Между тем Кабаниха стояла неподвижно, как часовой. Могилевский подбежал, бесцеремонно оттолкнул ее и пригласил взглянуть.
В снегу что-то темнело. Стоило опуститься пониже, чтобы темное пятнышко оказалось аптечным пузырьком размером с палец, в каких держат микстуры. Бока темного стекла чисты от провизорского ярлычка. Крышка плотно сидит. Внутри, кажется, пусто. Или жидкость сливается со стеклом.
– Поздравляю с находкой, доктор, – сказал Ванзаров, поднимаясь и отряхивая коленки от снега. – Меткий глаз – залог здоровья…
– Это не я, это она, – Могилевский показал на Кабаниху.
Ванзаров выразил Катеньке благодарность. Она густо выдохнула, потопталась и затихла.
– Приходит ко мне, мычит, значит, за собой зовет, – торопился доктор. – Я подумал, глупость какая-то по хозяйству, мысли совсем другим заняты… Погнал ее, она не уходит, настаивает по-своему. Что тут делать? Пошел, приводит сюда, в снег показывает. Я поначалу не разобрал, что это, а пригляделся – так ведь это же склянка для лекарства, причем не наша, не санаторская… А теперь хотите сюрприз?
– Почему же нет. Сегодня сюрпризов что-то мало было, – согласился Ванзаров.
– Это емкость не нашего выдува. Не немецкого, у нас его много… – Доктор нарочно сделал паузу, чтобы оглушить окончательно. – Она вообще непонятно откуда!
– Великолепно. Что дальше?
– Подумал: а если в этом пузырьке американский негодяй держал яд, который налил нам в вино? Может, смогу определить, что это, и найти противоядие? Это же проще, чем винную бутылку исследовать!
– Хорошо, что сначала позвали меня, – сказал Ванзаров.
– Почему же?
– Сейчас могли тихо лежать в снегу или у себя в кабинете на столе.
– Ну, это уж слишком…
– Другое интересует: где книги регистрации пациентов за последний год-два?
– В главной конторе.
– Помещение закрыто, добраться невозможно, если только не взломать дверь… Ваши акционеры и начальство сильно обидятся, если мы с вами взломаем дверь и проберемся в контору?
Скандал от начальства был куда страшнее неминуемой смерти. Могилевский наотрез отказался в этом участвовать. И Катеньку не отпустит. От блестящей идеи пришлось отказаться.
– У вас еще остались перчатки для целебных грязей? – спросил Ванзаров.
Доктор обещал найти, если нужно.
– Нужно, – согласился Ванзаров. – Надеваете перчатки, берете любую большую емкость и крупный пинцет. Пинцетом хватаете склянку, кладете в емкость, плотно закрываете крышкой. И прячете как можно дальше от себя… Вам все ясно, доктор?
Могилевский обиженно буркнул, что согласен. Он так старался, а в результате получил нагоняй. Эти душевные метания Ванзаров замечать не стал. Куда больше интересовала Кабаниха. Страшное чудовище, исчадие кошмара, оказалось умнее и наблюдательнее образованного доктора. Она поняла, что надо позвать его, и не прикоснулась к находке. Вывод только один.
– Катенька, ты видела, кто бросил эту склянку в снег? – спросил Ванзаров, четко произнося каждое слово.
– Нашли, кого спрашивать, – возмутился доктор.
– Идите за пинцетом, прошу вас…
Доктор демонстративно развернулся, даже спина его выражала несправедливую обиду. Ванзаров подождал, пока он отойдет подальше.
– Ты везде ходишь, все видишь, не бойся, говори, Катенька, – ласково просил он.
Кабаниха затопталась, как будто ответ поднимался из самых глубин души, замерла и протяжно завыла. От воя этого мурашки побежали по руке. Катенька так хотела помочь, так старалась, у нее было доброе и чистое сердце. Только она никого не видела.
Она не знала, что для Ванзарова это не имело большого значения. Куда важнее, что она вообще заметила стекляшку в снегу. Как раз рядом с дверью, что вела в процедурную лечебных грязей и ингаляцию. Доктор Могилевский сюда выходил покурить. Окурок его папиросы виднелся из сугроба.
– Катенька, если что еще приметишь, сразу дай знать, беги ко мне, – сказал Ванзаров. – Ты большая умница, я благодарен тебе.
И он поклонился уродице.
Она была человек, и человек куда лучше тех, что боялись умереть в ближайшие часы.
61
Полководцу слабейшей армии легче выбирать атаку, если он умен. Напав первым, он может выиграть бой. Для этого ему нужна не храбрость, не отчаяние и даже не мечта умереть, сражаясь, и обрести славу. Полководец должен точно знать того, кто стоит во главе вражеской армады. Как противник поведет себя. Тогда на успех шанс есть. Так же игрок в покер. Не имея на руках ничего и блефуя, он может заставить слабого духом соперника, повадки которого изучил, бросить выигрышные карты. И сорвать банк. Или хоть выиграть сдачу.
