Надо научиться разбираться в людях, если в процессе общения мы хотим учитывать их особенности. Конечно, любой человек имеет сходство с другими людьми и отличается от любого животного. Но психика людей зависит и от пола, и от возраста, и от национальной принадлежности, и от многого другого. Более всего для нас важны особенности людей в зависимости от психотипа.
Более всего для нас важны особенности людей в зависимости от психотипа.
В рамках нормы выделяются восемь значимых для нашей темы психотипов:
• паранойяльный,
• шизоид,
• гипертим,
• психастеноид,
• эпилептоид,
• сензитив,
• истероид,
• гипотим.
Я сейчас не стану описывать каждый психотип, но по ходу изложения мы будем кое-что комментировать в этом ключе. А если кому-то интересно узнать об этом подробнее, чем написано в справочниках, то читайте книгу «Как научиться разбираться в людях» А. П. Егидеса и Н. Ш. Сугробовой (Алма-Ата, издательство «Караван», 1990). Это настолько интересная тема, что сейчас я работаю над расширенным вариантом; главы из будущей книги периодически публиковались в журнале «Воспитание школьников». И издавалась солидная книга в издательстве «АСТ-ПРЕСС».[3]
Ну вот длинное предисловие и закончено. Напомним, что материал по конфликтогенам и синтонам мы условились излагать дихотомически, то есть попарно: конфликтоген и как бы симметричный ему синтон, а посредине – «нейтральная полоса».
Часть I. Как располагать к себе людей…
Конфликтогены и синтоны, связанные с позициями «выше», «ниже», «на равных»
Одна из наиболее фрустрируемых, то есть напрягаемых, ранимых в процессе общения потребностей – потребность в социально-политическом равенстве. Она возникает в процессе нравственного развития человечества и, вероятно, связана с потребностью в превосходстве. Та же, в свою очередь, обусловлена, скорее всего, важностью ее для выживания индивида (выживет превосходящий). И может быть, большее значение здесь имеет биологически необходимая функция лидера в стаде животных (одного и того же вида), внутри которого и проходит соревнование за право быть лидером.
Лидером может быть тот, кто лучше всех способствует процветанию общности данного вида.
Подчинение лидеру обеспечивает оптимальное в этом плане поведение каждого члена группы. Можно согласиться с американским психологом Эриком Берном, который подчеркнул значение родительского доминирования и обратил внимание на то, что подчинение ребенка родителю лежит в основе подчинения взрослого (в котором как бы живет и ребенок – ведь каждый взрослый был ребенком) другому взрослому. Наверное, следует учесть также, что существует и межвидовое доминирование, при котором важно обеспечить себе безопасность, подчинившись более крупному или ловкому животному другого вида, однако это не касается позиций родителя и ребенка.
В межвидовых отношениях доминирующее положение животного одного вида обеспечивает процветание этого вида за счет подавления животных другого вида. Для нас очень важно, что природа мотива доминирования именно биологическая, а не социальная. Вступлением в права собственно человеческого начала биологическое не ликвидируется, но вынуждено как бы потесниться.
Многие люди стремятся занять положение «выше». Если это трудно, они соглашаются с положением равных, но сопротивляются положению «ниже».
Люди, у которых развиты нравственные установки на справедливость и благородство, не претендуют на позицию «выше», если это не обусловлено чрезвычайными обстоятельствами, требующими принять на себя руководство и ответственность за судьбы других.
А у тех, кто не разделяет идеи равенства, часто прорывается установка на превосходство. И вот человек вместо желанных знаков равенства или даже признания его превосходства в чем-то над вами получает от вас знаки превосходства над ним, что нередко сопряжено с чувством унижения. Теоретик театра режиссер П. М. Ершов говорит в таких случаях о пристройке сверху (в книге «Режиссура как практическая психология»).
Это конфликтогенно, так как вызовет ответное желание не уронить свое достоинство и оказать сопротивление. И это бессмысленно. Ведь демонстрирование превосходства происходит в расчете на большее уважение окружающих, в результате чего должно повыситься и самоуважение. Но разве повысится уважение и разве есть основания для самоуважения и высокой самооценки, если самовозвышение происходит за счет унижения других людей?
Человек, самоутверждающийся таким путем, не выбрался из пут биологической стихии, где нравственность еще отсутствует. Реальное (а не иллюзорное) основание для самоуважения обеспечивается самосовершенствованием, возвышением над самим собой («я сегодня лучше, чем вчера, а завтра лучше, чем сегодня»), в том числе благодаря преодолению импульсов к доминированию. Демонстрирование превосходства к тому же часто обусловливается, как отмечают психологи, низкой (в глубине души) самооценкой, тогда и возникает психозащитное «я выше». Человек с адекватно высокой самооценкой не будет для поддержания духа постоянно подбадривать себя такими «лозунгами».
Проявления превосходства могут быть грубыми и оскорбительными. Нередко приходится слышать, как люди говорят друг другу: «хватит молоть чушь», «глупости все это». Но чаще превосходство проявляется в смягченной форме, преподносится в соответствии с правилами этикета и становится «допустимым» в общении. Например: «ты не понимаешь, что…», «ну ладно, ладно, ладно…», «ты же умный человек, а говоришь такие вещи», «не нервничай», «не обижайся». К категории тонких, смягченных проявлений превосходства относятся и такие невербальные «коммуникаты», как вальяжная снисходительность, доверительное обнимание, «дружеское» похлопывание, санкционирующий кивок – все правильно, дескать, – сопровождается это часто показным уважением, участием, простотой…
В приведенных примерах позиция превосходства занимает видимое главное место, то есть человек ставит цель показать свое превосходство. Но она часто прослеживается и в таких коммуникативных явлениях, которые имеют вроде бы другую с виду мотивацию. Например, в отрицательных оценках, обвинениях, высмеивании… При изложении материала по этим вопросам мы вернемся к демонстрации превосходства. До сих пор мы говорили о пристройке сверху как о конфликтогенном посыле как бы безусловно, без оговорок. Рассмотрим этот вопрос шире.
Если проявления превосходства грубы и оскорбительны, то они определенно играют конфликтогенную роль. Но если пристройка сверху осуществляется в смягченных формах, она конфликтогенна лишь в случае, если партнер имеет основания считать, что он с вами на равных или выше. Причем второй вариант более острый; например, дочь говорит матери: «Ты опять в квартире устроила беспорядок». С другой стороны, конфликтоопасна даже такая ситуация, когда один из партнеров демонстративно ведет себя на равных, а другой небезосновательно считает, что он выше первого.
Однажды молодой психолог приехал в гости к уже известному коллеге, который был старше годами. Хозяин напоил младшего чаем, и тот решил, что пора переходить на «ты». Старший посчитал это нахальством, и, хотя он не высказался на эту тему, течение беседы нарушилось – психологи тоже люди.
Проявления превосходства с вашей стороны могут не играть конфликтогенной роли, если вы объективно выше и партнер это признает. С другой стороны, если партнер ведет себя с позиции «выше», имея, однако, к этому основания, не следует это расценивать как конфликтоген. Скажем, руководитель вызывает подчиненного к себе в кабинет, а не идет к нему на рабочее место. Такая адекватная пристройка сверху – проявление нейтрального поведения, хотя оно, заметим попутно, не является и синтонным.
Можно привести аналогичные примеры и из сферы семейных отношений. Старшие по возрасту члены семьи из искренних побуждений дают советы, которые должны рассматриваться, скорее всего, как пристройка сверху. Это нормально. И не стоит «пылить», а стоит понять. Конфликтогеном надо считать только неадекватную, безосновательную пристройку сверху.
Рассогласование в балансе управления/подчинения очень часто возникает, когда в определенном аспекте должен подчиняться один, а в ином аспекте – другой. Например, молодая женщина и пожилой мужчина… Кто кому должен уступить место в троллейбусе? Или завкафедрой – доцент, а в подчинении у него профессор… Кто к кому должен идти в кабинет? В таких случаях каждого из участников общения должны стимулировать не амбиции, а интересы дела, миротворчество, благородство.
До сих пор мы говорили о конфликтогенном значении демонстрирования превосходства. Но что будет противоположным ему синтоном и как проявится «нейтральность»?
Если —
• моя пристройка сверху по отношению к партнеру обоснованная, и
• партнер ее санкционирует, признает правильной, и
• при этом я не выказываю ему знаков унижения, и
• он не высказывает восхищения в мой адрес, —
иными словами, если пристройка сверху одного и пристройка снизу другого адекватны, то и мое коммуникативное поведение, и коммуникативное поведение партнера можно считать нейтральным.
Если я в соответствии с принципами справедливости и благородства, а не из лести – в целях манипулирования – активно показываю партнеру, что искренне признаю его превосходство над собой в каком-либо отношении и восхищаюсь им, это можно считать синтонным коммуникативным посылом. Такое признание не унижает мою личность в целом: ведь я могу превосходить человека в чем-нибудь другом (а если и нет, то я равен ему в социально-политическом отношении); речь, следовательно, не о социально-политическом неравенстве, а о неодинаковом развитии тех или иных качеств у разных людей.
Итак, восхищайтесь. Но восхищайтесь искренне, как правильно советует Карнеги.
В такой ситуации некоторые проявления превосходства по отношению к себе я могу расценить как синтонные.
Вот авторитетный для младшего школьника дедушка хвалит внука за хорошие оценки; делает это несколько свысока, но внуку это может быть приятно. А может быть, и не хвалит, а, допустим, мягко-авторитарно просит именно его, а не другого мальчика: «Сань, будь добр, во-он ту стамеску…»
Если я адекватно пристраиваюсь снизу, а партнер, будучи демократичным, ведет себя на равных, мое поведение нейтрально, а его поведение синтонно. Преподаватель в столовой становится в одну очередь со студентами. Студенты предлагают пройти вне очереди, а он: «Постою лучше с вами…»
А вот если пристройка снизу со стороны партнера неадекватна (а значит, есть основания принять ее за лесть, с помощью которой он рассчитывает от меня чего-то добиться) – здесь также вероятна напряженность, если не конфликт.
Жизнь без противоречий в обществе вряд ли возможна. Она просто остановится. Но противоречия могут перерастать в конфликты. И мудрые правители стали изобретать правила, которые называются законами. Законы, конечно, тоже взялись не из ниоткуда, а из прижившейся в народе морали – неписаных законов. Но все же за нарушение этих последних в тюрьму не сажали, а только пожурят-пожурят да и перестанут. А вот нарушение законов писаных чревато неприятностями более существенными. Закон и мораль будем считать, вслед за философами, общественным договором, который и создается для бесконфликтного бытия в социальном пространстве…
Исполнение закона – «обязан и сделал» – что это? Ну понятно, не конфликтоген. Но синтон ли? Да нет же, это всего-навсего нейтральное поведение. «Не обязан, а сделал» – синтонное поведение. (А может быть, даже благородное, то есть здесь более высокая степень синтонности, если приложенные усилия и значимость услуги велики.) Ну а если уж «обязан, но не сделал»… тут, как ни прискорбно, конфликтогенная ситуация. То же и в случаях «должен и сделал», «не должен, а сделал», «должен, а не сделал», – если говорить в плоскости морали.
Итак, записанные в законе обязательные запреты и предписания, и передаваемые изустно моральные требования оберегают другого члена общества от моих потребностей, необоснованно ущемляющих его адекватные потребности.
И если каждый сдержит свои потребности, то они будут слегка фрустрированы, то есть напряжены, у каждого (хотелось бы для себя, конечно, побольше благ), но именно только слегка. А в силу того, что будет удовлетворена сверхважная потребность в справедливости («я» и «он» в социальном отношении равны), то в целом личность будет испытывать состояние психологического комфорта.
Сами мы будем всегда тщательно соблюдать законы и моральные предписания, если не хотим неуправляемых, разрушительных конфликтов. Придется, может быть, вступать в конфликты с нарушителями закона и морали – в управляемые, разумеется, – но это все же совсем другое дело. Одновременно отметим: если мы делаем что-то за пределами того, что обязаны по закону, это не должно нарушать закон по отношению к другим людям. С другой стороны —
Достаточно неприятным и жестким конфликтогеном может быть требование сделать что-то за пределами обязанностей партнера.
Нередки ведь случаи, когда мы, например, пришли к закрытию поликлиники и вынуждаем, чтобы, несмотря на это, нас приняли и выписали больничный лист. Ответственность за собственную недисциплинированность мы пытаемся переложить на работников поликлиники – они, дескать, негуманны. Все это – манипулятивные приемы, и их надо избегать.
Но ведь каждую мелочь в межличностных отношениях ни закон, ни народная мудрость учесть не могут. Как же тогда быть?
Здесь на арену выходит межличностный договор. Так, мы знаем, что при разводе закон требует от отдельно проживающего супруга платить алименты на ребенка. Но в законе не указано, кто должен выносить мусор, а кто – готовить обеды. Да и более важные проблемы там также не отражены.
Ну неужели о каждой мелочи надо договариваться? Нет, не о каждой. Но о каждой такой, которая может привести к конфликтам. Я об этой мелочи думаю одно, а он – другое. Я думаю, что он как настоящий современный муж будет делить со мной тяготы кухонной работы. А он, «гад такой», думает, что я, в соответствии с традицией, как истинная жена буду вести дом целиком.
И каждый, как видим, имеет свои основания.
На эту тему есть любопытная «историческая история». Протагор, который, как и всякий софист, настолько искусно владел логикой, что мог незаметно для другого выдать ложь за истину, договорился (слушайте внимательно – договорился) с неким Клеонтом, что обучит его риторике. И если он обучит Клеонта настолько хорошо, что тот выиграет благодаря этому свой первый суд, то Клеонт заплатит ему условленную сумму. Если же ученик проиграет, то ничего и не должен. Все вроде бы нормально. Но Клеонт не хотел вызывать никого на суд. Да и с ним никто не судился. Тогда Протагор сказал Клеонту:
– Отдай плату. Ибо все равно ты отдашь. Я вызову тебя на суд, и (еще раз – внимание!), если ты выиграешь его, заплатишь мне по уговору. А если проиграешь, то заплатишь по суду.
Но Клеонт недаром был учеником софиста:
– Нет, Протагор, если я проиграю, то я не плачу по уговору, а если я выиграю, то не плачу по суду.
Вот так! Поэтому договаривайтесь при наличии значимых противоречий точнее и подробнее. К слову, Протагор все-таки убедил Клеонта расплатиться с ним, пообещав вызвать его на суд повторно; ведь тогда уже однозначно Клеонт должен будет отдать плату.
