Бородатый сопляк Ича зря так оскорблял наших женщин. Олег, маленький, жилистый, с визгом летел на горца. Ича был вдвое шире Олега и наверняка сильнее физически. Но Сотников не зря служил в ОМОНе. С маху вцепившись в винтовку, он выдернул ее из рук Ичи. Бородач растерялся лишь на секунду и тут же бросился на Олега, который возился с затвором и никак не мог его передернуть.
— Отдай!
Возглас прозвучал почти по-детски. Отдай мою игрушку… Но дрался Ича совсем не по-детски. Лобастый, крепко сбитый горец одной рукой схватил винтовку за ствол, а второй ударил Олега в челюсть. Еще раз. Омоновец покачнулся, но винтовку из рук не выпустил. Я подбежал и ударил Ичу ногой в бок. Руки у меня были связаны за спиной, и удар получился слабый. Ича крутнулся, уходя от меня и подставляя Сотникова. Теперь он выкручивал винтовку обеими руками. Если выдернет — нам конец! Своим оружием горцы владеют отлично. Передернуть затвор или сбросить предохранитель для него секундное дело.
Олег вдруг выпустил винтовку. Ича, изо всех сил тянувший ее к себе, не удержал равновесия и повалился на спину. Сотников прыгнул и вцепился пальцами ему в горло. Ича, не бросая винтовки, попытался встать. Олег висел на нем, как клещ, продолжая душить. Бородач захрипел и, отбросив винтовку, попытался отодрать Сотникова. Я впервые видел драку, исход которой означал смерть. Ича, багровый от натуги, с выпученными глазами, бился всем телом и выдирал душившие его руки. Олега подбрасывало, как мячик. От натуги лопнули по шву штаны.
— Су-у-ука, — рычал Олег на одной ноте.
Я наконец сообразил, что надо помочь омоновцу, и, примерившись, пнул Ичу в голову. Олег сидел на бородаче, как наездник. Руки горца разжались. Стало страшно, на глазах у меня убивали человека.
— Олег, не надо!
— Су-у-ука…
— Ты его убьешь, хватит!
Сотников наконец разжал пальцы и встал. Его покачивало, как пьяного. Он пошарил по карманам, разыскивая табак, который кончился еще вчера. Потом сообразил, что я еще связан, и, выдернув из-за пояса Ичи нож, перерезал веревки.
— Сучата! Связать как следует не сумели.
Он обыскал карманы мертвого бородача. Запасной магазин к винтовке, зажигалка, начатая пачка «Примы», колода карт. Мы закурили. Ича лежал, разбросав руки. Глаза были открыты, нижняя челюсть отвисла, между зубами торчал язык.
— Хотел разбогатеть, паскуда, — Сотников кивнул на труп. — Отец, мол, обоих в Чечню продаст, машину новую купим. Ты им особенно понравился. Мужик, говорят, здоровый, за него хорошо заплатят. А перед продажей трахнем.
Я так и не понял, или Сотников надо мной зло подсмеивался, или говорил правду. Олег поднял винтовку, осмотрел ее и отщелкнул магазин.
— Бельгийская, системы «фал». У нее предохранитель слева, а я забыл… провозился. Ножны у этого урода отстегни.
Я долго возился с поясом, стараясь не касаться мертвого, еще теплого тела. Наконец выдернул самодельные кожаные ножны.
— Ну, все, сматываемся, — закидывая винтовку за плечо, сказал Олег. Ему, наверное, что-то не понравилось в моих глазах. Он с вызовом сплюнул под ноги. — А ты как думал? Война, она всегда дерьмом пахнет.
Мы шли быстро, почти бежали. Я понимал, что теперь за нами начнется настоящая охота и пощады ждать нечего. Лучше не думать, что с нами сделают, если поймают живыми!
— Часов двенадцать у нас в запасе есть, — на ходу рассуждал Сотников. — Длинный овец не бросит. Вечером вернется в деревню, тогда и начнут искать. Ичу, нас с тобой…
Мы шли сутки, почти не останавливаясь. Даже ночью, рискуя переломать ноги. Перед рассветом прикорнули, не разжигая костра, и снова зашагали дальше. В желудках урчало от голода и выпитой воды. Я принялся жевать щавель, еще какую-то траву. Рот наполнился горькой слюной. К горлу вдруг подступила тошнота, и меня вырвало зеленью. Олег покачал головой, выругался:
— Не тащи в пасть всякую гадость. Потерпеть не можешь?
— Могу.
— Вчера утром рис ели. Человек трое суток без еды запросто прошагает. Ну что, идем?
— Полежать бы с часок.
— Нельзя.
Я сидел, привалившись спиной к нагретому солнцем камню. После приступа рвоты накатила слабость. Глаза слипались, хотелось спать. Олег внимательно посмотрел на меня. Наверное, он понял, что поднимать меня бесполезное дело.
— Ладно, поспи. Я схожу в деревню, надо раздобыть еды.
— Может, вместе? — безразлично предложил я.
— Нет, я один.
Я мгновенно уснул. Не услышал даже, когда вернулся Сотников. В котелке кипела вода, а Олег резал какие-то куски. Траву покрывали белые перья и пух.
— Утку поймал. Жирная сволочь! Сейчас суп сварим. При виде мяса у меня, как у собаки, потекла слюна. Но Олег мяса мне не дал.
— Пей жижу. Мясо потом, а то опять вырвет, — с минуту он наблюдал, как я, обжигаясь, хлебаю горячий бульон, затем проговорил:
— Ты вот что. Больше сопли не развешивай, а то оба загнемся. Мужик ты или нет?
— Ладно.
