:
— Я папе позвонила… Он накричал… Тогда сестре… Она предала… А мамин телефон выключен… Они говорят, что я умерла… Но как это может быть?.. Почему?..
Дора многозначительно посмотрела на отца, тот откашлялся и совсем другим, мягким тоном произнес:
— Не плачь, не надо. Извини, если напугал. Все будет хорошо, вот увидишь, мы с Дорой тебе поможем. Ты сейчас иди, ложись спать, тебе отдохнуть надо. А я утром попытаюсь разузнать, что там за история с твоей якобы смертью.
Алина с надеждой посмотрела на мужчину:
— Обещаете?
— Обещаю, — улыбнулся Ифанидис. — Если понадобится — своего человека отправлю в Россию за информацией. Но и ты пообещай, что больше не будешь нас обманывать. Мы же тебе только добра желаем, мы тебе доверяем. Вернее, доверяли…
— Папа, не надо, — нахмурилась Дора. — Нашел время для нравоучений.
— Нет, он прав, — судорожно вздохнула, успокаиваясь, Алина. — Я действительно плохо поступила, украв телефон. Просто… Я так соскучилась по маме с папой…
Ну откуда, откуда у нее столько слез? Вроде все выплакала, а они опять ручьем!
Дора настойчиво увлекла пленницу за собой:
— Все-все, пойдем. Тебе надо выспаться. Завтра поговорим.
Наверное, он сейчас должен был бы ощущать невероятное облегчение — сбагрил, наконец-то, проблемную девчонку боссу, доставил в целости и сохранности. И теперь ее дальнейшая судьба его не касается. Тем более что судьба эта была Алексу в общих чертах известна. Не самая плохая судьба — с учетом всех вводных.
Но почему так погано на душе? Почему не хотелось оставлять эту Нику во власти парочки кайманов? Что отец, что дочь — хищные твари.
А еще — едва он отъехал от дома, появилось странное чувство. Словно кто-то толкал его обратно, убеждал вернуться под любым предлогом — чтобы узнать что-то важное. Очень важное.
Чушь какая-то!
Просто он устал сегодня. Еще и стычка с этим идиотом Козицки! Толстяк — существо злопамятное, на тормозах случившееся не спустит, тем более случившееся при свидетелях. Остается только гадать, где и когда прилетит ответка.
Алекс свернул с центральной, пусть и пустой в ночное время, но все же хорошо освещенной улицы в переулок, ведущий к его дому. Фонари в переулке были, но тусклые, в основном приходилось рассчитывать только на свет фар.
И фары всегда справлялись, как справились и сейчас — услужливо уткнувшись в бок перегородившей улицу машины. Большой и серьезной машины по имени Кадиллак Эскалейд, грузная такая туша.
Как и содержимое автомобиля. Тоже грузная, но, в отличие от вполне брутального Кадиллака, еще и омерзительно рыхлая и гнусная туша. По имени Сол Козицки.
Ответка не заставила себя долго ждать. Ну и хорошо, ну и славно, разберемся здесь и сейчас.
Глушить двигатель Алекс не стал, давать задний ход, чтобы убежать — тоже. Просто сидел в машине и ждал, с любопытством рассматривая толстяка — а неслабо он, оказывается, отметелил похотливую скотину! Еще бы на ухо взглянуть, но оно спрятано под бинтами.
Страха не было. Хотя следовало бы — бояться. Потому что «храбрец» Сол не собирался разбираться по-мужски, один на один. Ну или — с учетом недавнего эксцесса — хотя бы два на одного, ну в крайнем случае три на одного.
Нет, отважный господин Козицки притащил с собой, похоже, всех, кого смог срочно собрать. Человек восемь. А может, и больше, но в свете фар Алекс насчитал именно восемь гуманоидов. Сол был девятым. Ну, или первым — с его точки зрения. Эгоистичной и черной, как его душа, точки.
Рассмотреть, кто находится в джипе Алекса, Козицки не мог, и не только потому, что стекла с тонировкой. Темно просто в переулке.
Поэтому толстяк пока активных действий не предпринимал, решив начать с переговоров:
— Отдай девчонку, Агеластос, и я, возможно, смогу забыть о нанесенном оскорблении. Сначала мои ребята, разумеется, попинают тебя чуток, иначе никак, но потом мы забудем друг о друге.
Ну конечно, он же уверен, что Алекс купил «лот» для себя. Вот и решил забрать силой то, что не смог получить законным (относительно законным, конечно) путем. Видимо, придется пошуметь.
Отвечать Алекс не стал, молча полез в бардачок, вытащил пистолет. Намеревался проверить обойму, но разорался телефон. Звонил Ифанидис. Что там еще случилось, ведь ночь на дворе!
Звонок почему-то напряг Алекса большее, чем устроенная толстяком засада.