От его слов у Веры защемило сердце. Ей на мгновение показалось, что Викентий Ларионович прощается с ней.
— Ну, пойдемте гулять… — неожиданно предложил Вольский.
…С самого утра моросил мелкий осенний дождь. Вода в Неве и каналах стала свинцово-серой. По улицам торопливо шли прохожие, прячась под зонтами, что было, надо сказать, бесполезно, так как зонты не спасали ни от дождя, ни от резких порывов холодного ветра, пробирающего до костей.
Но на кладбище, как ни странно, совсем не чувствовалось ветра, только пахло от земли сыростью.
В этот пасмурный ноябрьский день хоронили Викентия Ларионовича Вольского.
Кончина его была мирной. Он успел попрощаться с Верой и Александром Ивановичем, который до самого конца так и остался для него Сашей Шубиным, любимым учеником, почти сыном…
Немногие пришли проводить старого учителя в последний путь. Кроме Шубина было еще несколько его учеников и двое преподавателей, с которыми он бок о бок проработал в училище. Федор Иванович Постников приехать на похороны друга не смог — уже неделю лежал в больнице с тяжелейшим воспалением легких.
Похоронили Викентия Ларионовича, согласно его воле, рядом с женой.
Никто не говорил речей над его могилой, да это и не нужно. Все и так понимали, что ушел один из лучших представителей старой школы живописи…
Вере было обидно — скольких художников за долгую преподавательскую деятельность он успел выучить, а пришли всего несколько человек…
Когда опускали гроб, Вера заплакала, уткнувшись в плечо мужа. Перед глазами у нее всплыла картина, когда она впервые увидела Викентия Ларионовича. Тогда ей, молоденькой девочке, он показался старым, умудренным жизнью человеком. Господи, как же быстро проходит жизнь!
Дождь постепенно усилился, словно скорбя вместе со стоящими возле могилы людьми. Александр Иванович вспомнил, как когда-то также стоял на кладбище во время похорон Зои и Варвары Шубиных. А сейчас вот стоит над могилой Викентия Ларионовича… Как же тяжело на сердце! Он поднял к небу мокрое лицо. Из рваных седых облаков, словно из непонятной пустоты, падали холодные капли, смешиваясь с его слезами. Александр Иванович уже не понимал, где дождь, а где слезы стекают по его щекам…
Домой они возвращались пешком — Шубин наотрез отказался от машины. Не говоря ни слова, они медленно шли по улицам. Уже на середине пути Вера почувствовала, что у нее начинают болеть ноги, но, посмотрев на нахмуренное лицо мужа, так и не осмелилась ему пожаловаться.
А Александр Иванович, словно не замечая усталости, шел, не сбивая темпа. Когда, наконец, они входили к себе в парадную, Вера уже не чувствовала ног от боли.
Анна Егоровна, открыв дверь, заохала:
— Батюшки, насквозь мокрые!
— Да, Анна Егоровна, просушить бы надо пальто… — сказала Вера, без сил опускаясь на стоящий в коридоре стул.
— Туфли-то, поди, тоже промокли, — продолжала Анна Егоровна.
— Промокли…
Онемевшими от холода пальцами Вера стала расстегивать пряжки. Туфли от пропитавшей их насквозь влаги стали тяжелыми.
— Да… — покачала головой Анна Егоровна. — Плохи дела. Так и до воспаления легких недалеко.
— Ничего, сейчас согреюсь…
— Как же, согреешься тут, — ворчливо сказала Анна Егоровна. — Пойду-ка я ванну налью. В горячей-то воде быстрее согреешься.
И, взяв в охапку пальто, она пошла в ванную. Вера не могла двинуться с места. Сквозь навалившуюся дремоту она слышала, как Анна Егоровна чем-то гремит в ванной комнате, а через минуту послышался шум воды.
— Ну, все готово! Халат я положила! — крикнула из ванной Анна Егоровна.
Вера вздрогнула. «Неужели я задремала?» — подумала она. С трудом поднявшись со стула, она пошла в ванную. Лежа в горячей воде, она почувствовала, что снова засыпает. Постепенно боль в ногах стала стихать.
Анна Егоровна оказалась права. Горячая ванна согрела и сняла усталость. Вера почувствовала, что умирает от голода. Она быстро прошла в спальню, сняла халат и надела домашнее платье. Выйдя в коридор, она только сейчас заметила, что в квартире темно.
Из кухни доносились какие-то звуки, значит, Анна Егоровна там, подумала Вера.
— Саша не выходил? — спросила она, входя на кухню.
Анна Егоровна копошилась возле плиты, что-то помешивая ложкой в большой сковороде.
— Нет, у себя сидит, — не поворачивая головы, ответила она. — Я подошла к двери, послушала. Тихо там…
— Хорошо, я сама попробую.
Подойдя к комнате, где располагалась мастерская мужа, Вера осторожно постучала.
— Да? — Услышала она из-за двери.
— Сашенька, можно к тебе? — спросила Вера, входя в комнату.
— Конечно, заходи.
В мастерской тоже было темно. Александр Иванович сидел на подоконнике и, прижавшись лбом к оконному стеклу, смотрел на набережную.
— Почему ты без света? — подойдя ближе, спросила Вера. — Включить?
— Нет, не надо. Так лучше… — ответил он.
— Сашенька, ты что, так и сидел все это время?