— Еще пару дней, и мы дома. Я не затем в плену три года парился, чтобы у порога сдохнуть. Меня сын ждет…
Но пары дней не получилось. На следующее утро Сотникова ранили, и шансов выбраться из лабиринта чужих гор у нас почти не осталось.
Мы пересекли дорогу и шли наискось по склону.
— Эй, стойте! — закричали сзади.
К нам бежали три человека в камуфляжных куртках. За поворотом стояла легковая машина, а около нее маячил еще один. Мы тоже побежали — и сразу же вслед застучали автоматы. Расстояние для прицельной стрельбы было слишком велико, метров пятьсот. Пули долетали до нас с большим разбросом, но их было много. Люди, гнавшиеся за нами, патронов не жалели.
Лес на этой стороне склона отсутствовал. Торчали редкие кривые сосны и островки дикой вишни. Прятаться от пуль было негде. Жуткое ощущение беззащитности. Сейчас одна из пуль шмякнет в спину, и все! Я оглянулся. Трое брали нас в полукольцо, и кажется, приближались. Пуля отрикошетила от камня шагах в пяти от меня и с воем ушла в небо. Сотников показал рукой направление.
— Беги туда. Жди меня на гребне…
Сам он, прячась за обкатанным серым валуном, пристраивал винтовку. Выстрелы били сухо и отрывисто. Я, задыхаясь, бежал вверх. Кажется, в меня не стреляли. Наверное, все трое лупили в омоновца. Я оглянулся. Олег, пригибаясь, бежал к следующему камню. Снова хлопки одиночных выстрелов. Трое внизу залегли. Я побежал дальше. Вот он гребень! Вслед ударила запоздалая очередь, пули прошли высоко над головой. Я присел, пополз на четвереньках, затем снова поднялся.
Ни Олега, ни преследователей я уже не видел. Я миновал гребень и спускался по склону. Деревьев здесь было больше. Они росли поодиночке, кучками, а в километре внизу смыкались в сплошную полосу. Лес заполнял седловину между двумя хребтами и тянулся с севера на юг. Только бы добраться до леса! А там буду шагать день и ночь, пока не выйду на равнину.
Я бежал, забыв про Олега. Стреляют там или нет, я не слышал, — мешало собственное тяжелое дыхание и стук в висках. На краю леса я все же остановился. Остановился вопреки голосу, толкавшему меня вперед! Беги! Те люди заняты Сотниковым, им не до тебя. Олег убил пастуха, в живых его не оставят. Исчезай, пока они стреляют друг в друга…
Мне не хватало какого-то толчка, чтобы кинуться в лес. Я продолжал стоять. А вдруг Олега убили?
И в этот момент я увидел Сотникова. Маленький омоновец катился вниз, держа перед собой винтовку.
— Олег, сюда!
Он был без бушлата, а правый рукав слипся от крови.
— Одного я уделал, — задыхаясь от бега, сказал Олег. — Патронов жалко мало.
— Ранили? — показал я на руку.
— Ерунда. Зацепили. Главное, ноги целые. Все, пошли. Сотников не повернул, как я ожидал, на север. Мы торопливо уходили на юг, в глубину гор. Часа через два остановились перевести дыхание.
— Сделаем крюк, запутаем следы, если сумеем. Жутковато было? — спросил он.
— Нормально!
— И я говорю, что нормально. Так удирал, что аж бушлат бросил. Глянь, что с рукой?
Рана действительно оказалась неглубокой, но крови вытекло много.
Пуля вырвала клок мяса повыше локтя. Предплечье и кисть были покрыты толстой коркой запекшейся крови. Сотников осторожно опустил рукав.
— Вроде засохло, трогать не будем. Вечером обработаем. — Отсоединил магазин и выщелкнул оставшиеся патроны. — Пять штук, шестой в стволе. Сейчас мы его достанем. — Сотников передернул затвор и подобрал с земли выпавший патрон. — Заряжается эта штука вот так… предохранитель флажковый. Попробуй. Я добросовестно подвигал затвором и предохранителем.
— Винтовка хорошая, хоть и старая. Прицельность — шестьсот метров. Смотри, автоматику с одиночными не перепутай. Здесь буква «а», не ошибешься. Ставь только на одиночные, понял?
— Понял.
— А вот это спиленные патроны, посмотри. Я повертел в пальцах два винтовочных патрона со спиленными на полсантиметра головками, сквозь которые виднелся свинец.
— Когда попадет в тело, разворачивается цветком и кромсает все, как разрывная. Вот мы их и зарядим в магазин первыми.
Небо затянуло облаками. Пошел мелкий дождь, и сразу стало холодно, шагали до темноты. Кое-как разожгли костер, вскипятили воды и промыли рану. Перевязали ее разорванной на полоски майкой. Полоски Олег прокипятил в котелке, а затем на них помочился.
— Дезинфекция, — морщась, усмехнулся он. — Лучше бы, конечно, спирту. И на рану и внутрь…
Эту ночь мы почти не спали. То прекращался, то снова начинал идти дождь. Костер без конца гас. Мы лежали на куче лапника, тесно прижавшись друг к другу. Сверху накрылись моим бушлатом. Сотников ворочался и кряхтел от боли, вставал, подкладывал ветки в костер. Я тоже садился ближе к огню. Мы шли бы и ночью, но в полной темноте был слишком велик риск сломать шею или ноги.
— Скорее бы рассвет, — лязгнул зубами Олег. — Дождь чертов!
— Зато собаки след не возьмут.
— Какие тут на хрен собаки! В селах есть охотники, они по следу лучше легавой идут.
— И в дождь?