А в целом запомним, что незаключение договора при отсутствии соответствующего закона чревато конфликтами.
Надо учиться анализировать противоречия. Для этого необходимо подробно изучить, наблюдая и расспрашивая, потребности человека, его вкусы, взгляды, верования, моральные установки. И докопаться до того места, где зарыта злая собака противоречия, которая может больно укусить. Договор нужно составлять и в случае одноразовых контактов, но в особенности когда вы вступаете в новые долговременные отношения. В брак, например. Или нанимаетесь/берете на работу кого-то, или организуете АО либо ТОО[4].
Договаривайтесь на берегу, чтобы потом, отплыв, не выяснять отношений, – плот может перевернуться. Ставьте точки над «а», чтобы не ставить их над «i». Необязательно на бумаге (впрочем, если все сугубо официально, то лучше именно так). Но хотя бы повторите неоднократно и убедитесь, что все друг друга поняли правильно, чтобы нельзя было потом сослаться на то, что «мы об этом не говорили».
Договор обозначает границу дозволенного/недозволенного, которую постоянно нужно иметь в виду и стараться не приближаться к ней. Он будет играть дисциплинирующую роль для обеих сторон.
Разные психологические типы по-разному воспринимают рекомендации о договоре. Эпилептоиды в своей пристрастности к порядку и психастеноиды со своей щепетильной совестливостью обычно легко принимают сказанное, но гипертимы с их широтой и истероиды с их манипулятивностью воспринимают это в штыки. И все-таки, утратив, может быть, часть реноме («вот въедливый человек!»), вы выиграете в деловом отношении: приобретете больше доверия, так как будете не только стимулировать заключение этого договора, но и выполнять его неукоснительно. (Истероидам же могу сказать, что выгоднее заключать и выполнять договор, чем манипулировать, используя неясности. Лучше, преодолев свои иррациональные стремления к манипуляциям, заслужить славу надежного человека.)
Все, о чем говорилось выше, относится и к проблемам собственно общения. Прежде всего, сами реальные действия в чей-то адрес выполняют и коммуникативную функцию. Делая что-то для другого, я показываю, как к нему отношусь.
При этом если польза или вред малы, то поступок может сам по себе рассматриваться скорее как знак, чем как действие, важное для жизни партнера. То есть речь идет в этом случае о преимущественно коммуникативном процессе.
Если вы —
• пытаетесь взять без очереди недефицитный товар, нарушая законное право других,
• не уступили место старому человеку, нарушив этикет (а значит и этику),
• не слишком торопились и опоздали на 10 минут на условленную встречу, —
все это конфликтогены, но мелкие. Уточним: это конфликтогены и на уровне отношений, но преимущественно на уровне общения… Отсутствие таких конфликтогенов равняется нейтральному коммуникативному поведению.
Ну а если вы —
• предложили стоящему за вами в очереди торопящемуся на поезд человеку пройти перед вами (хотя по праву могли его и не пропускать),
• уступили свое место в метро увлеченному чтением ровеснику (сверх требований этикета),
• изъявили желание помыть посуду сверх обязанностей, которые взяли на себя по договору о разделении функций в доме, —
все это синтонные посылы, выраженные в действиях, но являющиеся преимущественно все же коммуникативными знаками (расположения, приятия, готовности к благим поступкам в дальнейшем…).
Имеет смысл быть справедливым и благородным не только на уровне серьезных акций в адрес партнера, но и стремиться к осмотрительности в плане коммуникативных мелочей. Ведь мелкие поведенческие моменты со знаком минус, складываясь в систему, могут создавать большое напряжение, которое придется снимать специальными усилиями. А постоянно следить за собой, если это войдет в привычку и будет срабатывать на уровне автоматизма, не так уж сложно. На занятиях в клубе «Маленький принц» был такой случай.
Опоздавшая женщина вошла в класс, где не было свободных стульев. Ни один мужчина не поднялся принести ей стул. Все они были пристыжены психологом и оштрафованы в соответствии с правилами психологического тренинга.
В последующих специально подстроенных аналогичных тренировочных ситуациях все как один вскакивали и бежали за стулом. Опыт показывает, что некоторые усваивают подобного рода истины достаточно быстро и тщательно следят за своим поведением, другие же нуждаются в более длительном тренинге, принципы которого будут изложены в дальнейшем.
Так же обстоят дела и с подачей синтонных посылов. Постоянная забота о человеке, с которым мы часто общаемся, – это так естественно. Кто-то позвонил ему по телефону – оставьте записку. Идете в магазин – «Не купить ли тебе что-нибудь заодно?» Мелкие услуги подобного рода нетрудны и могут быть многочисленными знаками расположения, приятия и уважения. В семье система таких услуг совершенно необходима, и стоит сосредоточиться на этом. Это не помешает помнить друг о друге, когда появляются и серьезные проблемы. Но мелкие возникают чаще. И это все – возможность показать свое хорошее отношение к близким.
И в служебной сфере не стоит пренебрегать коммуникативным значением мелких поступков. Надо, чтобы складывалось впечатление, что от нас можно ждать скорее хорошего, чем плохого. Конечно, это не должно подменять реального делового сотрудничества. И с другой стороны (внимание!), надо, чтобы услуги, оказываемые вышестоящим, не воспринимались как лесть и были такими же, как и услуги в адрес нижестоящих; а в принципиальных вопросах остаемся принципиальными.
Этика и этикет
Мы уже затрагивали тему этикета, когда говорили, что этика предписывает соблюдать этикет. И наверное, этим пренебрегать не стоит. Конечно, за нарушение нравственных установок вас не посадят. Но чаще всего осадят. Не арестуют, если мы не поздороваемся, войдя в дом, но посмотрят искоса. А иногда несоблюдение партнером этикета воспринимается очень болезненно. Особенно если не соблюдает этикет мужчина по отношению к женщине. И еще более «особенно», если муж – по отношению к жене. Вот жена что-то обронила, а он не поднял… Жестокий конфликтоген.
Не надо, конечно, и преувеличивать. Этикет стоит соблюдать там, где будут отрицательно реагировать на его нарушение, где его чтут.
Впрочем, возможно, что в компании друзей общепринятым этикетом пренебрегают. Можете и вы пренебречь. Но, с другой стороны, это будет означать, что здесь принят иной свод правил общения и поведения – положим, более свободный, лишенный некоторых общепринятых условностей, но впитавший другие, свои условности. Попав в новую для себя среду, компанию, семью, имеет смысл поинтересоваться особенностями принятого этикета, и если они приемлемы в принципе, то старайтесь вести себя в соответствии с ними. Будет меньше сложностей. Скажем шире:
Надо соблюдать не только общепринятый этикет, но и правила, принятые лишь в данной общности людей,
независимо от ее величины: в этнической группе, возрастной когорте, профессиональной среде, в кругу друзей, в доме, куда вы приглашены… При этом иногда приходится пренебречь правилами некого всеобщего этикета, в то же время никак нельзя пренебречь общечеловеческой нравственностью.
Если же приходится вынужденно нарушить эти правила, надо смягчить свои неизбежные конфликтогенные посылы, объясниться, извиниться, попросить разрешения. Особенно важно помнить о сказанном в условиях межнационального брака…
Чтобы не попасть в трудное положение, можно пользоваться правилами общепринятого этикета. Мы долго игнорировали эту сторону общечеловеческой культуры. Но опыт показывает большую заинтересованность людей в этом вопросе. В клубе «Маленький принц» тема «Этикет» пользуется большим вниманием, оставляя позади даже сексологию.
Знание общепринятого этикета существенно поможет в общении в любой среде. Но все же, входя в новую для себя общность людей, надо изучать особенности ее этикета, наблюдая и запоминая, а при необходимости задавая вопросы.
Соблюдение этикета – общепринятого или «локального» – не должно сопровождаться придирчивостью к его нарушениям со стороны окружающих: это может играть конфликтогенную роль. Вспомним Чехова: пролить соус на стол нехорошо, но заметить это еще хуже. Тем более неуместны бурные проявления возмущения.
Человек может не знать тех или иных правил этикета, а зная их – не соблюдать по каким-то причинам или вообще считать излишними. Стоит ли в таком случае идти на обострение? Более подробно об отрицательных оценках мы еще поговорим. А сейчас зафиксируем только необходимость большей терпимости к нарушителям некоторых правил этикета.
Этикет, в отличие от закона, интересен для нас тем, что он как бы предписывает активную подачу синтонных посылов, в то время как закон только ограждает нас от конфликтогенного поведения.
Этикет предписывает думать о том, как бы не задеть интересы партнера, и быть щепетильным в этом плане, более того: показать, дать понять это, даже продемонстрировать. И это является синтонным посылом. Если в метро человек идет широким шагом и размахивает руками, это – «раздайся море…» (далее по тексту известного выражения). Наоборот – стоило бы предупредительно прижать их к себе вместе с сумкой, чтобы она не мешала другим. Или, идя впереди и раскрыв дверь, я не бросаю ее, а, предусмотрительно оглянувшись, придерживаю. Зайдя к друзьям по дороге домой, я звоню жене и даю телефон и адрес друзей – и этим подаю ей знак, что никакого обмана, я действительно у друзей и она может не тревожиться. Для гостя, который может у вас заночевать, всегда в запасе «не бывшая в употреблении» зубная щетка. Значит, это не вынужденное приглашение, а вы вообще гостеприимный человек. Это все – мелкие, но необходимые синтоны на уровне этикета. Они означают, что вы дорожите обществом данного человека, не хотите его потерять, уважаете его достоинство.
Одним из серьезных и трудных вопросов этикета являются знаки уважения к старшему по возрасту и социальному статусу. Старшие рассматривают отсутствие таких знаков как конфликтогены. Ну а младшие не слишком задумываются об этом. Как быть? Наверное, младшие должны уступать место или очередь людям старческого возраста. А младшие по статусу должны соблюдать субординационную этику.
При общении с человеком выше вас по положению имеет смысл продемонстрировать, что вы цените его социальную роль (если это действительно так) и его время, понимаете его занятость. Идя к нему по делам, надо приготовить все для быстрой записи и не отнимать его время в поисках того, чем бы записать. Если это руководитель, проявите готовность четко выполнить принятое им решение, если вы в принципе согласны с этим решением. Если вы руководитель, то имеете, конечно, право вызвать подчиненного в кабинет (хотя «синтоннее» было бы выйти к рабочему месту подчиненного). И стоит подчеркивать, что во всех остальных планах вы не ставите себя выше. Не заводите в своем учреждении спецстоловой. А в общей столовой становитесь в общую очередь…
Начало и конец цитаты…
В законе сказано, что если украдено целое произведение, то это плагиат и наказуемо. То есть провозглашено право на интеллектуальную собственность. Право авторства. Везде, кроме России, где до сих пор автор никак не защищен от плагиата. В прессе на этот счет были всевозможные обсуждения еще в застойные времена, когда ни о чем другом нельзя было полемизировать. Но и сейчас законы на этот счет туманны. Однако не только юридические аспекты интересны, а, пожалуй, в большей мере важны именно этические – неприятно, если затирают.
Один психолог процитировал мою большую статью, причем автора назвал в первом же абзаце. Но вот он перешел к другому абзацу, продолжая практически переписывать мою статью. Создавалось впечатление, что это уже не мои мысли, а его. Неприятная ситуация. Другие психологи, прочитав его книгу, говорили мне: смотри – тебя обокрали! Выясняю, в чем дело. Оказывается, не нарочно. Ну, не нарочно – значит не нарочно. И все же советую всем, чтобы не было таких неприятных совпадений, пользоваться общим правилом, существующим в мире: обозначать четко начало и конец цитаты. Любым способом. А по радио так и принято говорить: «Конец цитаты». Недоразумения исключены.
Тот психолог, о котором шла речь, не был моим учеником. А так, просто читателем.
А вот Николай Иванович Козлов, которого я цитировал в «Длинном введении», подарил мне три свои книги с дарственными надписями. В двух дарственных надписях есть слово «учитель». Это обо мне. А в третьей книге это слово применительно ко мне используется в тексте. В книгах этих приводится множество идей, позиций, фраз, словосочетаний, описаний тренингов, непосредственно взятых на моих занятиях с людьми из «населения». Многое из перечисленного, конечно же, вошло сейчас в эту мою книгу. Которая не была написана в обычном смысле этого слова, а, как говорил Карнеги о своей книге, росла, как растет ребенок, по мере занятий с людьми.
Я, как мог убедиться читатель, владею публицистическим пером. И публиковался в «Литературке», «Известиях», «Советской культуре»… Из центральных газет не печатала меня только «Правда». Было много статей в крупных научно-публицистических и научных сборниках. И книги написал. В том числе вот эту. Но за преподавательскими хлопотами в педагогическом университете я, к сожалению, не смог воспользоваться многими дельными советами Н. И. (к которому всегда прислушивался, когда речь шла о прагматических вопросах) по компьютеризации своего труда. И издал всего две книги. Одну – в 1990 году. Маленькую, на 4 авторских листа, – «Как научиться разбираться в людях», в соавторстве с Н. Ш. Сугробовой (алма-атинский «Караван»), стотысячным тиражом. И другую, в 1996-м, побольше, на 14 листов, – «Как располагать к себе людей», но всего двухтысячным тиражом, как учебное пособие для студентов (будущих практических психологов). Ну и первое издание этой книги в 1999 году («Филинъ»).
