Гремели на стыках колеса. Вагиф с закованной в гипс рукой устроился на верхней полке. Здесь никто ему не мешал. В кармане лежали шесть тысяч долларов (остальные решил пока не трогать), а под плоской вагонной подушкой тысяч двадцать рублей и сберкнижка на предъявителя. Жаль, не успел продать машину! Уже не оставалось времени. Хорошо хоть сумел вырваться из города. Хватит с него нападений, трупов, стрельбы. Лучше заняться торговлей.
Он закрывал глаза, и, словно наяву, возникло желтое мертвое лицо Ханенка, женщина с оторванной ногой, которая сломала ему руку, умирающий Орлик… Вагиф тряс головой, успокаивая себя, что все это в прошлом. Все забудется, и начнется нормальная жизнь.
В Астрахани его задержали. Вызвала подозрение сломанная рука.
— Может, у тебя огнестрельное ранение?
— Какая ерунда! Порвал связки. Если не верите, режьте гипс!
Майор из линейного отдела пересчитал валюту и деньги, лежавшие на столе, затем сложил их в целлофановый пакет. Денег было много, но торгаши перевозили с собой и не такие суммы. Деньги ни о чем не говорили. Дело было в другом. Человек с поврежденной рукой ехал из города, откуда вчера пришла ориентировка об убийстве двух сотрудников милиции. На трассе произошла перестрелка. Среди преступников наверняка имелись раненые.
Майор смотрел на задержанного. Тот спокойно смотрел на майора.
— Мы вас задержим…
— На какое время?
— Суток на трое. Надо кое-что проверить.
— У меня сорвется сделка. Я выставлю счет в суде на пятьдесят тысяч. Отвечать придется лично вам.
— Выставляйте, — пожал плечами майор. — Это ваше право.
— Так в чем меня обвиняют?
— Пока ни в чем. Мы должны установить вашу личность.
— Документы я вам предъявил, они не поддельные. Отпустите, пожалуйста. Я действительно тороплюсь. Половину денег оставьте себе.
Майор повертел в руке паспорт. Может, он был и не против забрать половину денег, но что-то подсказывало ему, что с этим человеком связываться не надо. Пусть его проверяют те, кому положено. Он вздохнул и приказал увести задержанного.
Камера была тесной и душной. Вагиф хорошо знал Процессуальный кодекс. Под указ Президента он не подпадает, улик против него нет. Значит, сидеть ему трое суток. На большее они не имеют права. Мирон уже далеко, наверное, за границей, а остальные мертвы. Нигде нет ни одного отпечатка пальцев. В квартире тоже ничего подозрительного.
Надо продержаться. Всего трое суток…
Вагиф ошибался. Мирон не смог уехать из города.
Группа, почти год хозяйничавшая на дорогах, была полностью засвечена. Областное управление, подключив все службы и районные отделы милиции, наверстывало упущенное. Утром с вертолета обнаружили трупы Ханенка, Еремы и Орлика. И уже через пару часов всплыла фамилия Мирона.
Мироненко Борис Сергеевич, ранее трижды судимый… Из архивов были срочно извлечены его фотографии. Машина розыска раскручивалась стремительно, не оставляя Мирону времени исчезнуть из города. Днем он сделать этого не успел, собирая спрятанные в разных местах деньги и драгоценности, а вечером было уже поздно. Фотографию Мирона и его жены каждый час показывали по местному телевидению. Вокзалы и дороги были перекрыты.
Он сделал самое разумное, что можно было придумать в данной ситуации. Укрылся с женой в однокомнатной квартире, про которую не знал никто из его окружения. Квартиру Мирон купил еще весной, оформив через посредников на надежного человека. Тот жил в другом городе и, получив за услуги хорошие деньги, про квартиру тут же забыл.
Мирон обладал достаточным терпением и твердо решил отсидеться здесь полторы-две недели, пока не спадет напряжение, и тогда он сделает попытку вырваться из кольца. Труднее было с женой. Услышав по телевизору, что ее муж разыскивается «за совершение ряда тяжких преступлений, в том числе за убийства водителей на трассе и других граждан», она ничего не поняла. Удивленно смотрела на фотографии, потом с ней началась истерика.
Мирон терпеливо выслушал бессвязные выкрики, молча налил ей рюмку коньяка.
— Мне нельзя…
— Люда, выпей и успокойся. Думай сейчас только о нашем ребенке.
— Неужели это правда?
— Нет, — покачал головой Мирон. — Я похож на убийцу?
— Н-не знаю… но почему тогда они это говорят?
— Фирма должна партнерам двести с лишним тысяч. Кроме того, я не смог уплатить ежемесячную взятку областной администрации и милицейскому начальству. У нас не очень хорошо шли дела. Я тебе об этом говорил. Ждать они не захотели и вот теперь ищут способы вырвать свои деньги и заодно дать урок другим…
Как не примитивна была ложь, но маленькая девочка-женщина в нее поверила. Она не верила государству, которое убило в Грозном ее старшего брата, давно не платило зарплату ее отцу, разделило мир на богатых и нищих, а теперь хотело отнять у нее мужа, щедрого, сильного человека. И вместе с мужем отнять будущее, о котором год назад она даже не мечтала.
— Не включай больше телевизор, — попросила она.