Он очень переживает, подумала Вера. Почувствовав острую жалость к мужу, она крепко обняла его. Александр Иванович застонал.
— Ты что? — испуганно спросила Вера.
— Нога болит…
— Сильно? Дать тебе лекарство? — забеспокоилась Вера.
— Нет, не стоит…
— Не надо было идти сегодня пешком.
— Да, наверное… — согласился Александр Иванович, не отрываясь от окна.
Свет фонарей на набережной был нечетким, размытым, слившимся в одну желтую полосу. Мокрый асфальт блестел, и казалось, будто река подступила к самому дому.
Предварительно постучав, в комнату вошла Анна Егоровна.
— Ну что ж, помянем учителя вашего, — сказала она. — Я там стол накрыла.
— Спасибо, Анна Егоровна. Сейчас идем… — ответил Александр Иванович.
…Прошло время с момента последних печальных событий. Миновала морозная зима, уже запахло весной.
Повторяя про себя адрес, Вера почти бежала по улице. Ранняя весна кружила ей голову, а грязные лужи с остатками снега на дорогах совсем не портили настроения. Такой же грязный снег пластами лежал и на газонах, но эта распутица, повторяющаяся каждый год в начале весны, была предвестницей лета, а значит, и таких любимых Верой белых ночей.
Найдя нужный дом, Вера подошла к двери. Возле нее на колченогом табурете сидел человек неопределенного возраста и такой же наружности. Поверх рубахи на нем была надета старая телогрейка. Костюм завершали ватные штаны, кое-где прожженные папиросой. Все венчали ушанка из зверя неизвестной породы и длинный фартук, которые обычно можно видеть на дворниках.
— Чего ищете, барышня? — спросил человек, увидев Веру.
— Здравствуйте, — поздоровалась она. — Я ищу мастерскую художника Шубина. Не подскажете, где это?
— Художника, говорите? — медленно проговорил человек. — А вы кто ж такая будете?
Видимо, истосковавшись по общению, человек нарочно тянул время.
— Я его жена. Меня зовут Вера Федоровна, — нетерпеливо сказала Вера. — Так как же мне найти мужа?
— А я зовусь Василием. Вообще-то я тут дворником, а с сегодняшнего дня еще и сторож. Так-то вот… — игнорируя вопрос, продолжал Василий.
— Я все же хотела бы знать…
— Да на втором этаже мастерская. Пойдемте, покажу…
Нехотя встав с табурета, Василий открыл перед Верой дверь.
— Эх, все торопятся, торопятся… А куда торопятся, и сами не знают…
Делая вид, что она не слышит слов дворника, Вера молча поднималась по лестнице. На втором этаже Вера увидела большую двустворчатую дверь. Справа от нее, на стене, виднелась кнопка звонка.
— Позвонить бы надо, — подсказал Василий.
Вера послушно нажала на звонок.
Чьи-то торопливые шаги послышались по ту сторону двери, и через секунду лязгнул замок.
Дверь открылась, и на пороге возник Александр Иванович, одетый в грязный, покрытый толстым слоем пыли халат. Лицо и руки Александра Ивановича также были в пыли.
— Сашенька! — воскликнула Вера. — Что это за вид?
— Не волнуйся, Верочка, это я порядок навожу. А халат мне Василий выдал.
Вера растерянно оглянулась. В подтверждение этих слов Василий важно кивнул.
— А чего ж не дать? — сказал он. — У меня этого добра навалом. Ежели и вам, Вера Федоровна, надо, так я и вам халат выдам…
— Спасибо, — улыбнулся Шубин. — Вера, ну проходи же скорей.
Оглянувшись на Василия, Вера робко перешагнула порог. Василий тоже сделал шаг вперед, словно бы тоже собираясь войти.
— Ну, ты иди, братец, — остановил его Александр Иванович. — Я уж тут сам как-нибудь.
— Ну, это… — со вздохом сказал Василий. — Зовите, ежели чего надо…
— Непременно, — заверил его Шубин и закрыл дверь.
— Серьезный товарищ! — засмеялась Вера, когда они остались вдвоем.
— Да уж. Я и сам его побаиваюсь, — ответил Александр Иванович. — Ну, проходи же скорей!
Из небольшого коридора вела только одна дверь. Открыв ее, Вера увидела огромное и очень светлое помещение. По-видимому, изначально там проходила перегородка. Впоследствии стена была сломана и из двух комнат получилась одна. Четыре окна давали много света, и поэтому помещение отлично подходило для художественной мастерской.
— Сашенька, мне не верится, что все это происходит на самом деле, — сказала Вера.
— А ты поверь…
Вера подошла к окну.
— Что здесь было раньше? — поинтересовалась она.
— Честно говоря, я и сам толком не понял. То ли жилконтора, то ли хранили что… Я так разволновался, когда мне сказали, что у меня будет своя мастерская — даже ничего больше и не воспринимал.
Вера огляделась. По всему полу валялись обрывки каких-то бумаг, частью, правда, уже сметенных в кучу. В углах серыми клубками лежала пыль.
— Как грязно! Но ничего, мы здесь все вместе уберем, вымоем, будет хорошо, — пообещала Вера.
— Знаешь, главное — это от дома совсем близко. А порядок… Надо сюда Анну Егоровну пригласить, она здесь живо порядок наведет, — решил Шубин. И Вера с ним согласилась.
— Тебе надо в школу возвращаться? У тебя есть еще уроки сегодня? — спросил он.