Между прочим, когда Н. И. приступал к занятиям в «Маленьком принце», мы поставили с ним точки над «а». Договорились об авторской щепетильности. Как Протагор с Клеонтом. И, как и Протагор, я был неточен. Я не оговорил вопроса о начале и конце цитаты. И вот другие психологи, мои студенты (будущие психологи) и даже вовсе не психологи, а «люди из населения» вдруг сообщают мне, что все, что я говорю на своих лекциях и в статьях, есть у Козлова в книге «Как относиться к себе и к людям». А тут читаю книгу «Истинная правда, или Учебник для психолога по жизни» Н. И. Козлова – и вижу свой материал по знакомству в случайной обстановке и многое другое…
Нет, я не разочаровался в своем ученике. Талантливый (много прекрасно разработанных сценариев психологических тренингов, глубокие мысли, бойкое перо). Благодарный. «Еще раз спасибо вам, Аркадий Петрович», – говорит в «Истинной правде…». А до этого там же желает мне «доброго здравия». Несколько раз даже процитировал со ссылкой. Воспроизвел, правда чуть-чуть неточно, мою сакраментальную фразу «Я за деньгами не гонюсь, особенно за маленькими», но зато поставил ее эпиграфом к целой главе. А другую целую главу даже озаглавил «Егидес, или Начало пути практического психолога». Здорово, правда? Но это еще не все. В первой книге, где больше всего материала из практики «Маленького принца», говорится следующее: «Я писал книгу прикладную, а не теоретическую… прошу прощения у тех авторов, чьи мысли и образы я… использовал, не всегда на них ссылаясь… Правда, на одного человека я не ссылался настолько часто, что надо сразу его назвать: Аркадий Петрович Егидес… Собственно, благодаря именно ему я начал формироваться как психолог-практик». В наших с ним беседах Николай Иванович мне объяснил: «Ссылаться на каждую использованную мною вашу фразу просто немыслимо – книга пестрела бы вашей фамилией. Но ведь и на Иисуса Христа я не всегда ссылаюсь».
Спасибо вам, Николай Иванович. Считайте, что это «спасибо» я произнес два раза. Мне лестно, что вы меня цитируете наряду с Иисусом Христом. Вот только весь вопрос в пропорциях. Сколько раз вы цитируете Его – и сколько раз меня. Кроме того, мысли Иисуса Христа печатали не такими тиражами, как мои. И слава богу. Я не претендую ни на Его роль, ни на Его муки. А все эти саркастические замечания я вынужден написать и напечатать, дорогой Н. И., для того чтобы меня не обвинили в плагиате ваши и мои читатели. Заодно я бы не хотел, чтобы они приписали мне некоторые ваши мысли. Во-первых, потому что не все из них я разделяю, а во-вторых, потому что чту ваше авторство. Многими из них я восхищен и буду цитировать непременно со ссылкой (уже давно делаю это), как бы часто ваше ФИО ни мелькало на моих страницах.
Разумеется, эти уточнения я адресую не одному лишь Н. И. Козлову, но и читателю. И не только для того, чтобы была восстановлена точность, но и в качестве интересного парадокса с цитированием и ссылками.
Сочувственное цитирование со ссылкой – это неисчерпаемый источник синтонов. Острота ли, просто ли умная мысль – все равно. Это признание интеллекта, проявление уважения. И как результат – рост авторитета цитируемых людей. И цитирующих. И наоборот, плагиат или просто замалчивание – это воровство. Ведь интеллектуальная собственность – это тоже собственность. Так что цитировать надо до запятой, от которой пусть и не жизнь человека зависит (вспомним «казнить нельзя помиловать»), но часто – честь. Будем щепетильны.
P. S. к этой главке. Рабочее название этой книги было «Человек общающийся». По глубокой и нравящейся мне аналогии с «человеком разумным», «человеком умелым», «человеком нравственным», «человеком играющим». Все это – разные сущности явления «человек». Общение, деловое и аффилиативное, – еще одна сущность, далеко не последняя. Но слишком уж философичное получалось название. Оно мне и сейчас нравится своей точностью и лаконизмом. Но многих читателей, для которых написана книга, оно могло бы не привлечь или даже отпугнуть. Я судорожно искал другое название. И вот оно найдено – «Лабиринты общения». Но его придумал не я. Его подарил мне случайный человек – приятный и интересный попутчик из купе поезда, подполковник Олег Николаевич Звеков. Спасибо вам, Олег Николаевич, не только за точное, лаконичное и яркое название, но и за предоставленную мне возможность дать пример сочувственного цитирования со ссылкой.
Знакомый знакомого
Знакомый представил вас своему знакомому. Теперь вы с ним тоже знакомы… Дает ли это вам основания для сепаратных отношений с ним с одновременным игнорированием своего первого знакомого? Закон на этот счет молчит. Вроде бы молчит и мораль. И в общем-то, если говорить формально, вы не совершаете подлости. И тем не менее… Уютно ли, хорошо ли в жизни тому первому знакомому, который вам доверился, введя вас в свой круг? Поставьте себя на его место… Будете ли вы в следующий раз столь неосмотрительны, что введете в свой круг человека, который может отодвинуть вас локтем и начать сепаратные деловые переговоры или даже только сепаратные дружеские разговоры? Конечно, нет. Ведь это пренебрежение интересами человека, вытеснение его из его же круга. Ведь человек получает уже меньше внимания от ранее близких ему людей. Учитываете ли вы это?
Речь, разумеется, идет о ситуации, когда в принципе все люди неплохие. То есть ваши друзья общаются с введенным в их круг вашим протеже без натуги и довольны этим общением. И ваш протеже не роняет ваш авторитет в глазах друзей. И все же ситуация щекотливая. А вот введенный уже начинает с вашими друзьями сделки. Нет-нет, они честные и не направлены против вас. Но вы в них не участвуете. И всего-то. Ведь он имеет на то право? Да, имеет. Но стоит ли вести себя так, как этот ваш бывший знакомый? Бывший… Ибо через некоторое время все равно вы поссоритесь. Напряженность растет, коль скоро таким образом нарушаются ваши интересы, и при ссоре по любому поводу искры из глаз, которые вы начнете метать, попадут в бочку с порохом.
Итак, все это конфликтогенно. А как поступить, чтобы и волки, и овцы?.. Сыты и целы?.. А просто. Вы включаете своего знакомого, который вас познакомил со своими друзьями, в разговор и в предложения, вы не собираетесь в новой компании без старого друга – по крайней мере, зовете его с собой, когда собираетесь пойти к новым друзьям, постоянно держите его в курсе разговоров с ними, советуетесь, обсуждаете. Круг друзей просто расширяется и становится более консолидированным.
Еще лучше (синтоннее), если вы сможете вместе с новыми своими (старыми его) друзьями сделать для него что-то приятное, пусть не материально, пусть только психологически приятное, а материальные выгоды делите тоже по справедливости, в соответствии с его вкладом или отдаете ему несколько больше.
Почти аналогичная ситуация с введением человека в круг своих идей, которые представляют моральную или материальную ценность. Распространять их или использовать для заработка надо бы только при согласии автора. Иначе – напряженность и конфликты. Кто-то скажет: где же душевная щедрость? Конечно, душевная щедрость это хорошо. Но использовать душевную щедрость друга для личного обогащения, не делясь с ним, нехорошо. Если вы злоупотребите душевной щедростью, вам не будет доверия в дальнейшем. Вы этого хотите? Имеете право. Я только консультант, но «консультант с копытом», и запомните день и час, когда я вас об этом предупредил. Наоборот, неукоснительное цитирование со ссылкой на автора и с его разрешения, включение его в получение дивидендов, ставших возможными благодаря использованию его идей, – вот что станет слагаемыми успеха в делах и личных отношениях с людьми, особенно с близкими друзьями.
Оценки… самооценка…
У человека есть потребность в оценивании других людей: умные и глупые. Эрудированные и невежды. Со вкусом и без вкуса… Но есть и особо важные критерии: хорошие и плохие с нравственной точки зрения.
Оцениваем мы не только других людей, но и самих себя.
Но что такое самооценка? Это интериоризированный процесс оценки себя глазами других людей. Если подойти этимологически к термину «интериоризация» (interior – в переводе с латинского – «внутренний»), то его буквально можно было бы перевести как «вовнутриствление». То есть сначала вас оценивали другие. Потом этот процесс стал внутренним, но сохранившим свое происхождение. Так сказать, «Я – глазами других».
Итак, люди смотрят на вас со стороны. Вы смотрите на них и оцениваете их. И каждый из нас смотрит на себя глазами других. Общаясь, работая, вступая в деловые контакты, мы не можем выпутаться из сетей такого взаимного оценивания и самооценивания. Об этом в свое время говорил В. Леви.
Более прочего задевает, конечно, отрицательная оценка со стороны значимого для нас человека. В фильме «Успех» заслуженная артистка говорит в адрес залетного постановщика спектакля: «Я не вижу здесь режиссера». Но и при меньшей значимости оценивающего получить отрицательную оценку неприятно. Учтем и такое. Меня отрицательно оценивают по малозначимому для меня качеству, и я не претендую здесь на превосходные степени. Скажем, играю на скрипке как любитель, а профессиональный скрипач мне говорит, что у меня недостаточно хорошо получается тремоло. Переживания мои в этом случае не очень велики. Но и здесь скорее неприятно, чем приятно. Если же я претендую, например, на компетентность в какой-то области, то отрицательная оценка ранит сильней ножа. Попробуйте-ка женщине сказать, что она плохая хозяйка.
Проведенные специальные опросы показывают, что себя мы оцениваем чаще всего положительно. И очень боимся отрицательных оценок.
Себя мы оцениваем чаще всего положительно. И очень боимся отрицательных оценок.
Отрицательные оценки
Почему же мы их так боимся? Казалось бы, «подумаешь», но нет, из отрицательных оценок делаются обычно «оргвыводы»: «Это неинтересный человек, с ним скучно», «Это опасный человек – с ним не надо иметь дело», «Это бесполезный человек» и так далее.
Отрицательная оценка влечет за собой не только нежелание общаться в принципе или по какому-либо вопросу (например, «Ты ничего не понимаешь в искусстве, с тобой не о чем разговаривать»), но и означает «и другим не советую». И мы лишаемся нужного общения со значимыми для нас людьми.
Далее, от разных людей в связи с утвердившейся отрицательной оценкой могут последовать проявления неприятия, неуважения, пренебрежения. Но может быть и хуже. «Неумный», «неспособный» – значит не надо давать ему интересную и хорошую работу, за него не надо выходить замуж. Более того, его можно наказать. Потому что отрицательная оценка часто перетекает в обвинения. Одно дело просто неэрудированный. Но ведь из-за этого может произойти, например, авария. От отрицательной оценки недалеко и до самого страшного – до осмеяния.
Все это порождает неприятную тревогу. К тому же если я вот так уж совсем плох, то должен становиться лучше, а это потребует дополнительной трудной работы над собой. Значит – опять волнения. Но главное, наверное, в том, что отрицательная оценка сказывается на самооценке. Та в результате снижается так же, как снижается самоуважение, если я вынужден согласиться с отрицательной оценкой со стороны окружающих. И поэтому мы чаще всего строим поверхностную психологическую защиту.
Как мы защищаемся от отрицательных оценок? Прежде всего, мы не всегда соглашаемся с ними. При этом сначала последует, может быть, просто отрицание вашего отрицания моих достоинств, то есть вашей отрицательной оценки. Нет, я не плохой. Я хороший. Но чаще всего человек не останавливается только на отрицании отрицательной оценки себя. Это была бы лишь пассивная защита. Более же часто встречаются люди агрессивные. Они на отрицательную оценку в свой адрес дают отрицательную оценку в ответ. Нет, это не я плохой. Это ты плохой. Причем ответ может идти в той же плоскости: в моей эрудиции изъяны несущественные, а в твоей существенные. Или в иной плоскости: я-то достаточно осведомленный человек, а вот ты уродина. Для нас важно, что в любом из этих вариантов отрицательная оценка накаляет атмосферу, вызывает агрессивный ответ и порождает конфликт.
Отрицательная оценка накаляет атмосферу, вызывает агрессивный ответ и порождает конфликт.
Есть и еще варианты психологической защиты от отрицательных оценок:
• не обратить внимания, пропустить мимо, или
• внешне согласиться, но внутренне оставаться при своем, или
• признать, что в этом отношении вы имеете недостатки, зато в других сферах у вас много достоинств, а они более важны.
Но есть люди плохо защищенные. У них отрицательная оценка снижает волю к жизни, они утрачивают веру в добро, в себя, в будущее, ухудшается их настроение. Как результат – снижается творческий потенциал.
И тогда встает вопрос – надо ли давать отрицательные оценки?
Итак, в ответ на отрицательную оценку чаще всего следует защитная реакция. У человека агрессивного она преобразовывается в конфликтную готовность и в собственно конфликты. Нарушаются и разрушаются отношения и конструктивное сотрудничество. Если мы имеем дело с дефензивным (защищающимся) человеком, контакт тоже расстроится, хотя открытого конфликта не будет. При этом нас заест совесть, если она у нас есть.
В любом случае – проигрыш. И поэтому на риторический вопрос, вынесенный в заголовок, ответим: не надо.
Не надо еще и потому, что недостатки, как это давно замечено, часто являются продолжением достоинств. Муж – хороший лектор, привык говорить громко и увлеченно в аудиториях, но дома его голос звучит слишком сильно для камерной обстановки. Более того, можно даже сказать, что достоинства – продолжение недостатков. Он хороший лектор в том числе потому, что умеет громко говорить. Андре Моруа в «Письмах к незнакомке» предупреждает, что нельзя уничтожить недостатки человека, не уничтожив его личность.
Поясним, однако, что отрицательных оценок давать не надо только в том случае, когда речь идет о чертах личности, которые не вредят другим людям. Ну а если вредят – например, недалекий человек занимает место и не занимается делом – тогда надо! Потому что это конфликтоген с его стороны. Вот он навязывает свой не очень хороший вкус и задерживает развитие искусства. Или его ханжеские взгляды на секс приводят к абортам, разводам, распространению СПИДа… Или, будучи премьер-министром, он прогнозирует трехкратную инфляцию, а она оказывается стократной. Или…
Много еще этих «или». Мы должны реагировать на его конфликтогенное поведение, учитывая, дефензивный он или агрессивный, – в том числе и отрицательной оценкой тех или иных черт его личности.
Но бывают другие ситуации. Отрицательную оценку моего поступка или черты дал близкий друг, который является моим alter ego, моим вторым «я». Как и я сам, он переживает за меня, за мой престиж в обществе. К его оценке я могу отнестись как к самооценке. Он дает ее мне не на людях, он не красуется перед ними. Тогда это не конфликтоген, а синтонный посыл. Я просчитался, и он досадует вместе со мной.
Если же в роли такого друга я, то форма подачи – кроме того, что не на людях, – должна быть максимально щадящей с подчеркиванием своего в целом положительного отношения. Такая отрицательная оценка целесообразна тогда, когда сам человек меня воспринимает как близкого друга, как свое alter ego. И тогда нужно быть особенно бдительным. Но главная сложность в том, что оценка идет с позиции «на равных». Я = ТЫ. Я тебе говорю, как сказал бы себе. Ты воспринимаешь то, что я говорю, как если бы ты сказал это себе сам. (Учтем все же, что положительная оценка моей отрицательной оценки у него больше будет идти от ума, чем от живого чувства. Живое же чувство будет все-таки обидой, хотя и преодоленной.)