— Ладно, буду смотреть его, когда ты на кухне. По телевизору он последний раз увидел лица Ханенка, Еремы и Орлика. Потом объявили розыск Вагифа, который скрывался совсем под другой фамилией. Он смотрел похороны Земцова и Будниковой. Шла огромная толпа, над могилами говорили речи. Мирона они раздражали, и он выключил телевизор.
Как-то раз, ночью, жена заметила, что он не спит, и поняла это по-своему.
— Иди ко мне, — сказала она, приподнимая одеяло.
— Тебе нельзя. Вдруг что-нибудь случится с ребенком.
— Ничего не случится, — засмеялась женщина-девочка. — Только не наваливайся. Лучше сбоку.
Жена переносила заточение в квартире спокойно. Много и с аппетитом ела, спала, листала журналы. Изредка Мирон выходил из квартиры. В ближайших киосках покупал продукты, сигареты, журналы. Он отрастил усы, собирался перекрасить волосы и прикидывал, что, пожалуй, пора выбираться из города. Наметил даже маршрут, где не будет постов. Новые паспорта: свой и для жены — уже давно были приготовлены.
Но события приняли совсем другой оборот. Мирона искала не только милиция.
Люди, которые в конце концов вычислили убежище Мирона, терпели убытки.
Милиция трясла мелкоту и уважаемых авторитетных людей. Многих сажали. Многим намекали, что им не будет покоя, пока не найдут Мирона. Поимка главаря банды, оставившей после себя два десятка трупов, и в том числе четырех милиционеров, стала вопросом престижа МВД. Борис Сергеевич Мироненко был обречен, и трое авторитетных людей, решавших его судьбу, понимали это куда лучше Мирона.
Один из троих уже лишился подпольного водочного завода, разгромленного спецназом. У другого накрылась крупная партия контрабандного товара, а вчера он имел неприятный разговор в налоговой полиции, который сулил еще большие убытки. У всех троих тормозились дела и торговые операции. Раздражала атмосфера нервозности.
— Они не успокоятся, пока не найдут Мирона, — сказал один из них. — А найти никак не могут.
— Сволочь «отмороженная!» — проговорил с раздражением второй. — К чему без нужды валять столько трупов!
— Выдавать, конечно, не будем, но что-то надо думать.
Решение ими было уже принято, однако никто не хотел говорить о нем первым. Повисло недолгое молчание.
— Ладно, чего тянуть время, — сказал один из троих. — У меня есть человек, которому можно поручить разобраться в этом деле. Потребуются только небольшие расходы.
Двое других молча кивнули, соглашаясь с ним.
Мироненко вышел из подъезда около восьми часов утра. За полторы недели заточения он отрастил небольшие усы. Связываться с бородой или черными очками не стал, считая, что это привлечет больше внимания. Одетый в легкую светлую куртку, джинсы и кроссовки, он шагал не спеша, настороженный, готовый мгновенно выхватить пистолет и стрелять.
— Борис Сергеевич!
Киллер был опытным специалистом, но Мирона он недооценил и едва не поплатился собственной жизнью. Прежде чем обернуться, Мирон выхватил из-за пояса свой автоматический «глок», который носил заряженным и снятым с предохранителя. Киллер успел нажать на спуск первым, целясь Мирону в голову. Он опасался, что клиент носит бронежилет. Десятимиллиметровые пули короткоствольного автомата «бушман» опрокинули Мирона на асфальт. Он попытался встать и снова упал. Киллер выпустил в Мирона для верности еще две очереди и, бросив автомат на газонную траву, зашагал прочь. Глушитель действовал эффективно, и выстрелов никто не слышал.
В том числе девочка-женщина Люда. К окнам, как учил ее муж, она не подходила. Девочка не спеша позавтракала чипсами с апельсиновым соком и легла с журналом мод на диван. Потом незаметно задремала. Муж все не возвращался. Наверное, улаживал какие-то дела.
Ольгу Будникову и Николая Земцова похоронили среди сосен на краю быстро разраставшегося городского кладбища. Место мы выбирали сами. Отсюда со склона горы на десятки километров видна степь. Цепочка озер на горизонте, запах хвои и полыни…
Кости Савина на похоронах не было. Он лежал в госпитале. Мы встретились с ним на сорок дней. Народу приехало много. Мы выпили с Костей по полстакана водки и отошли в сторону покурить. Савин, осунувшийся, с бледно-желтым лицом человека, пробывшего несколько недель в помещении, опирался на палку.
— Николай Иванович чувствовал, что это его последняя дорога, — сказал Костя. — И в Раменское заезжал, и другие места вспоминал…
У могилы Ольги плакала дочь. Ее успокаивали какие-то женщины, наверное, родственницы.
— Жалко их. И Николая, и Ольгу. Привыкли друг к другу, как родные, — Костя хотел сказать что-то еще, но махнул рукой.
— Как рана? — спросил я.
— Заросла. Спина вот только. Ходить тяжело. В санаторий посылают, на грязи. Врачи говорят, пройдет… А может, брешут. Попрошусь тогда в кадровики. Научусь бумажки писать.
Он засмеялся. Был один из последних дней бабьего лета. Сосны на кладбищенской аллее стояли по-прежнему зеленые. Но тополя и клены внизу у железной дороги пестрели желтым и красным.