Армии у Ванзарова не было, карты на руках – слабейшие. С таким набором нечего думать о победе. Но о чем же еще думать? Он знал, что сейчас есть всего один шанс, и этот шанс надо использовать так, чтобы выбить противника из привычной колеи. Пока Ванзаров отставал на шаг и больше. Пока его вели на невидимом поводке. Если сбросить его, сломать игру, создать ситуацию, которую невозможно просчитать, убийца вынужден будет менять план на ходу. А это – всегда разрушительно. Подготовка плана была долгой и тщательной. Просчитаны все ходы. Решения выбраны оптимальные. Для этого использован простой механизм: знание характера человека приводит к предсказанию его поступков. Пока это дало блестящий результат. Осталось совсем немного, чтобы получить желаемое. Вот тут-то самое время преподнести маленький сюрприз.
Ванзаров обошел все номера в пансионе, требуя немедленно собраться в курзале. Люди, уставшие от ожидания смерти, слушались безропотно. Лотошкин и Меркумов не смели задавать вопросы. Навлоцкий и подавно смотрел в пол. Супруги Стрепетовы были послушны исключительно. Месье бельгиец любезно изъявил согласие. Даже Игнатьев не смел перечить обреченному юноше. Он только вздыхал и тер покрасневшие глаза. Марго держала под руку тетушку, утешая ее, вместо того чтобы самой искать утешение. С ней Ванзаров держался подчеркнуто официально, если не сказать холодно.
Из пансиона гости двигались гуськом. Сумерки сгущались.
Гостиную было не узнать. Францевич слишком рьяно подошел к кадкам с пальмами. Горы земли под окнами были тщательно перерыты. Увидев разгром, Могилевский поначалу схватился за голову, но какая, в сущности, разница: когда начальство увидит все это, он будет довольно далеко от этого мира. Не о чем жалеть.
Собравшимся было предложено занимать любые места, какие душе угодно. В комнате установилась тишина. Ванзаров позволил себе немного потянуть паузу и вынул карманные часы.
– Время наше истекает, – сказал он, захлопывая крышку. – По моему хронометру осталось менее двадцати часов, как яд убьет всех.
– Не стоило об этом напоминать, – из угла подал голос Навлоцкий.
– Среди нас уже нет господина Веронина, – не замечая, продолжил он. – Его организм оказался слишком слаб, чтобы долго противостоять яду. А все карточная игра…
– Нельзя ли к делу! – крикнул Францевич. Вид его был печален: на руках, лице и одежде сырая земля оставила густые следы.
– Молчать! – рявкнул Ванзаров начальственным рыком, каким любили баловаться генералы. Эффект удался, никто не смел пикнуть. Он продолжил: – Ситуация целиком критическая – трое гостей уже мертвы. Предполагается умерщвление прочих. Исходя из вышеперечисленных обстоятельств, властью градоначальника Санкт-Петербурга на территории санатория «Курорт», а также в прилегающих окрестностях вводится особое управление. Особое управление осуществляется силами сыскной столичной полиции в моем лице. Правила особого управления… Первое: любые передвижения по территории санатория без моего личного разрешения запрещены. Второе: покидать курзал или номера в пансионе без подробного описания причины и моего сопровождения запрещено. Третье: о любой попытке кого-либо из находящихся здесь лиц покинуть санаторий я должен быть извещен незамедлительно. Четвертое: все лица, находящиеся здесь, российского и любого другого подданства, объявляются подозреваемыми и помещаются под домашний арест. Нарушение правил домашнего ареста карается тюремным заключением до одного месяца…
– Месье, что говорит этот господин? – тихонько спросил Пуйрот.
– Он считает всех убийцами, и потому мы теперь под арестом, – ответил Францевич и добавил: – …пока под домашним. Но это пока смерть не разлучит нас.
Бельгиец был чрезвычайно доволен.
– Как это мило…
– То ли еще будет, – согласился ротмистр. – Повадки этого господина хорошо известны…
– Какова же его репутация, месье?
– Вам лучше не знать, месье, поверьте…
Вежливость не позволила Пуйроту настаивать.
– Пятое… – продолжал Ванзаров. – Приготовить и иметь при себе паспорта для установления личности… Особое управление вводится после его оглашения, то есть немедленно, и будет сохранено сколько потребуется…
– Ненадолго, значит… – с вызовом сказал Навлоцкий. – Пока мы все не подохнем.
Он искал поддержки, но ее не было. Гости были оглушены, переживая каждый по-своему. Игнатьев закрыл лицо ладонью, вжал плечи и сразу стал маленьким усталым старичком. Меркумов почесывал бритый затылок, поглядывал по сторонам, не находя, с кем разделить удивление. Лотошкин держал достоинство, но испуг его был заметен. Стрепетова спрятала лицо на груди мужа, который имел вид далеко не геройский. Могилевский, кажется, лишился дара речи. Марго Ванзаров старательно избегал.
– Сыскная полиция приложит все силы, чтобы не допустить подобного развития ситуации, – заявил он. – Для этого предприняты необходимые меры. Мне удалось передать сообщение в Департамент полиции. К нам уже пробивается через снежные заносы сводный отряд роты полиции и лучших докторов. Завтра утром они будут здесь. Каждому будет оказана необходимая помощь, полиция никому не даст умереть просто так. Впрочем, следственные действия не будут остановлены. Каждый из вас будет тщательно допрошен, проверена его личность. После чего убийца всех лиц будет установлен и понесет заслуженное наказание… Это я вам всенепременно обещаю, господа.