Отрицательная оценка моего действия – синтон и в том случае, если она дается мне, например, со стороны обучающего меня человека, к которому я соответственно «пристраиваюсь снизу».
Итак, мы, взрослые, не любим отрицательных оценок. И дети их не любят. Но с детьми еще сложнее: ведь взрослый худо-бедно, но сам как-то нейтрализует для себя отрицательные эмоции в связи с отрицательной оценкой. А ребенка потом надо долго успокаивать.
У тех, кто помладше, вообще не получается построить психологическую защиту в виде отрицания отрицательной оценки. Ребенок принимает за чистую монету утверждение, что он в чем-то плох. Он доверяет взрослому, полагается на него, он внушаем. Но пережить мысль, что он плох, тяжело. Для ребенка удар по самооценке особенно невыносим. Сразу – плач. Выдвинутая вперед и дрожащая нижняя губочка. Вам приятно это видеть? Если да – тогда давайте детям отрицательные оценки.
У старших дошкольников, однако, уже формируется простое несогласие. Они с негодованием отвергают отрицательную оценку, но тоже часто с плачем. «Я не плохой, я хороший». «Я умный, а не глупый». В любом случае отрицательная оценка дезорганизует поведение ребенка. Не способствует его саморазвитию. Ухудшает самочувствие.
Отрицательная оценка дезорганизует поведение ребенка. Не способствует его саморазвитию. Ухудшает самочувствие.
Поэтому-то добромудрый Сухомлинский просил учителей не ставить вообще оценок на первых порах, лишь постепенно приучая детей к необходимой и неизбежной в конце концов ситуации оценивания. Ну а родители? Часто они почитают, но не читают Сухомлинского. Ведь так и тянет сказать, пусть и в любящей форме: «неумейка», «незнайка», «зазнайка». А житейские отрицательные оценки для ребенка не менее страшны, чем двойка, поставленная в дневник учителем.
Нормальный ребенок обычно легко воспитывается на положительных оценках. Но и он может расшалиться. Он производит пробы: что позволят, а что нет. Вот он перешел грань. Скажите, что вы бы так не сделали. Потому-то и потому-то. Скажите, что ему это тоже было бы неприятно. Продемонстрируйте, чтобы убедился. Обычно два-три таких сеанса – и ребенок прекращает нецелесообразное поведение. То есть не надо идеализма. Живем мы на грешной земле. Но убедитесь, что вы все сделали, чтобы он понял. И только после этого можно было бы применить наказание временным отказом от общения с ним. Но скажите себе, как оно и есть, что ребенок родился не по своей воле, а по вашей. Он появился на свет потому, что вы хотели самоутвердиться – стать родителями. Помучьтесь – за удовольствие надо платить…
Но на самом деле это только с виду муки. Радость от результатов педагогического родительского творчества заставит вас воспринимать пробы «непослушания» так же, как воспринимаются первые шаги или первые слова, которые тоже ведь сначала несовершенны. Так и характер ребенка – в его формировании тоже свои «падения и нечеткое произнесение слов»…
Что в человеке обычно подвергается отрицательной или положительной оценке? Каковы, так сказать, темы оценок?
Наверное, прежде всего это отрицательная оценка личности в целом. Эта тотальная оценка означает, как уже говорилось, что «Я не хочу с тобой общаться и вообще иметь дело. И другим не советую». Такая отрицательная оценка личности в целом может проявляться не только в более грубом «Ты серый человек» или еще более оскорбительном «Ты ничтожество», но и просто, например, в незаинтересованности человеком. Вот приятельница вашей жены пришла к вам в дом. Жена ее угощает. А вы вышли к ужину, буркнули формальное приветствие и уткнулись взглядом в «АиФ» или стали выискивать интересные «аргументы и факты» в «Вестях». Не интересует она вас. Ну что ж, ждите взрыва.
Но можно отвергать личность не в целом. Можно «частями». Например, отрицательная оценка личности может происходить и через отрицательную оценку тех ценностей, которые для нее значимы. Я что-то ценю – ведь это черта моей личности. А если кто-то что-то из моих ценностей резко отрицает, тем более с оскорбительным оттенком, то это оскорбление касается и меня лично. Допустим, я люблю Анатоля Франса, для меня это тончайший юморист, философ, эстет – а кто-то говорит, что это скукотища. Это отрицание моей личности.
Но ценность ценности рознь. Она может носить и характер реликвии. Или даже религиозный характер. Тогда еще сложнее. А если отвергаются ценности, которым человек посвятил жизнь (участвовал, например, в построении казарменного квазисоциализма)?
Нередко отрицательной оценке подвергается интеллект. Популярное «ты дурак» – грубость. Но не то же ли самое означает «ты ошибаешься»? Ведь только форма смягчена. В обсуждении этой темы высказывались и такие мнения. Если более грубо, то даже меньше ранит, потому что это как бы дальше от истины. Один слушатель выразил это кратко-образно так: «Лучше услышать „идиотка“, чем „дебилка“». Вы низкого мнения об эрудиции человека, а то и хуже – заявляете об этом.
Опять напряженность и конфликты. Эрудиция… это же камень преткновения во многих интеллектуальных состязаниях. Ну ладно, конечно, я могу чего-то не знать и быть не глупее. Но упрек в незнании чего-либо, пусть даже не по специальности, задевает. А уж если по специальности – то тем более. Особенно малоприятно, если тебя уличают в неграмотности, то есть в том, что ты не знаешь чего-то общеизвестного.
А что значит опровергать человека, какие-то его мысли, мнения? Положительная это оценка? Или отрицательная?
И опять по этому поводу афоризм одного из членов клуба «Маленький принц»: «Получается, что человек не несет истину, а несет чушь…»
Значит, и это важно в качестве элемента целостной оценки личности.
• Часто оценке подвергается вкус человека: «Да, со вкусом у тебя всегда было неладно». Или более тонкая шпилька: «Сейчас так не одеваются».
• Подвергается сомнению или отрицанию наличие чувства юмора. Ну, попробуйте сказать, что у человека нет чувства юмора… Улыбаться больше от этого он не станет.
• А вот человек претендует на признание своего творчества, а вам оно не нравится: «Он занимается ерундой!»
Имеете право отвергнуть? Да. Но и здесь за удовольствие надо платить.
За удовольствие сказать правду-матку придется платить одиночеством.
Все может быть подвергнуто отрицательной оценке и отвергнуто:
• родственники, друзья, клан, этническая общность… (и все это зоны конфликтов),
• и самое, пожалуй, тяжелое – это отрицательная нравственная оценка человека.
Грубые формы: мразь, мерзавец, подлец, негодяй, сволочь, скотина… Велик набор слов… Но можно резюмировать все это двумя словами «плохой человек» – «редиска», мол… Понятно, что такая оценка нравственного облика вызовет чаще всего негодование и конфликт. Если человек не согласится с оценками реальных поведенческих фактов, то как он отнесется к приписыванию ему не совершенных им поступков – к клевете?
Обсуждая темы отрицательных оценок, мы поняли, что они могут быть не только грубыми, но и тонкими. Но от этого они не перестают быть конфликтогенными. Так что для поддержания хорошего микроклимата надо избегать и тонких отрицательных оценок.
Если мы даже не произносим слов, отрицательная оценка может быть выражена непроизвольно нашей мимикой, жестами, позами, интонациями. Еще раз об ироничном «спасибо»: оно может означать отрицательную оценку сделанного кем-то. А настойчивое «спасибо» – призыв прервать затянувшуюся речь. Надо тщательно следить и за этой частью нашей коммуникативной жизни.
Что толкает нас на отрицательную оценку? На этот вопрос большинство быстро находят ответ: у человека на самом деле что-то достойно отрицательной оценки. Что ж, если это так, то стремление оценить человека по заслугам отрицательно – вполне приемлемо? Но вот что любопытно. Нами был проведен такой опрос: какие оценки мы слышим чаще? Из 300 опрошенных 95 % ответили, что отрицательные. Чем объяснить такое впечатление? Неужто отрицательного в человечестве в самом деле больше, чем положительного? Ведь для оценивания каждого отдельного человека точкой отсчета должно служить само человечество, а не идеал нравственности, не полубог Иисус и не сам Господь Бог. Человек – мера вещей. Но более того, человек – мера и людей. Тогда возьмем все и перемешаем, и получится «фифти-фифти»: 50 % в человечестве хорошего, 50 % – плохого. Кто не грешен – пусть бросит в меня камень. А нас тянет видеть не 50 на 50, а преимущественно плохое.
Тому есть несколько причин.
В биомире, откуда мы пришли, опасность поджидала повсюду. У наших предков должна была развиться избирательная настороженность по отношению к отрицательному. Вот ее-то и получили мы в генетическом коде. А в мире более возвышенном, куда мы идем, куда зовет нас человеческая совесть, мы должны, наверное, преодолеть этот биогенетический анахронизм. И быть более объективными людьми. Лучше руководствоваться тезисом «Ищи в людях хорошее!» Плохое ведь и само лезет в глаза, отсюда – необъективность.
Уравновесим нашим старанием биогенный страх перед плохим. Будем стараться видеть внутренним взором более приятную, безопасную среду. Меньше в связи с этим будем огрызаться. И даже мимика и жесты будут потом у нас мягче. И люди тоже будут по отношению к нам добрее, и мир вокруг станет реально безопаснее.
Кроме того, к положительному мы привыкаем, и оно перестает нас удивлять и восхищать. Ну сколько можно восторгаться красотой жены… Привыкаем. А к отрицательному – к гвоздю в сапоге – привыкнуть трудно. И опять же это все «в пользу» отрицательного. Оно лезет в глаза. Ох, сколько иррациональных тенденций надо в себе преодолеть!
И это еще не все. Говорилось о психологии превосходства. Как общее к частному все это относится и к психологии оценивания. Вопрос, как оценивают себя обычно по тому «параметру», по которому оценивают отрицательно другого? Из 300 опрошенных 93 % ответили: «Положительно». Часть респондентов ответили, что может быть такой вариант: ты плохой, но и я плохой. Мы оба плохие. Что ж, такой вариант возможен, но определяющим является первый.
Дать отрицательную оценку человеку – это возвыситься за счет его унижения.
Понятно, что этот мотив часто камуфлируется, маскируется в глазах самого субъекта и в глазах окружающих стремлением к объективности. Но тотчас же самоуважение уменьшается, как только это становится ясно.
Не упустим из виду: если вы студент и сказали другому студенту, что это, мол, чушь, то такая ситуация менее конфликтогенна, чем если вы, будучи студентом, сказали это же преподавателю. То есть если вы даете отрицательную оценку человеку, который выше по статусу или возрасту, то это воспринимается острее, чем в позиции «на равных». Следовательно, надо учитывать еще и взаимные пристройки друг к другу.
Если самовозвышение за счет унижения другого даже нами самими оценивается отрицательно, то другим людям это заметнее. Нас осудят. А мы все же хотели бы положительной оценки.
Еще одна тонкость. Оценивая кого-то отрицательно в присутствии третьих лиц, я себя идентифицирую с этими третьими лицами, а они идентифицируют себя со мной. Им я делаю комплимент, как и самому себе: мы выше того, кого оцениваем отрицательно. Я активен здесь, а они, третьи лица, пассивны, я объединяю себя с ними и противопоставляю уже «нас» ему. Это как бы выгодно. В их адрес это синтонный посыл, чем я их подкупаю, а они берут эту моральную взятку. Ситуация нечистоплотная.
Сказать «ты дурак» – труднее, чем сказать «он дурак». Второе поэтому встречается чаще, хотя это в принципе так же безнравственно. К слову, чаще это бывает за глаза, но и в ситуации лицом к лицу так легче получить свои психологические дивиденды превосходства.
Ну а еще почему? Почему нам милее в человеке отрицательное?
Тенденция оценивать человека отрицательно может восприниматься как смелость. Ведь, подчеркивая недостатки, вы натолкнетесь на его сопротивление. И не каждому под силу преодолеть такое сопротивление. А если другие солидарны с вами, но не осмеливаются говорить – то ваша смелость еще похвальнее. Ну а если в противовес даже похвалам других в адрес какого-либо человека вы решаетесь на отрицательную его оценку, то в наших глазах это граничит уже с героизмом. Я объективен. Другие – конформисты. Я не сливаюсь с массой. Я нонконформист. И это плюсуется к самовозвышению за счет унижения партнера. Самоуважение растет.
В опасных случаях, когда я отрицательно оцениваю стоящих у власти или хотя бы противоречу похвале в их адрес со стороны партнера, такой нонконформизм и в самом деле достоин уважения. Но когда вразрез с мнением других, но неопасно – это похоже на нравственное кокетство нонконформизмом: вот старшие, ветераны, любят Клавдию Шульженко, а я низвожу ее, расцениваю как малоинтересную певичку.
Мотивы отрицательного оценивания, конечно, присутствуют все вместе в разных пропорциях. Может быть, превалирует действительно стремление к объективности. И в этом случае, если партнер объективно плох и занимает чужое место, нанося этим обществу ущерб, его и надо оценить отрицательно. И пусть при этом другие мотивы (самовозвышение, например) все же реально видны – бог с ними, важнее все-таки первый мотив. Но лучше, если мы будем задаваться вопросом: «Мое отрицательное высказывание мотивируется попыткой самовозвыситься за счет унижения партнера или стремлением к объективности?» – и честно себе на этот вопрос отвечать.
Сказанное заставляет с осторожностью относиться к желанию дать отрицательную оценку. Всегда надо иметь в виду эти дополнительные моменты, искривляющие в отрицательном направлении наши впечатления.
Сама по себе эта ситуация приятна или неприятна? Мои опросы показывают, что большинство людей ее расценивают скорее как неприятную. Почему? А потому что в ситуации оценивания провоцируются отрицательные оценки.
В ситуации оценивания провоцируются отрицательные оценки.
В обычном общении отрицательные высказывания в какой-то мере сдерживаются стремлением к вежливости.
Боязнь ситуации оценивания определяется еще и обстоятельством, о котором мы уже говорили: плохое лезет в глаза, в то время как хорошее мы советуем в людях тщательно искать. По опыту я поэтому тревожно ожидаю: сейчас начнут искать не хорошее, а плохое (мне кажется, конечно, что «Во мне больше хорошего, а они будут искать плохое»).
