Ну потому что… Ей ведь всего двадцать лет, никакого женского опыта у нее не было — не считать же кошмар рабства таким. Она не умеет, не знает, как правильно вести себя с мужчиной, чтобы привлечь его внимание. Нет, не просто привлечь внимание — пробудить желание. Заинтересовать.
Так что внешнее преображение не поможет внутреннему.
Была уверена Алина.
Пока не увидела себя в зеркале.
А потом — себя же, но в глазах приближающегося Димитриса.
И там, в его глазах, она и утонула. И тонет до сих пор, с того момента, как они с Димкой сбежали из ресторана через полчаса после наступления Нового года, сбежали в его квартиру.
И вот уже три дня не выходят отсюда, забыв о работе, о друзьях, Димитрис — о семье. Не хотелось думать, что будет дальше, не хотелось ни с кем видеться, хотелось только одного — чтобы чудо единения сердец продолжалось.
Да, не только сердец, конечно же, но телесное наслаждение без душевного взаимопроникновения не было бы таким острым, таким всепоглощающим.
Впрочем, для Алины все было впервые, и ей могло показаться, что так бывает у всех и всегда. Но Димитрис считал иначе, и говорил об этом, и восхищался, и гордился, что стал первым у своей единственной и долгожданной, у своей любимой женщины.
Какое это, оказывается, сладкое слово — долгожданная!
И если ей, Алине, надо было пройти через ужас похищения, рабства, аукциона, разочарования в близких ради встречи с Димитрисом — пусть. Спасибо судьбе за это.
И спасибо Доре. Алине даже немного стыдно было, что она не нашла времени позвонить названой сестре, порадоваться, поблагодарить. Может, даже немного посекретничать, поделиться переполнявшими девушку эмоциями.
Но ничего, потом, все потом.
А сейчас — только он. Родной. Любимый. Желанный.
— Димка, кажется, я тебя люблю. — прошептала Алина в полураскрытые губы своего мужчины. — Только не смейся…
— Дурочка ты моя, — улыбнулся одними глазами Димитрис, — самая любимая в мире дурочка.
А потом губам обоих было уже не до разговоров…
Бернье откинулся на спинку кресла и отпил виски из стакана.
— Я, если честно, сомневался до последнего в успехе вашей затеи. Но там, в ресторане, увидев реакцию Димитриса на эту вашу девчонку, я мысленно поаплодировал. Отдельный респект вам, Дора.
— За что же? — сухо улыбнулась Дора.
— За превращение невзрачной девицы в с-ума-сойти-какую красотку. Даже меня проняло, да и старшие Кралидисы были, мягко говоря, фраппированы. Ну а о Димитрисе и говорить нечего. Он, по-моему, реально влюбился. Мгновенно.
— С чего вы взяли? — настроение Доры, в отличие от других двух заговорщиков, явно ухудшалось. — Ну пустил Димми слюну на красотку, ну затащил в койку, так этого и добивались.
— Что с тобой, Дора? — приподнял брови Николас. — Мы совсем не этого добивались, странно, что ты забыла, ведь это был твой план — женить Димитриса на этой русской, вернее, довести дело до свадьбы. И, судя по словам Сэма, наш план удался. Радоваться надо.
— Я просто не хочу радоваться раньше срока, — девушка постаралась вежливо улыбнуться. — Поэтому и настроена скептически к утверждению господина Бернье. Мне кажется, он выдает желаемое за действительное.
— Допустим, для меня женитьба Димитриса на вашей протеже никогда не была целью, — усмехнулся Бернье. — Меня больше интересует безопасный канал поставки наркотиков и оружия через пенсионерские круизы. И возможность свалить все на вашу девчонку в случае проблем с полицией. Что же касается моего мнения об отношении Димитриса к его ассистентке — оно основано на немаленьком жизненном опыте. Когда у мужчины так светятся глаза, когда он старается все время быть рядом, когда видит только ее, свою спутницу, не замечая никого вокруг — это не желание затащить красотку в койку, это любовь.
Дора резко поднялась со своего кресла, подошла к мини-бару, налила себе шампанского и отсалютовала бокалом:
— Тогда — за скорую свадьбу!
— За свадьбу, но, если честно, надеюсь, что не очень скорую, — отсалютовал в ответ Николас своим стаканом с виски.
— Что? — Дора нахмурилась и непонимающе посмотрела на отца.
— Не хотелось бы без причины лишаться такого надежного прикрытия. Ведь если мы разоблачим Нику до возможных проблем с полицией, потом нам, а в частности — Сэму, сложнее будет остаться не при делах.
— Да уж не хотелось бы, — вздохнул Бернье.
— Глупости! — фыркнула Дора. — Сделаете крайним Димитриса.
— Это не вариант, — Ифанидис допил виски и отставил стакан.
— Почему?
— Сложно подставить. И сам Димитрис не дурак, а уж отец его — тем более. Плюс адвокат у семейства Кралидисов ушлый, как бы нам самим не увязнуть. А вот за обманщицу-проститутку Нику Панайотис никто вписываться не станет. Так что искренне надеюсь, что до свадьбы у них дойдет — если вообще дойдет — очень нескоро.
— Вот за это — до дна! — воскликнул Бернье и немедленно исполнил. Затем повернулся к Ифанидису. — Кстати, не одолжишь мне на несколько дней твоего главного секьюрити?
