не жалует псарь… Верная поговорка. Генерал далеко, а обозленный майор рядом. Он все графики составляет: работы, выходных, отпусков. А здесь полный простор для творчества. Можно так зажать, что запищишь и поплакаться некому. Знала, куда идешь! «Наша служба и опасна, и трудна…» В общем, год кое-как выдержала. Ушла бы в другое место и раньше, только с должностями для женщин непросто.
Кинулась к Земцову, которого знала давно, еще по опергруппе: «Помоги, Николай Иванович!» Тот долго раздумывал, куда же пристроить? Уговорил свое начальство, взяли в Управление на бумажную работу. По крайней мере, день нормированный, в половине седьмого уже дома. И в обеденный перерыв иногда сбегаешь, дочке еду подогреть и глянуть, чем занимается единственное чадо. В уголовном розыске отношения попроще, за каждым шагом не следят.
С мужиками Ольге не везло. Вышла замуж рано, еще на втором курсе педучилища. Муж тоже учился, в политехническом. Не потянул. Вылетел после первой же сессии. Мама-свекровь, Ольгу не слишком любившая, устроила сынку академический отпуск, и он полгода отдыхал. Характера и так не было, а эти полгода его окончательно погубили. Быстро привык к водке, ошивался целыми днями невесть где, а вернувшись в институт, учиться тут же бросил. Ни денег, ни учебы, ни работы…
Ольга поначалу его жалела: ничего, все устроится! Потом, не выдержав, кричала, давила на самолюбие: мужик ты или не мужик! Работай, корми семью и кончай пить! Муж, пьяненький, лил слезы, а утром снова куда-то уходил, и, по слухам, путался налево и направо с бабами. Откуда только деньги брал?
Выгнала. Позже встретила вроде бы серьезного человека. Любовь не любовь, а нравился и показался надежным. Но ошиблась. «Надежный» пожил с ней год и куда-то исчез. И причин особых не было. Через время поняла, просто надоела, приелась как женщина, и ушел, не слишком раздумывая, искать кого-то помоложе, посвежее.
И муж возвращался. Закодировался, стал навещать дочку. Наташка его любила. Втроем, вместе со свекровью, уговорили Ольгу попробовать снова склеить семью. Приняла блудного отца семейства. Только из дерьма пули не вылепишь. Каким был, таким и остался. Разве что трезвый ходил. Снова то работал, то гулял. Пытался торговать, но прогорел. Ольга заплатила за него часть долгов и спустила с лестницы слишком назойливых компаньонов, грозивших поджечь квартиру. «Я вам подожгу!» Тогда впервые ударила человека. Не жалея, кулаком в пах. И второго сшибла, врезав ногой в челюсть. Тот катился по ступенькам, гремя башмаками. Ковыляя, убегали через двор, и соседские мальчишки свистели вслед: «Ну дает тетя Оля!»
Компаньоны оставили мужа в покое (к тому же с запозданием узнали, что Ольга работает в милиции). А муж запил опять, и она выгнала его уже навсегда, вместе со всеми шмотками и новым фотоаппаратом, подаренным свекровью, чтобы снимать счастливую семейную жизнь. С тех пор жила одна. С мужиками, конечно, встречалась, но так, для тела или когда становилось скучно. А последнее время скучать не приходилось. Дочке стукнуло шестнадцать.
В экипаж Земцова попала по собственному желанию. Кандидатур было несколько. Не зная, в чем суть задания (куда-то ехать, кого-то ловить), напрашивались две-три сотрудницы, но Николай, уже назначенный старшим группы, выбрал Ольгу. После долгих колебаний. Не хотел подвергать риску женщину, у которой, кроме дочки, никого на свете не было. Случись что с Ольгой, та останется одна. Уговорила подполковника. Не на войну же идем, а кроме того, единственный это шанс для нее получить наконец звездочки. Двенадцать лет в сержантах ходит. Земцов почесывал широкую скулу. Сидел в форме, со всеми регалиями — случай редкий. Обычно надевал их только на День милиции. Институтский ромбик, какие-то значки и давнишний, полученный еще в советские времена, орден Красной Звезды.
— Вам идет форма, Николай Иваныч.
Что-то вроде попытки кокетничать. Но Земцов не отреагировал, думая о чем-то своем. Наконец заговорил:
— Оля, нам нужна женщина в группе, но дело пахнет керосином…
— Что за дело?
Смотрела ему прямо в глаза, похлопывая густо накрашенными ресницами. Накрасилась специально. «Симпатичная, невезучая в жизни баба. Но товарищ надежный, и уровень милицейской подготовки выше, чем у любого мужика». Земцов медлил с ответом, и Ольга переспросила:
— Так что за дело?
— Убийства на трассе.
— Ну и берите меня, Николай Иваныч. Стреляю я не хуже вас, драться тоже умею.
— Мы стрелять не собираемся.
— Тем лучше.
— Понимаешь, Оля, башку совать в самый гадюшник придется. Ты знаешь, сколько на них трупов?
— Не знаю, догадываюсь…
— На моей памяти таких «отмороженных» раз-два и обчелся. Ну, шайки тоже с оружием. Грабили, машины жгли и в наших стреляли… А эти сволочи мочат налево и направо, никого не щадят.
— Какой смысл совершать столько убийств?