Это на бессознательном уровне прогнозируется человеком, и он трепещет, старается избежать ситуации оценивания.
Известно, что начальство не любит тестироваться. Кто знает, какими будут оценки… Ну, если хорошего найдут больше и, например, все же изберут большинством голосов на какой-либо пост, то стоит потерпеть. А если изберут другого, а ты услышишь только отрицательное о себе?
Тревога на эту тему реальна. Неприятно переживать поражение и неприятно предвкушать возможное поражение.
От неприятной для партнера позиции оценивания или, скажем острее, позиции оценивателя надо отказаться. Если, конечно, нет необходимости, как, например, во время выборов, когда мы не можем реализовать свое право на агитацию против, не давая отрицательных оценок альтернативным кандидатам; но и здесь имеет смысл быть все же мягче.
Прежде всего, задать себе вопрос: идеален ли я? Ответ понятен – идеальных людей нет. Значит, я должен воспринимать отрицательные оценки как неизбежность. Смириться с их возможностью. Отрицательные оценки могут идти от людей, которые не близки вам по духу. Так что это хорошо: значит, вы человек со стержнем. А люди – они тоже имеют право на суждение. Значит, и на осуждение. И это тоже неизбежность. А раз неизбежность, то лучше постараться отнестись ко всему философски и вести себя спокойно.
Надо признать критику обоснованной в той части, в которой вы ее таковой считаете (найти и самому основания – вы же не идеальны!). И далее, если партнер не прав по существу дела, проводить мягкую конфронтацию, жесткую конфронтацию и управляемый конфликт по тем примерным алгоритмам, которые будут разобраны в дальнейшем.
«Полоса нейтральная»
Избегать отрицательных оценок – это проявление нейтральности, которая будет работать пусть на «холодный», но все же мир. Отметим, однако, что даже нейтралитет – задача тоже трудная и требует внимания, усилий и некоторого навыка. Мы часто задеваем человека, хотя и не ставим себе такой цели. Надо предотвратить и нечаянную нашу агрессию, проявляющуюся в отрицательной оценке. Легче следить за собой, когда наши бессознательные механизмы выдают наружу оценку личности человека в целом или пусть только его отдельной черты. Но сплошь и рядом мы затрагиваем его ценности. Чтобы этого не происходило, имеет смысл до каких бы то ни было высказываний при партнере насчет искусства, политических дел и тому подобного уяснить и даже изучить ценностные ориентации партнера, его вкусы, взгляды, религиозные и политические убеждения, предпочтения. Чтобы нечаянно не задеть реликвий или хотя бы малых, но все же значимых ценностей. И если это непринципиально, то не высказывать отрицательного мнения по этим поводам.
Изучать можно «методом наблюдения» за его высказываниями и полемикой с другими людьми. А можно и с помощью тактичных расспросов. При этом вопросы должны носить информационно-уточняющий характер, без намеков на возможные отрицательные оценки с нашей стороны. Если оценки чего-либо, исходящие от партнера, тоже отрицательные, то вы можете солидаризироваться с ним. То есть речь идет о том, чтобы все время до вступления в контакт и в процессе контактирования не забывать «ориентироваться по ситуации». Вот примеры спокойно-уточняющих фраз:
• А как быть с таким фактом?
• Учитываешь ли ты следующие моменты?
• Я слышал мнение, которое противоречит вашему. (Изложить.) Что возразите в ответ?
• Если мы пойдем от обратного, то как ты это прокомментируешь?
Ну а что делать, если все же выявились серьезные расхождения во взглядах? Что же, во имя мира в миру вообще не высказываться? Да нет же, тогда и жить становится скучновато, и достоинство наше страдает, и мы теряем возможность влиять в разумных пределах на других людей… Нет, мы не столь беспринципны. Если взгляды партнера не антигуманны (если антигуманны – конфронтация и управляемый конфликт, о которых, повторим, разговор впереди), то без отрицательных оценок, направленных на них, мы вполне можем высказать свою точку зрения. Но!
Перед этим надо показать человеку, что мы понимаем обоснованность и его суждений. Привести те основания, которые мы увидели. Предположить, что есть и другие основания, которых мы еще просто не видим, – если они нам будут разъяснены, мы, может быть, примем их.
Когда такие разъяснения вам даны, но они вас не убедили, вы можете сказать, что все же пока больше склонны остаться при своем мнении. Но «я могу оказаться не прав», и «мы можем продолжить обсуждение (не спор!)». Например. Мне не нравится рок-музыка, а нравится классика. А партнеру – наоборот. Я говорю ему, что многим, конечно, рок нравится, исполнителям рок-музыки не откажешь в темпераменте – впрочем, я, наверное, ретроград: мне больше нравится Бетховен. Но надо еще вслушаться – может быть, понравится и рок.
В таком варианте я проявляю свою личность, не отрицая другую. Обе точки зрения имеют право на существование. Я не категоричен. Не безапелляционен. Я уважаю ценности партнера, несмотря на несовпадения их с моими ценностями. Я тоже могу ошибаться. И тогда не перекрывается путь к диалогу.
Впрочем, и для такого мягкого противопоставления всегда ли есть основания? Может быть, и этого не надо? Может быть, его все равно не переделаешь… А стоит ли переделывать? Будем осторожны. Почему мы так решительны в попытке воздействовать? Мы любим Бетховена, но, может быть, нам недоступен Шёнберг… Так стоит ли противопоставлять (и возвышаться) свой вкус вкусу человека, предпочитающего Пугачеву?
Постараемся быть максимально терпимыми к партнеру. Пусть и здесь поработает психотехника безопасности.
Демонстрируя деликатное отношение к ценностям партнера, мы не только удаляем конфликтогены, но и проявляем синтонность. И он почти наверняка отметит это. Противопоставлять же при необходимости имеет смысл не свой взгляд, а некую конструктивную позицию. Давайте, мол, вслушаемся, подумаем вместе.
Нейтральным поведением в плане оценок мы можем считать и совместную отрицательную оценку. У нас обоих отвратительный почерк. Мы оба не подумали о последствиях. В «Маленьком принце» вспомнили фольклорное «это по-нашему, по-дурацкому». Ну что ж, если не для употребления, то запомнить обсуждаемые положения эта фраза поможет. Совместность отрицательной оценки многое смягчает. Но учтем, что все-таки только смягчает. Партнеру уже не так обидно. Но все же может быть неприятно.
Отметим специально и такой достаточно тонкий «сюжет»: опасно давать совместную отрицательную оценку и в том случае, если партнер считает себя выше в той области, где «находится» оцениваемое качество. Положим, медсестра говорит врачу: «Мы оба плохо разбираемся в медицине».
И такая тонкость: человек ждет положительной оценки, а мы проявляем нейтральность. Пустячок, а неприятно. И снова все отправляется в копилку напряженности. Может быть, и не стоит идти на принцип и противопоставлять, пусть и мягко, свою точку зрения? Если, опять же, точка зрения партнера делу не вредит.
Лишний раз показать, что у вас иная точка зрения, – это лишний раз царапнуть самолюбие партнера.
Помоги, но тактично!
Мы уже говорили, что если человек занимает место, но не занимается делом или, имея те или иные недостатки, вредит людям другим способом, то надо его оценивать отрицательно и ему противодействовать. Но как быть, если недостаток человека вредит ему самому, а мы хотим ему помочь, причем никак нельзя этого сделать, пока он не осознает этот недостаток?
Ранее упоминалось, что проявлением нейтральности является объединение недостатков у себя и «у него». Но это может быть и приемом помощи. Пример из жизни вузовских преподавателей. Один доцент-психолог постоянно произносил слово «катарсис» с ударением на втором слоге, как, впрочем, это делают почти все психологи. (Этот аристотелевский термин, означающий очищение души средствами искусства, в психологии означает очищение души психоаналитическими средствами.) Это было чревато тем, что буквоеды-студенты, невротически компенсирующиеся уличением преподавателей в грамматических и прочих ошибках, могли его «уесть», так как в словарях ударение ставят на первый слог.[5] (Как произносил Аристотель, вряд ли можно сейчас установить.) Его другу, доценту-искусствоведу, надо было предотвратить такую возможность. Когда в очередной раз психолог произнес это слово с ударением на втором слоге, искусствовед сказал:
– Ты знаешь, я тоже все время говорил «катáрсис», но где-то краем уха слышал, что надо «кáтарсис». Может, взглянем? – Взял словарь с полки, и – ба – действительно: кáтарсис.
Ну а вот если сестра ваша одевается, как вам кажется, безвкусно – как быть? Да, ко всему надо подходить творчески, не только в эстетике, но и в этике. Что-нибудь придумаем. Ну, типа… Взять самой «Бурда», спросить, пойдет ли это вам, вызвать младшую (а может, и старшую) на разговор о том, что кому идет, высказаться в том смысле, что ей идет, на ваш взгляд; включить в «худсовет» подругу: «Кать, а ты как думаешь? Вот этот комплект…» Смотришь, сестра и сама подумает и переориентируется на более подходящие фасоны.
При оказании помощи надо обращаться к компетентным источникам, себя позиционируя как не вполне компетентный источник.
Положительные оценки
Ранее уже провозглашался тезис «Ищи в людях хорошее!». Как и то, что недостатки – продолжение достоинств, достоинства – продолжение недостатков. Так что если говорить о пресловутой бочке меда с ложкой дегтя, то не бывает ведь бочки без ложки. И за дегтем неплохо бы не забывать и о меде…
Но разберемся теперь подробнее во всем этом с акцентом на поиске хорошего в человеке. Ведь если мы хотим «теплого» мира, целесообразно обращать свое внимание и внимание окружающих на положительное в партнере. Говорить об этом ему и окружающим. Если что-то в нем достойно восхищения – восхищаться… Люди хотят положительных оценок и искреннего признания их заслуг. Они хотят заслуженной положительной оценки. Восхищение должно быть искренним, непринужденным, естественным, аутентичным, «непроизвольным», как бы «невозможно удержаться от восхищения». Но не надо натужно «восхищаться», если вас это не радует, хотя люди склонны иногда принять даже и неискренние положительные оценки (впрочем, психозащитно расценивая их как искренние). Но лесть большей частью видна и раздражает.
Не следует также отмечать достоинства партнера непосредственно перед тем, как обратиться к нему за помощью. Это «шито-крыто» белыми нитками, лучше просто обратиться. Лесть – это ведь манипуляция. И манипулятивную ее природу человек не всегда осознает, но подсознательно чувствует. В то же время, если мы постоянно искренне отмечаем перед партнером и окружающими его плюсы, он будет готов помочь нам в нужную минуту и вообще иметь с нами деловые и дружеские отношения.
Нужно постоянно делать обоснованные комплименты, использовать для этого любой удобный случай. Искать поводы. С другой стороны, надо искать и сами положительные черты в человеке. Подмечая и запоминая. Расспрашивая окружающих с акцентом на поиске положительного в нем. Уясняя и выясняя их в общении и совместных делах. Подчеркнем:
Необходимо целенаправленно искать положительное в партнере.
Проводя такой поиск, надо, наоборот, повысить в себе пороги восприятия отрицательного в человеке. У нас часто наготове формула: «Вы хороший человек, но…» Лучше бы держать в психике в зоне ближайшей актуализации формулу: «Вы хороший человек, и…» Не следует бояться переборщить в этой установке, ведь биосистемы все равно настороже, так пусть больше прорастает человек в носороге, а не носорог в человеке.
Человек в ситуации поиска в нем хорошего чувствует себя комфортно в противовес ситуации оценивания вообще, когда он предполагает, как мы уяснили, что в нем сейчас будут искать плохое.
Темы положительных оценок – те же, которые мы обсуждали, говоря об отрицательных оценках: личность в целом, эстетические и этические черты, интеллект, эрудиция, умения, вкус, чувство юмора…
Особое значение имеет для человека признание его творчества. Поэтому искренне восхищаться его творчеством, интересоваться им, подробно о нем говорить, расспрашивать – все это эквиваленты положительной оценки.
Мы уже много говорили о цитировании. Здесь добавим. Сочувственное и со ссылкой на автора цитирование образцов его словесного творчества, научных положений, выдвигаемых им, отдельных умных и тем более остроумных высказываний часто важнее для человека, чем даже материальная забота о нем.
Положительные оценки могут вытекать сами по себе из изложения какого-либо факта. Кто-то кому-то помог. Не замалчивать это – уже позитив.
Окуджавское «Давайте говорить друг другу комплименты» может проявляться и в косвенных тонкостях. Вот лектор остановился, записал что-то со словами: «Когда аудитория пробуждает умными вопросами новые мысли, я записываю, чтобы не забыть».
Вот пример еще более тонкого выражения положительной оценки. Один научный сотрудник в ответ на похвалы друга в адрес своей книги сказал: «Ты ко мне хорошо относишься, поэтому хвалишь!» И получил в ответ: «Да нет, к тебе я отношусь не очень хорошо…» Как будто хамство. На самом деле – тонкий комплимент, говорящий о том, что друг действительно ценит книгу.
Осторожно – яма!
Итак, вроде бы ясно: хула – плохо, похвала – хорошо… Но есть сложность, которая при работе с группой выявляется на следующем примере.
Вот ситуация. Мать хвалит пятилетнего ребенка: «Умничка, Ванечка, вынес мусор», – приятно.
Другая ситуация. Мать хвалит такими же словами пятнадцатилетнего сына (усложним условие: при его девочке). В ответ многие в аудитории улыбаются.
Еще одна ситуация. Жена хвалит мужа такими же словами… В аудитории обычно раздается дружный смех.
Ребенок смотрит на мать снизу вверх. Похвала приятна. Муж считает, что отношения должны быть, выражаясь словами мудрого тонкого польского психолога Антона Кемпинского, горизонтальными (берем равноправие, не патриархат). Но действительно, довольно часто жена к мужу относится как к ребенку. А он в этой роли чувствует себя неуютно. Похвала сверху его уязвляет. Подросток борется за место среди взрослых, за равенство – значит и ему неприятно подчеркивание даже со стороны мамы, что он для нее еще ребенок.
Или вот сюжет. Молодая и талантливая учительница пришла в класс к маститому педагогу-новатору, и до того ей понравился урок, что она прямо при учениках выразила свое восхищение и тоже с использованием слова «умничка». Педагог был физик, а физики, как мы знаем, шутят, – он не растерялся:
– Спасибо, сударыня, я счастлив, профессор меня похвалили.