— Агеластоса?
— Да. У меня кое-какие проблемы возникли во Франции, нужна помощь человека со стороны. Толкового и надежного. Этот твой Агеластос, насколько мне известно, именно такой?
— Такой, — усмехнулся Ифанидис. — Но увы, не получится.
— Почему? Ты его куда-то отправил?
— Нет, он сам отправился.
— В смысле?
— Отпуск взял, за свой счет. Сказал, хочет новогодние праздники впервые за много лет нормально отметить.
— У него что, женщина появилась? — фыркнула Дора. — На старости лет?
— Тоже мне, нашла старца! Алексу всего сорок пять лет, он еще жениться может и кучу детей настрогать. Если захочет, конечно.
— Жаль, — нахмурился Бернье. — Я на него рассчитывал. А когда вернется?
— Точно не скажу. Но мы договорились, что, как только Алекс мне понадобится, я его вызову.
— Отлично! — просиял француз. — Вызывай! А я в долгу не останусь.
— А тебе срочно надо? Пару дней подождешь? Алекс реально в отпуске много лет не был, пусть отдохнет.
— Жалостливый ты у меня, папуля, — проворчала Дора, направляясь к выходу из гостиной. — Ладно, мне пора. Надеюсь, Ника, наконец, на связь выйдет. Расспрошу, как у них дела.
— Вам сейчас пореже общаться следовало бы, — отметил Ифанидис. — Если Димитрис узнает, с кем дружит его возлюбленная…
— Не узнает, — взгляд Доры заледенел. — Не допущу.
Глава 38
Надо еще раз все проверить, чтобы соседей потом не подвести. Так, вода перекрыта, все электроприборы отключены от сети, холодильник вымыт и стоит открытый. Пустой, конечно же. Газ тоже перекрыт.
Ну, все. Второй комплект ключей — на полочку в прихожей, присесть «на дорожку», чтобы легким оказался путь.
Последний путь.
Страшно ли ей? Если честно — нет. Давно надо было это сделать, не трепыхаться, не просить помощи, не надеяться на чудо. А просто понять — у нее остался единственный близкий и по-настоящему родной человек, тот, кто всегда поддержит, кто любит, кто понимает, кто ее уже давно ждет. К кому и следовало уйти.
Алина.
Негромкая трель мобильного телефона заставила Светлану вздрогнуть, звонка она ни от кого не ждала. На дисплее высветилось фото Снежаны. Ну что же, поговорим напоследок.
Не поднимаясь с банкетки, Светлана ответила на звонок:
— Да, слушаю.
— Мам, я… — голос дочери дрожал, она явно не знала, как начать разговор.
— Все нормально, Снежана, — слабо улыбнулась Светлана. — Не переживай, я все понимаю. Твой папа был прав.
— Наверное. — Снежана всхлипнула. — Но мне… Мамочка, мне так плохо! Можно, я после работы приеду?
— Не надо, меня дома не будет. Мы с Иннокентием решили в ресторан сходить.
— Правда? — искренне обрадовалась дочь. — Ну и правильно! Надо баловать себя вкусненьким! Молодец твой Иннокентий! А мне он почему-то не нравился.
— Да, он такой, — усмехнулась Светлана. — Все делает правильно. Ладно, Снежана, я пойду, прилягу пока. Прощай. У тебя все будет хорошо.
— Маа-ам? — дочь что-то поняла, напряглась.
Но Светлана уже закончила разговор. Затем отключила телефон и положила его рядом с ключами. В момент отключения пошел какой-то вызов, но женщина не обратила внимания. Скорее всего, Снежана перезванивала.
Светлана в последний раз обвела взглядом прихожую и вышла, просто захлопнув за собой дверь.
Сегодня.
Самое плохое в жизни его любимой женщины завершится сегодня. Он сделал для этого все возможное.
Хотя нет, не все. Не вернул ей дочь. Их с Ланой общую дочь.
И даже не сообщил, что Алина жива. Рано еще, сначала надо помочь их девочке вырваться из сплетенной Ифанидисами паутины. Он сделает это после возвращения на Кипр, там ситуация пока терпит. Алина-Ника явно побаивается своего шефа, держится с ним сковано и отчужденно, ни о каком служебном романе и речи не идет. Алекс несколько дней наблюдал за дочерью, прикидывая, как ей помочь. И вообще — как с ней держаться, открыться или нет? Ведь тому, кто был, по сути, ее надсмотрщиком в рабстве, дочь вряд ли доверится.
Дочь… У него есть дочь!
Которая выросла без него. Носила чужую фамилию. Другого мужчину называла папой. Другой мужчина видел первые шаги его, Алекса, ребенка. Держал его девочку на руках, укладывал спать, ему она вплетала в волосы бантики и цепляла заколки. Он умилялся, глядя на очаровательную малышку в кудряшках…
Потому что родной отец этой малышки в кудряшках когда-то струсил.
Ладно, хватит хлестать себя по щекам. Ничего уже не исправить в прошлом, зато в настоящем — можно. И нужно.
Жизнь Алины более-менее наладилась, до опасного поворота было далеко, Ифанидисы затаились, и Алекс решил лететь в Россию, на месте разобраться, что там происходит. Он не мог поверить, что его Лана так легко могла принять смерть дочери, забыть о ней, променять на мужчину. Да, прошло больше двадцати лет, люди меняются, но…