— Для них смысл есть, а у нас — ни одного толкового свидетеля. У меня создается впечатление, что главарь идет ва-банк. Рискует, но срывает куски, один жирней другого. Мужик он неглупый, знает, что долго это не протянется. Набьет карманы и отвалит в сторону. Вот я и хочу успеть его хлопнуть. Ладно, думай сама, Ольга.
— Я уже все обдумала. Если что случится, Наташка двадцать годовых окладов за меня получит. По крайней мере, будет обеспечена.
— Ольга, ты что, дура? — Земцов покрутил пальцем у виска. — Зачем ерунду болтаешь!
— Может, и дура. Но в вашей группе сгожусь.
— Ладно, посмотрим…
— Чего смотреть? Лучше все равно не найдете. Разве что из Москвы выпишите.
С Земцовым шутить можно. Он из своих, понимает, что к чему. Да и догадывалась, решение он уже принял. Вот и оказалась сержант Будникова в КамАЗе-ловушке вместе с подполковником Земцовым и капитаном Костей Савиным. Ночью ворочалась в маленькой палатке и теребила брезентовый автоматный ремень. Нервничала и подсмеивалась сама над собой. Героическая ты баба, куда ж тебя понесло? Потом незаметно засыпала.
Владельцы угнанного «Форда» до дома в тот день не доехали. Их подобрал попутный автобус. На первой же остановке Толян и Серега купили бутылку водки, пива и пирожков. Потом добавили еще. Оба были возбужденные, злые. За языком не следили, пошел мат-перемат, вспоминали козлов, угнавших их машину, костерили во все лопатки. Кто-то из пассажиров сделал замечание. Серега послал того подальше. Ну и завязалась свара.
На пьяных парней ополчился весь автобус. Водитель, чтобы не доводить дело до греха, остановился у первого же поста ГАИ. Серегу и Толяна с автобуса сняли и стали разбираться. У Толяна сразу нашли газовый револьвер, купленный в Воронеже. Мало того, что разрешения не имелось, в барабан еще были вставлены патроны с дробью. А это статья Уголовного кодекса. Еще больше гаишников насторожили таможенные документы на «Форд», оказавшиеся в кармане Сергея. Мирон в спешке забрал не все бумаги.
А где сама машина? В показаниях оба стали путаться, и гаишники передали парней в уголовный розыск. Там их допросили по отдельности и быстро выяснили, что с ними произошло. Правда, рассказали парни немного. На трассе на них напали какие-то люди в масках, угрожали пистолетом и, отобрав машину, которую они гнали на продажу, смылись. Никаких примет нападавших оба парня не запомнили. Серегу вскоре отпустили, а против Толяна возбудили уголовное дело и посадили в камеру. Можно было и отпустить под подписку: газовый револьвер и дробовые патроны — не слишком великий грех. Но что-то в показаниях ребят насторожило оперативников, и решили копнуть поглубже.
Серега, вернувшись домой, сразу пошел к родителям Толяна. Рассказал про неудачную поездку, но про нападавших в масках умолчал: угнали их «Форд» со стоянки, пока обедали. Зевнули! Из-под носа увели. А Толика через неделю-другую выпустят. Статья слабенькая, больше чем на условный приговор не потянет. Посоветовал сразу же нанять адвоката.
А сам уже прикидывал, что делать дальше. Надо продавать свою «восьмерку» и срочно рассчитываться с долгами. В гараже есть кое-какие запчасти и две пары новых покрышек. Тоже продать можно. Остальные деньги придется занимать под проценты и срочно рвать в Москву за очередной машиной. Жить на что-то надо, да и Толяна выручать деньги нужны.
Так рассчитывал и прикидывал Серега. В последующие дни он продал покрышки, кое-что из запчастей и договорился с клиентом насчет «восьмерки». Дал матери двести рублей на еду и на всякие мелочи, а больше ничего не успел, потому что эти дни были в его жизни последними.
Глава 5
КамАЗ шел на юг. От горизонта до горизонта тянулась степь. Выгоревшая на солнце, прорезанная редкими балками, где хилые деревца почти не давали прохлады. На очередной заправке залили сотню литров солярки, взяли в вагончике-забегаловке минералки и печенья. Здесь в апреле останавливался контейнеровоз «Шкода». Водитель, молодой парень, недавно отслуживший в армии, исчез, а контейнеровоз нашли сгоревшим под Железноводском. Парень считался без вести пропавшим, но в живых его уже наверняка не было.
В вагончике, за стойкой, уставленной бутылками вина, пива, воды и яркими пачками заграничных сигарет, торговал здоровенный мужик с корявым морщинистым лицом. Фамилия его была Михалев. В прошлом он имел две судимости за кражи. Его проверяли особенно тщательно.
Участковый и местные ребята из уголовного розыска поймали Михалева на изготовлении самопальной водки и на две недели упрятали в камеру.
Копали возможные связи с «пятеркой». Перетрясли все телефонные номера, по которым Михалев звонил последние полгода, но ничего интересного не обнаружили. Находился ли он в забегаловке в тот апрельский день, когда на площадке останавливалась «Шкода», установить не могли. Кроме Михалева (он был хозяином), здесь работали две женщины. Никаких графиков не велось. Женщины ни «Шкоду», ни пропавшего водителя не помнили.
За Михалевым продолжали вести наблюдение. Был он себе на уме, воровал по мелочи и покупал краденое, делал из дешевого осетинского спирта самопальную водку и сам же ее продавал. Милицию, и в том числе своего участкового, терпеть не мог. Особенно после отсидки и крупного штрафа, наложенного на него за водку.