Положительная оценка здесь шла сверху вниз, в то время как объект-субъект этой оценки небезосновательно считал себя выше оценивающего. Получилось, что, перефразируя пословицу, цыпленок хвалит петуха.
И наконец, еще вариант. Студент преподавателю: «Ваша лекция имела успех». Похвала с позиции «на равных» по отношению к человеку, который адекватно пристраивается сверху. Увы, даже не нейтрально, конфликтогенно-ва-то-о…
Обвинения
В житейском обиходе, в отношениях на работе, в судопроизводстве фигурирует понятие «обвинение». Поэтому в рассуждениях по психотехнике общения обвинение тоже должно занять одно из центральных мест. Оно чем-то явно связано с отрицательной оценкой, но и таит в себе что-то еще. Что же?
Отрицательная оценка предполагает и возможную невиновность человека. И не влечет за собой прямо сейчас серьезные «оргвыводы». У него плохо со вкусом, но за это не увольняют и не сажают. А вот обвинение предполагает наказание, то есть более быстрый «оргвывод». Оно как бы санкционирует наказание. Конечно, само по себе обвинение включает и отрицательную оценку, но не исчерпывается ею. Оно потому обвинение, что к отмечаемой отрицательной черте добавляется собственно вина.
Основные темы обвинений – нарушения норм нравственности и закона. Более узкие, чем темы отрицательных оценок, – там может быть не одобрена и эрудиция, например.
Отрицательная оценка сама по себе конфликтогенна и чаще всего переходит в обвинение. Но что более конфликтогенно? Где более ярко выражена агрессивность человека: в отрицательных оценках или обвинениях? Вопрос риторический – обвиняя, мы жаждем наказания для партнера, «жаждем крови». Итак, обвинения более конфликтогенны, чем отрицательные оценки.
Обвиняя, мы жаждем наказания для партнера, «жаждем крови». Итак, обвинения более конфликтогенны, чем отрицательные оценки.
Особенно конфликтогенны ложные обвинения. Одним из частых вариантов ложных обвинений является обвинение в том, что вы отнимаете что-то, в то время как вы просто не даете чего-то. Например, премия: «Почему вы отняли у меня премию?» Дети могут обвинять родителей в том, что те не оказывают им помощи после совершеннолетия. Вы обязаны? Нет, только должны. А иногда даже и не должны.
Не надо, например, обвинять, если вас не хотят обслужить в нерабочее время. Врач обязан оказать неотложную помощь, даже если он не «при исполнении». Но нельзя обвинять его в том, что он не хочет лечить вас бесплатно от невроза, если вы не приписаны к его участку… Это уже дело доброй воли. Равно как нельзя обвинять в отсутствии доброй воли. Это конфликтогенно.
Обвинения в бытовой сфере могут быть и более тонкими, могут носить характер обиды: «Я не обвиняю, но обижаюсь».
Обвинение партнера в присутствии третьего может означать, что этот третий выгораживается, это синтонный посыл для него, но за счет обвиняемого.
Кто кого чаще обвиняет в глаза? Вышестоящий нижестоящего или нижестоящий вышестоящего? По данным наших опросов, первый вариант встречается чаще. Понятно, труднее защититься нижестоящему.
А в семьях? Говорят, что жена обвиняет мужа чаще. В доме она компетентнее. Он больше совершает оплошностей. Она знает, «где придраться». Кроме того, в молодом возрасте жена более защищена (смотри часть «Всласть ли власть?..»).
Результат обвинений
Как следствие обвинений – психологическая защита в нескольких вариантах.
• Отрицание вины в душе (только в душе).
• Отрицание вины вслух, на людях.
• Поиск третьего лица (или обстоятельства), на которое можно переложить вину.
• Ответное обвинение по той же позиции: «В этом не я виноват. В этом (или таком же) ты виноват».
• Ответное и более сильное обвинение по другой позиции: «Я пролил суп, а ты на рынке двадцать долларов потеряла».
В результате таких психозащитных психологических действий, будь они более активны или пассивны, расстраиваются отношения. В ответ на них агрессивные личностные психотипы дадут агрессивную реакцию, и будет конфликт. Дефензивные (защищающиеся) психотипы дадут дефензивную же реакцию, зажмутся, в результате чего сотрудничество станет хуже.
Зачем мы обвиняем?
Практически все, что мы говорили о причинах отрицательных оценок, можно повторить и здесь, с поправками на более выраженную агрессию.
На первый взгляд, мы хотим вывести на чистую воду виновника отрицательных событий. Вызвать у него чувство вины. Хотим, чтобы все услышали: он виноват, пусть люди его опасаются. Но это выдаваемый на поверхность мотив. Может быть, он и в самом деле есть. Но есть и другой, часто более важный мотив, который камуфлируется первым: «Я бы так не сделал, потому что я умнее, нравственнее, ответственнее и вообще лучше…» Значит, опять главное – это самоутвердиться за счет другого.
Но гуманны ли мы будем в своих глазах и глазах других людей? Кстати, когда я в лекционных аудиториях спрашиваю, на кого больше нападают с обвинениями – на зубастых или на козлов отпущения, – все говорят, что на козлов отпущения. В нас сидит экстрапунитивный чертик. Запомним термин: «экстрапунитивный» – с направленностью обвинения вовне… Вот мы сами споткнулись о камень, а вспоминаем черта… Это экстрапунитивный чертик срабатывает.
Итак, «я бы так не поступил, я бы не сплоховал… Я совершеннее, лучше…» Вот оно, поверхностно психозащитное…
А если человек, которого мы обвиняем, реально выше, интереснее… Тогда ситуация похожа на ту, когда моська лает на слона… или на благородного ньюфаундленда. Он идет спокойно, а она, невротичка, лает. Шла бы с ним рядом – и ей часть его славы досталась бы. Но она хочет его запугать. Невротизм. Запомним, что это от бессилия.
Опять-таки скажем себе: если человек дает нам серьезный конфликтогенный посыл, то мы имеем основание в качестве ответной реакции применить и обвинение – мол, он нарушает законы, этику… Но если ущерб невелик и он не хотел, а все получилось нечаянно, если действительно обстоятельства были превыше, вынудили и он не так уж виноват, то не стоит обвинять. Разберемся хорошенько в себе и в своих мотивах. Зададим себе вопрос: чего я больше хочу добиться своим обвинением – реального улучшения дел в обществе или самовозвышения за счет унижения партнера?
И если первое превалирует, ну что ж, тогда – с Богом, пусть обвинение сделает свое праведное дело. А если второе – может быть, лучше воздержаться.
Лучше нейтральность!
Обвинения нужны только в том случае, если без них человек не устраняет свои конфликтогены. Но это уже тема реагирования на них. А так целесообразно практиковать по крайней мере нейтральное коммуникативное поведение.
Проявлением нейтрального коммуникативного поведения, понятно, и было бы отсутствие обвинений. Надо только помнить, что экстрапунитивные тенденции могут прорваться невербально в мимике, в интонациях, в жестах. Важно оттормозить их. А еще лучше – иметь собственно гуманистический настрой, тогда и не будет лишних нежелательных элементов на невербальном уровне.
Отсутствие обвинений иногда все же предполагает скрытое обвинение. Ведь партнер часто чувствует свою вину. Поэтому нейтральное отношение, скорее всего, лучше выразить так, чтобы обесценить простительный проступок. Типа: ерунда, бывает… Не стоит беспокоиться…
Возможен еще один вариант нейтральности, наоборот, слегка утяжеляющий моральное положение партнера: «Мы оба виноваты». Объединение вины, конечно, не прямое обвинение. Партнеру не так обидно. Но все же, хотя и вместе со мной, ты виноват.
Следуя примеру Христа
Синтонным противовесом обвинению будет стремление оправдать партнера по общению в случае самообвинений или обвинений со стороны окружающих. Вы находите объяснения в обстоятельствах или в действиях других людей. Последнее целесообразно только в том случае, когда чья-то вина доказана и серьезна, иначе это будет неоправданным конфликтогенным посылом в его адрес.
Но наиболее эффектным и эффективным синтонным посылом является наше самообвинение. Причины любого события в нашей жизни – действия людей и/или обстоятельства. Очень часто, если вы взаимодействовали с человеком, можно найти долю, пусть небольшую, и своей вины. Опять-таки: «Кинь в меня камень, коль безгрешен».
Вот муж пролил суп. Конечно, он должен быть осторожнее. Но вы налили супа слишком много. Или: жена умывалась перед вашим совместным походом в кино и не завернула как следует кран. Приходите – в ванной лужа. Перед уходом надо было проверить краны. Но ведь вы уходили вместе с ней, и вам тоже не пришла в голову мысль об этом.
Итак, не затрагивая той части вины, которая все же лежит на партнере, говоря только о своей части вины, вы берете как бы всю вину на себя. Самообвинение! Оно может быть смягчено мягким юмором, направленным на себя же. Один участник клуба «Маленький принц» рассказал: «Когда мне наступают на ногу в автобусе, я теперь не говорю, как раньше: „Куда вы своими каблуками?“ А говорю так: „Я в давке подставил вам свою ногу, и вот вы стоите у меня на ноге. Но это немножко больно…“ И что же? Не было ни разу, чтобы кто-нибудь придавил еще больнее или сказал бы: „Ну вот и нечего расставлять свои ноги!“ Наоборот, всегда была обескураженная улыбка и „Нет, что вы, это я такая неуклюжая“. Извинения. И даже дальнейший разговор в приятных тонах». Рассказ подтверждает общие положения, которые стоило бы учесть. В то время как – вспомним – обвинения приводят к ответным обвинениям.
Самообвинение порождает самообвинение.
Часто возражают, что в ответ на самообвинение последует усиление обвинений: «Да, ты виноват!» Но парадокс достаточно легко объясняется. Если вы берете всю вину на себя, освободив человека от тягостного чувства реальной вины, то поступаете благородно. Захочет ли партнер в своих глазах, в ваших глазах и в глазах окружающих выглядеть менее благородно? Для большинства людей это вещь невозможная. И он тоже берет вину на себя. Ваше синтонное поведение работает все на ту же психотехнику безопасности. Здесь как в шахматах. Вы хотите своему другу дать фору, но это значит, что он заведомо признает себя менее совершенным. Он не позволит вам дать ему фору.
Для того чтобы самообвинение не принималось за самоуничижение, мы должны зарядиться мыслью, что обучены, сильны и что это сдержанность и доброта сильного человека. Если же партнер продолжит вести себя конфликтно, то никогда не поздно вступить с ним в мягкую или жесткую конфронтацию и управляемый конфликт. Так сказать, «Мы мирные люди, но наш бронепоезд стоит на запасном пути». Запаситесь терпением и проведите в аналогичных ситуациях 10–15 раз прием самообвинения – и только потом оказывайте сопротивление. Впрочем, мы специально преувеличили. На самом деле этого не потребуется. Ваше терпение сработает на второй-третий раз положительно. Если рассуждать локально, то и в каждом отдельном случае мы добьемся нужных результатов. Но можно рассуждать и глобально. Ведь все видят вашу доброжелательность, справедливость. Это воздействует на окружение в целом. Добрый пример тоже заразителен. Мотив «я не менее благороден» очень хорошо работает в подавляющем большинстве случаев.
Самообвинение и в самом деле благородно. Когда человек чувствует себя виновным, то испытывает напряжение, а мы снимаем с него это неприятное переживание и берем на себя.
В жизни человечества страдание за и для других людей, взятие на себя их грехов и вины имеют столь большое значение, что в христианской мифологии это занимает центральное место: Иисус Христос страдал за людей, взяв на себя их грехи. И, как по-детски, но парадоксально точно сказала пятнадцатилетняя участница клуба «Маленький принц», за это ему ставят памятники по всему миру. Пусть в какой-то мере, хотя бы на уровне общения, если вина человека невелика и непреднамеренна, мы последуем тому примеру, который показал нам Иисус.
Так или иначе – принять на себя вину партнера, оправдать его действия обстоятельствами, справедливо признать вину другого человека, а не партнера – означает стремление активно снять вину с партнера.
Виноваты – извиняйтесь!
Попытка обелить себя, если ты в действительности виновен, конфликтогенна. «Плебеям свойственно страстное самооправдание», – говорил Ницше.
Нейтральным поведением здесь является признание своей вины. Об этом писал Дейл Карнеги. Виноват – сдавайся. Надо в соответствующих приемлемых для своего достоинства словах принести извинения и заверить партнера в возмещении материальных, временны́х и моральных издержек (и возместить их!). Обычно срабатывает механизм психологической защиты: человек считает, что, принося извинения, он унижает себя, – и пытается обвинить в ответ справедливо обвиняющего партнера по той же или по другой позиции.
Это поверхностная психозащита. Если вина очевидна для вас, то она тем более очевидна для других. Наоборот, чистосердечное раскаяние с заверением в действенных извинениях расположит к вам людей, ведь оплошать может каждый, а извиниться нечванливо – нужна интеллигентность. Действенность извинений с активным возмещением ущерба тоже сработает в вашу пользу. Самообвинение в том случае, если вы реально виноваты, не будет синтоном, это будет проявлением справедливости, нейтральности. Тем не менее в силу того, что обычно люди ведут себя несправедливо-агрессивно, признание своей вины воспринимается как синтон, аналогично тому, что простое соблюдение этикета – женщина уронила, мужчина поднял – тоже расценивается как синтонное действие, в то время как и оно лишь нейтральное.
Здесь уместно вспомнить высказывание Оскара Уайльда: «Когда со мной сразу соглашаются, я чувствую, что не прав».
Смеяться, право, не грешно?
Смеяться, право, не грешно над тем, что кажется смешно. И мы смеемся. Положительные эмоции, обусловленные смехом, действуют на психику оздоравливающе. Заразительный смех – физкультура. Веселое общение сближает людей. В одном советском посольстве иностранцам крутили «Пес Барбос и необычный кросс», после чего с ними легче было договориться.
Справедливости ради скажем, что в общем и целом в каждом человеке можно найти смешные черты. И в себе есть над чем посмеяться. Но часто ли мы смеемся над собой? Да нет. Как-то все больше друг над другом или над отсутствующими.
Вот какой-нибудь остряк, скорее всего самоучка, потешается над недотепой… Плоские его шутки. Но мы смеемся и в ответ на плоские, не задумываясь ни на секунду, каково недотепе. А что нам-то, это не над нами, а нам «все же радость задарма», как сказал поэт Евтушенко устами Стеньки Разина. А если самому пришла в голову острота, то тут уж тем более надо сразу высказываться, нельзя не остановить это прекрасное мгновение. И не подозреваем мы, что это моральная смерть наша, что это Мефистофель над нами дьявольски подшутил, потому что большего огорчения человеку, чем осмеяние, ничто доставить не может.
Мы задавали в разных аудиториях довольно каверзный вопрос. Каверзный, поскольку никто не признается в отсутствии чувства юмора. Положа руку на сердце, ответьте: когда над вами смеются и шутка даже явно дружеская, доброжелательная, вам скорее приятно или скорее неприятно? Мало кто слукавил и сказал, что скорее приятно. Да, скорее неприятно.
Итак, даже на этот каверзный вопрос люди, если их призвать к искренности и дать для смягчения эту психозащитную соломку в виде слова «скорее», отвечают правдиво. Да, «скорее неприятно» или просто «неприятно». И человек переживает, старается растворить осадок. Даже когда юмор явно незлобивый, то все равно – «пустячок, а неприятно». А когда человек боится, что подумают: мол, он без чувства юмора, – и делает вид, что ему хорошо, когда над ним смеются… ведь всем видно, что это только вид. Вспомним, как в фильме «Чучело» героиня впервые появилась в классе. Она выстояла под градом насмешек, но чего ей это стоило!
Итак, неприятно. Но почему?
Зигмунд Фрейд, глубоко покопавшийся в человеческих бессознательных мотивациях, расценивал юмор как символическое уничтожение врага. Уничтожение – цель неприкрытой и яростной агрессии. А тут символическое, прикрытое, замаскированное. Но – уничтожение. Возьмем другие агрессивные проявления: безапелляционность, обвинения, авторитарность… Отрицательную оценку человека в целом или отдельных его качеств (интеллекта, эрудиции, вкуса, реликвий). Все это малоприятные вещи, но это еще не уничтожение, а вот юмор – уничтожение, Фрейд абсолютно прав. Ведь лучше сквозь землю провалиться, чем подвергнуться осмеянию. Вспомним: чтобы спровоцировать дуэль, писали эпиграммы. Перед тем как начаться военным действиям, появляются карикатуры. А знаменитое письмо запорожцев султану? «Що ты за лыцарь, якщо не вмиешь голою… йижа вбыты?» Попробуй тут после этого не выставь против этой ватаги на смерть лучшие свои войска. Ведь речь идет о твоей султаньей чести! А когда высмеивают, в голове мутится. Кровь к ней приливает, а потом, как видим, и чья-то кровь проливается.
Ну, то запорожцы, гусары, рыцари. А как в нашем простом и неромантическом быту, в семье, среди друзей? В. А. Сухомлинский в книге «Мудрая власть коллектива» описывает такой случай. Малыш-первоклассник рассыпал пирожки. Над ним все посмеялись. А он упал в обморок.
Это серьезная дезинтеграция сознания. Мы в обморок не падаем, когда нас высмеивают, но сознание тоже дезинтегрируется, пусть и не в такой степени. Мысли путаются, идет судорожный поиск достойного ответа, а когда ответа нет, то ничего, кроме междометий, мы не произносим. И не только сознание расстраивается. В организме разыгрывается вегетативная буря: язык сухой, прилипает к нёбу, едва ворочается во рту. Человек краснеет или бледнеет, покрывается липким потом. Все это приводит к снижению самооценки: он может меня высмеять, а я его – нет. Тягучая обида, ненависть, жажда мести.
Неуютно человеку, над которым смеются. Так и хочется вместо «шутка» сказать «жутка». Но можно сделать, чтобы ему было еще хуже. Потребовать: пусть он смеется вместе с вами над собой. А если не засмеется – сказать, что у него нет чувства юмора. А если не засмеется и после этого, да еще, не дай бог, будет обижаться, а то и огрызаться, то можно сказать, что, мол, если чувства юмора нет, то это надолго или даже навсегда. Вот так. Садисту ведь мало всадить нож, надо его еще и повернуть в ране, чтобы было побольнее, а то еще и посмотреть жертве в глаза, чтобы насладиться ее муками.
Некоторые люди, являющиеся мишенью для насмешек, становятся подавленными, не могут нормально работать, чувствуют себя неполноценными. Из-за постоянного страха быть осмеянным такой человек старается меньше появляться на людях…
Но юмор – не только символическое уничтожение врага. Это и возвышение себя. Ведь это он смешной, а я не смешной; я остроумный. Уточним, однако: юмор – это самовозвышение за счет унижения другого.
Юмор – это самовозвышение за счет унижения другого.
Парадокс, о котором мы уже говорили. Человек хочет возвыситься, снискать уважение и переполниться самоуважением. И может быть, в плане юморотворчества это состоялось. Однако поскольку он самоутверждается за счет другого, то должен понимать, что в нравственном плане он стоит низко. В результате таких простых рассуждений исчезает основание для самоуважения личности в целом.
Но, скажут мне, вы путаете юмор и сатиру. Это сатира – разрушительное осмеяние с позиций превосходства. А юмор – это смех над человеком с долей сопереживания и сочувствия. Так, по крайней мере, написано в Энциклопедическом словаре. Это верно. Написано. Но тот, кто смеется над человеком сатирически, а не юмористически, сам все равно называет это юмором. А тот, на кого направлен даже самый мягкий юмор, как уже отметили, испытывает дискомфорт. Так что в житейских ситуациях академическое деление на юмор и сатиру не принимают сами люди.
Скажем так: сатира – это жестокий юмор, а юмор – смягченная сатира. А может быть и так: сатира – это юмор, направленный на человека, а юмор, не направленный ни на кого, – это не сатира. Из словоупотребления следует как раз такое двоякое толкование. Для нас важна не логическая чистота определений, а психологическая суть.
Сатира предполагает обвинения. Высмеивая кого-то сатирически, мы считаем, что он именно виноват в чем-то. «Юмор на партнера» предполагает только отрицательную оценку, но не обвинения. Отметим в то же время, что он труднее для партнера, чем просто отрицательные оценки. Ведь от них относительно легко защититься, как мы говорили, отрицанием вашего отрицания. Юмор, направленный на партнера, тяжелее для него, чем даже обвинение, потому что от того относительно легко защититься ответным обвинением, в крайнем случае благодаря перескакиванию в другую плоскость («Я наследил, а ты каждый раз опаздываешь»). От насмешки защититься трудно. Тем более трудно защититься от сатирической насмешки. Почему?
Тут свои тонкие психологические нюансы. Даже если я не менее талантлив, все-таки партнер первый высмеял, а мне может не подвернуться сию секунду удачной мишени в партнере (все же юмористические находки в значительной мере зависят от «благоприятного» стечения обстоятельств, наталкивающих на остроту). С другой стороны, я в худшем положении, так как высмеян первым и уже несколько выбит из комфортного психологического состояния, располагающего к творчеству, в том числе юмористическому. И наконец, я могу быть менее талантлив в юморотворчестве, чем партнер, и проиграть ему именно поэтому.
Именно это делает «юмор на партнера» и сатиру более сильным оружием в борьбе за справедливость, но и более опасным для нашей нравственности источником напряженности, с помощью которого можно возвыситься в собственных глазах за счет унижения партнера и проиграть в глазах окружающих…
Утверждая, что «юмор на партнера» более неприятен, чем обвинения, мы имеем в виду, что обвинение и юмор направлены по одной позиции, то есть я обвиняю и высмеиваю тебя за то, что ты разбил чашку. А если я обвиняю в убийстве, а высмеиваю всего-навсего за картавость, то обвинения, конечно, более значимы.
Как реагируют люди на юмор?
На юмор люди реагируют юмором же, то есть скрытой агрессией, высмеивая в ответ. Ну а если ты неталантлив в области юмора и не владеешь внушительными неюмористическими «аргументами» (дать «в морду», не дать заработать), то обида и открытая агрессия обнаруживают твою слабость. Можно расплакаться и вызвать унизительную жалость к себе, можно оскорбить и вызвать на себя дополнительный щедрый каскад юмористических оплеух. «Нет уж…» И как только вы сказали себе это, услужливое бессознательное предлагает вам взять на себя роль шута, чтобы хоть чуть-чуть ослабить липкое чувство беззащитности. Это срабатывает поверхностная психологическая защита. Вот я смеюсь вместе с вами над собой, у меня есть чувство юмора. И человек начинает ерничать. А иначе придется и вовсе признать, что если ты смеешься надо мной, а я над собой не смеюсь, то нет у меня чувства юмора. Чувство юмора-то у этого человека есть, но и чувство раздавленности – тоже. Словом, «Мне грустно потому, что весело тебе».
А действительно ли человек, который не смеется над собой, когда над ним смеются другие, лишен чувства юмора? Или, скорее, он именно слишком чувствителен к юмору? Значит, не в чувстве юмора здесь дело, а в защищенности или беззащитности.
Ведь этот беззащитный человек радуется остротам, направленным не на него, его веселят анекдоты, он ходит на кинокомедии. Значит, юмор он чувствует. Другой вопрос, что он сам не силен, может быть, в юморотворчестве.
Впрочем, мы взяли частный, хотя и более частый вариант. Когда один острит над другим, а этот другой в юморотворчестве не мастер, остальные «подсмеиваются», усугубляя ситуацию. Они не загадывают наперед, не предполагают, что в другой раз и они сами могут попасться на зуб волку-юмористу.
Но случается и другая ситуация. Ведь можно наткнуться вовсе и не на жертву. Насмешка может вернуться бумерангом. Тогда это юмористы – скорпионы в банке. Кто кого ужалит побольнее. Такой юмористическо-сатирический бой, такое соревнование «профессионалов», может быть, кому-то со стороны и доставит удовольствие. Но сами эти люди вряд ли будут думать о творчестве за пределами их юмористической схватки или о благодеяниях по отношению к другим. Скорее, они будут начеку, станут ждать очередного укуса и думать о том, как бы увернуться, а противника стегануть побольнее.
Ну а если человек агрессивный, но не силен в юморотворчестве, то это потенциальный враг. Он проглотит пилюлю. Сделает вид, что не обиделся, но ножку потом подставит. Если и не перейдет к рукоприкладству, то уж руку помощи точно не протянет, не ждите. И, между прочим, понять его можно. Так что представьте, какой психологический климат будет в такой микрогруппе.
Как же быть с юмором?
Уговоримся, может быть, так. Если мы имеем дело с человеком, который занимает место и не занимается делом, или с человеком, который не наживает, а наживается, то, испробовав другие, более мягкие меры воздействия, можно и нужно использовать юмор и даже откровенную сатиру. А потом перейти к открытому, но управляемому конфликту. Например, однажды мы с друзьями в памятные застойные годы, взяв такси на достаточно большое расстояние, потребовали сдачу.
– Что-то не понимаю юмора, – сказал таксист, намекая, что если уж едете в такси, да еще на большое расстояние, то требовать сдачу – смешно…
Нашим ответом было:
– Если чувства юмора нет, то это навсегда.
После этого он заявил, что у него нет мелочи, а мы объявили ему, что тогда ему придется расстаться с более крупными деньгами – с премиальными, так как о том, что у него нет положенных двух рублей мелочью, мы поведаем в руководящие и контролирующие инстанции. Сдача у него нашлась. А один из нас сообщил ему:
– Понимаете, я на машину коплю, но не вам, а себе.
Итак, юмор и сатира нужны в ситуации социальной несправедливости. Понятно, что смеховая культура важна и в деле перестройки нашего мышления. Поэтому нам не обойтись без платоновского «Чевенгура» и искандеровского «Сандро из Чегема». Сатирическое самовосприятие народа – необходимая часть его духовной культуры.
Ну а если говорить просто об общении близких людей? Здесь целесообразен юмор безотносительный, не направленный ни на кого из присутствующих, шутка, как бы подброшенная вверх. Тогда будет весело всем, а грустно – никому.
«Смеяться нужно вместе с человеком, а не над человеком»
– так сформулировали свой гуманный призыв чешские психологи Р. Конечный и М. Боухал.
Это может быть и веселый анекдот как продукт народного смехового творчества. Или смешной случай, произошедший с кем-либо не из «нас». Не затронет никого, но повеселит и смешная история, произошедшая недавно с вами. Такой активный самоюмор, юмор-самокритика – не что иное, как взятие на себя роли всегдашнего шута, смирившегося с тем, что над ним постоянно насмехаются.
Можно практиковать и совместный адрес: «мы смешные» (то есть обязательно «и я», а не только ты).
Как справедливо высказался один профессиональный сатирик, если есть желание пошутить, но нет объекта – подойдите к зеркалу, и, если вы самокритичны, сразу появится повод для шутки. С другой стороны, юмор «на себя» – хорошее средство разрядить напряженную атмосферу.
«Но что же, – спросит придирчивый человек, – так-таки никогда в среде близких людей и нельзя направлять юмор на другого? Ну, так же скучно будет жить». Да, без юмора, направленного на партнера, действительно кому-то жизнь покажется неполной. Ну что ж, бывает ситуация, при которой можно направлять юмор на партнера по общению: если это малая неформальная группа. Если она закрытая, то есть в ней сейчас нет никого, кроме тех, кто входит в группу добровольно и с согласия всех членов группы. Если все члены группы приблизительно равны по возрасту, по росту, по статусу, по интеллекту, а главное – по способностям к юморотворчеству, и при этом каждый знает об этом равенстве. Тогда – пожалуйста. Это будет юмористическая игра наподобие шахматной, в которой, если кто-нибудь проиграл сейчас, выиграет в следующем туре. Я как бы отождествляю себя с каждым членом группы, и каждый из нее идентифицирует себя, в свою очередь, со мной. Он мое второе «я», alter ego.
Ситуация, аналогичная той, которую мы разбирали в главе об отрицательных оценках. Там отрицательная оценка со стороны друга принимается как помощь. Здесь шутка надо мной воспринимается как юмор, направленный на себя самого, только через своих близких. Так сказать, расширенное юмористическое самовосприятие. Такое может мыслиться, например, в ситуации, когда «физики шутят». Нильс Бор, Тамм, Ландау. Но если бы Ландау направил острие своего юмора ни с того ни с сего на своего аспиранта, он с наших позиций был бы не прав.
А как быть с юмором в семье?
Семья – это союз близких по крови и душе людей, живущих под одной крышей. Подходит ли она под определение той группы, где нужен и мил юмор, направленный друг на друга?
Прежде всего, жена и муж чаще равны по возрасту и, наверное, по интеллектуальному развитию. Но равны ли по статусу? Пусть муж уже преуспел на работе, стал специалистом и даже имеет в подчинении нескольких женщин. Зато дома… Она пластична, быстра, ловка, компетентна. Распоряжается всем и всеми. Выдает ему деньги, которые он ей отдает. Поручает ему работу. Спрашивает с него. Наказывает: вдруг вместо воркования – ворчание или, чего доброго, молчание. Жена в молодом возрасте в семье занимает ведущее положение. Она хозяйка. Ну а он дома – ведо́мый. Некомпетентен почти в любых домашних работах. И на кухне он неумейка: вечно что-нибудь заденет, разобьет, не так сделает. Это все поводы для насмешек. А с юморотворчеством? А тут так.
В целом по психотехнике общения мужчины отстают в развитии от женщин. Значительно слабее они разбираются в людях и отношениях. Если четырнадцатилетние девочки бойко щебечут, то их ровесник в разговоре употребляет больше междометия и слова-паразиты, причем если не хватает цензурных, то и нецензурные идут в ход, чтобы заполнить паузу, нужную на обдумывание подходящего слова.
Муж догоняет жену в развитии речи не сразу, и за это время у них устанавливается иерархия: он высмеиваемый – она высмеивает. Это теоретически понятное положение вещей подтверждается и при опросах.
Теперь о системе «родители – ребенок». Кто высмеивает, а кто высмеиваемый? Наши опросы показали, что чаще юмор направлен на ребенка со стороны родителей. И это понятно. Родители часто чем-то недовольны в его поведении, а лучший способ воздействия, с их точки зрения, – именно юмор. Это же не физическое наказание, против которого так восстает современная педагогика, а «мягкий способ влияния», доброжелательный, воспитывающий у ребенка «чувство юмора». И вот появляются патентованные остроты типа: «У тебя в ушах чернозем, можно сеять». Но и поле для «творчества» большое: «Тебе надо ехать в Нечерноземье – урожай повышать…» А то и вовсе не для воспитания, а для смягчения вроде бы переживания ребенка, один папа сказал сыну, у которого на лбу выступил подростковый прыщик: «Ну, теперь тебе можно спокойно в потемках ходить – во лбу звезда горит».
В фильме «Сережа» по Вере Пановой дядя угощает малыша пустым фантиком и смеется. Не обнаружив конфеты, Сережа искренне удивляется: «Дядя, ты дурак?» А то и не для воспитания даже, а так, светско-салонное или салонно-светское «творчество»… Мать – дочке: «Боже, как похудела, остались джинсы и кости…» И не подозревают родители, что юмор их черный. Уж лучше ребенок перенесет физическую боль, чем унижение. Он, конечно, менее поднаторел в юморотворчестве, все заимствованное: «не мерцай», «не мельтеши»… Но ведь не направишь это на родителей. Только попозже, в подростковом возрасте, в процессе борьбы за независимость подростки начинают позволять себе такое. Впрочем, иногда родители начинают получать то, что хотели, уже от крохи: «Папа, от мамы у меня голова уже не болит, она болит у меня от тебя».
И родители обижаются. А чего обижаться-то? Одна девочка, когда ей мама в сердцах сказала: «Ну на кого ты похожа!», ответила простосердечно: «На папу и маму». Что ж, соответствует действительности.
А как в системе «ребенок – ребенок»? Тут, понятно, старший на младшего катит юмористический баллон. И есть с кого брать пример. Родители-то тоже его, младшего по возрасту, высмеивают.
Если бабушки-дедушки в силе, то у них положение родителей. Но стоит им стать глубокими пенсионерами плюс склероз плюс немощность плюс старческое брюзжание – и вот они становятся объектом юмора со стороны подросших деток.
В биомире есть такой закон. Называется pecking order. Если дословно с английского на русский – порядок клевания. Например, в стае птиц устанавливается иерархия. Есть «Альфа» – это особь, которая может клевать всех. «Беты» клюют всех, кроме «Альф», «Гаммы» не могут клевать «Альф» и «Бет», но могут клевать «Дельт» – ну и так далее по алфавиту. «Омегу» клюют все и заклевывают насмерть.
Не правда ли, то, что мы обрисовали выше, похоже на этот жестокий закон? Слабейшего не только в юморотворчестве, но и в других социально-психологических смыслах заклевывают насмешками. Юмористический pecking order. Может быть, осудим его? В семье ведь нет полного равенства, какое может быть в ситуации «физики шутят». Скорее всего, воцарится этот звериный порядок, ненадежно прикрываемый квазидоброжелательностью юмора. Итак, в семье «юмор на партнера» может быть опасной для нравственного человека забавой, игрушками с бабушками. Уж лучше с юмором здесь быть аккуратнее. Как, впрочем, и в других микрогруппах. Если шутка, которая вертится на языке, может хоть чем-то задеть и она не крайнее средство справедливого возмездия, а так себе – шутка и все, то лучше пусть она будет утешением для собственного самолюбия «про себя». Но вот еще задача. Решить, заденет или нет, очень трудно. Не менее трудно решить, соблюдены ли все условия, обеспечивающие то, что это будет именно дружеская юмористическая игра, а не сатирический бой. Здесь требуются —
• большая душевная тонкость,
• знание психологии людей, принадлежащих к разным психотипам,
• умение их диагностировать, понимать состояние,
• умение быстро сгладить нежелательный эффект.
Если чувствуете в себе такие возможности – веселитесь вместе. Но проверьте не один раз, действительно ли так хорошо в вас развита эта, как выражаются психологи, социально-перцептивная чувствительность, то есть восприятие другого человека и правильная оценка его восприимчивости к вашей шутке, оценка того, приятна ли ему юмористическая игра вообще и в этот миг в частности. Поскольку определить все, о чем мы говорили сейчас, трудно, а понять направленность юмора – на человека, «вверх», на себя или на нас – несложно, то лучше отделить одно от другого и не играть с этим, как никогда не направлять на любого человека даже игрушечное ружье.
Но вот еще один важный вопрос. Юмористические элементы могут быть очень полезны в ситуации конфронтации с несправедливостью при отстаивании интересов семьи. А то что получается? С работниками нашего ненавязчивого сервиса и навязчивой торговли дорогостоящими товарами мы вынуждены сдерживаться, а дома проявляем свою агрессию в виде раздражительности, категоричности, отрицательных оценок, обвинений и юмора. Так ведь это же несправедливо.
Вот здесь-то после краткого мирного разговора пусть жена таксисту скажет что-нибудь едкое и пригрозит реальной апелляцией в его руководящие и контролирующие инстанции, в редакцию той газеты, «которую вы, уважаемый водитель, выписываете», а не бережет свой юмористический пыл для того, чтобы высмеять мужа. И пусть муж, когда на работе явный застой или постперестроечное экономическое хамство, применит свое остроумие по отношению к нахальному начальнику или подчиненному, а не старается «метко» высмеять ребенка за то, что у него уши «торчат в разные стороны».
Можно ли эффективно защищаться от насмешек?
Вопрос непраздный для многих людей. Можно. И нужно.
Но это непросто, и, если природные способности к самонаучению меньше, чем у других, имеет смысл специально заняться этим, прибегнув к помощи психологов. Способов такого обучения может быть разработано много. И мы в клубе общения «Маленький принц» в течение многих лет проводим такое обучение.
Проработав и приняв те нравственные позиции в отношении юмора, которые мы обсуждали, участники в составе уже сформированной как коллектив малой группы сначала выясняют, что в каждом из них есть такого, что могло бы подвергнуться осмеянию. Затем пробуем разобраться, стоит или не стоит устранять это в себе. В принципе, лучшая защита от насмешки – перестать быть смешным.
Лучшая защита от насмешки – перестать быть смешным.
Скажем, такая вещь, как очки, по мнению малокультурных людей, смешна, но не отказываться же из-за этого от очков. А вот мужчины, прикрывающие лысину отросшими у висков волосами, могут подвергнуться насмешкам, в то время как просто лысина мало у кого вызывает даже улыбку – дело привычное. Кое-кто после разговора отказывается от такого «естественного» парика. А другим, может быть, надо изменить интонации, замедлить темп речи – это тоже поддается тренировке. Или заменить что-то в одежде, подобрать более правильно косметику. А то, может статься, скорректировать что-то во взглядах на жизнь. И перестать раздражаться по каким-либо поводам. Короче, как уже сказано, не надо быть смешным.
Но вот мы поняли, что нет иного пути, кроме как обоснованно защититься от необоснованного юмора, который с большой вероятностью может быть обращен именно на этот неизбежный недостаток. Группа садится в круг, и планомерно каждый по кругу становится объектом юмора всей группы. Договариваемся не щадить никого. Но ведь все добровольно, и каждого поочередно высмеивают. И каждый имеет право нападать.
В игру включаются смелые. Но и им трудно. Прежде всего человек должен привыкнуть выстаивать под градом насмешек, не прятать глаз, вести себя достойно. Голос негромкий, ритм речи размеренный. И попытаться отбиться. Если не удается это сделать самому, то за тебя отбивается группа. Группа нападает, группа и отбивается. Юмор движется по часовой стрелке, каждый по нескольку раз оказывается под огнем. Такой своеобразный юмористический синхрофазотрон, где «частицы юмора разгоняются и начинают светиться». Сначала ответы неинтересны, но потом, когда появляется некое поле, становится все интереснее. Прежде всего, даже если человек не может придумать ничего для себя, то группа набирает для него отбивки на типичные для него нападки, и ему становится легче жить, так как у него теперь есть заготовки. Но любопытно, что при многократном прохождении юмористической стрелы через человека у него появляется вдохновение – и его экспромты становятся все более качественными.
Отбивки должны восстанавливать достоинство и быть соразмерными силе юмористической агрессии партнера. Допустим, можно сказать мягко и без попытки юморотворчества простое «Ну почему вы так со мной?». А можно, чтобы ответ был юмористическим. Причем для сохранения мира сперва с уходом от сражения:
• Я в дуэлях не участвую…
• Отлично, выстрел за мной, но, может быть, лучше вообще разоружиться…
Можно ответить на том же уровне юмористической агрессии. У нас была девушка с прелестным именем Клара (в переводе с латинского – «ясная, чистая, светлая»). Но «каждый дурак», который с ней знакомился, тут же спрашивал ее… О чем? Совершенно верно, о кораллах, о Карле, о кларнете… Кто как мог. Она себя уже и Ларой называла, и Клавой. Но нет, это та ситуация, когда надо помнить имя свое, не расставаться с ним и достойно ответить… ладно уж, будем так считать: на безобидную шутку безобидной шуткой.
Группа нашла ей отбивку. Когда теперь ей говорили о кораллах, она спрашивала: «Ну почему вы со мной так не по-колпаковски?» После такого ответа (фразой из другой скороговорки) практически всегда следовала улыбка, и не было никакой напряженности. А тот, кто неуклюже «острил» насчет кораллов, смекал, что и в следующий раз ответят, но вдруг похлеще, и уже не задирался.
А ведь иногда надо и похлеще… У девушки с более привычным именем Таня был молодой, талантливый и нахальный руководитель. Физик, только что окончивший Московский физико-технический институт. Физики же, как известно, шутят. Шутил и он. Постоянно. Люди опасались его шуток, а Таня – так до дрожи в руках. И вот, подавая однажды ему на подпись бумагу, она услышала: «Танечка, деточка, вы дрожите от страсти ко мне или от страха передо мной?» Шутка стала варьироваться по обстоятельствам, и Таня собиралась было уже менять работу. Пришла же в клуб, в сущности, для того, чтобы найти формы защиты. Группа нашла отбивку. И в следующий раз, когда он спросил, мол, от страха или от страсти, Таня ответила: «От омерзения».
Больше на эту тему он не заговаривал. Но в связи с тем, что девушка прошла и другие темы курса «Психотехника общения», она не испортила с ним отношения, а существенно улучшила, причем не только свои, но и других сотрудников.
А вот юноша с не слишком, скажем так, прижатыми к голове ушами. Он хотел уже делать операцию, так как насмешки его одолели. Члены группы оказались не менее безжалостными, чем доморощенные остряки, и дали такие посылы: «А уши у тебя оттопырены для того, чтобы летать? Да нет, скорее – чтобы хлопать ими», «А ты их долго отращивал?» Но вот жертва немного освоилась. Юноша нашелся сам: «Что бы я делал без них, ведь надо же улавливать ваш тонкий юмор…»
А можно обучить использовать юмор для утверждения своей активной жизненной позиции. В «Маленьком принце» вот что мы делаем в ролевом тренинге. Один играет за водителя такси, отказывающегося везти вас и ущемляющего ваши права. Вы сначала мягко, потом все более жестко проводите с ним разговор. На стадии жесткой конфронтации надо найти юмористически-сатирические ходы. Если это не получается сразу, то группа вам помогает. И вот: «Простите, пожалуйста, вы хотите, чтобы я вас довезла за свои деньги туда, куда вам надо, но в мои планы входит за свои деньги доехать туда, куда надо мне».
Запишем. Это можно использовать в аналогичных ситуациях. Так сказать, запатентуем. Но дальше – больше. Идут экспромты. Вы на собрании предлагаете выбрать молодых и достойных. Грубое и яростное сопротивление со стороны начальников старческого возраста. Ну что ж, за дело, сатира: «Друзья, что же получается, у нас не заводоуправление, а деддом», «Готовьте фрак Воланда, сударь, здесь собрался весь тот свет».
Что, зло? А как же? А не зло было для всего общества, когда главный лидер страны никак не мог выговорить слово «социалистический», а все-то у него получалось «сосиски», но продолжал-таки занимать место и не заниматься делом?.. Сейчас меняется многое. Но появляются новые, совсем иные «веселые» мерзости.
В школе юмора «Маленького принца» проводится тренинг и гуманного юморотворчества, не направленного на партнера. Тренинговая задача – юмор на себя. Но без ерничества. Или «на нас». Или повеселить безотносительной шуткой. Если это удачно, группа дает условный, но весомый приз. Ну а если вдруг на занятиях по гуманному юмору (а не по конфронтационному защитному) проскочила шутка в чей-то адрес или если ты засмеялся над неловкостью товарища, тебя сурово накажут.
Через некоторое время в процессе таких занятий человек овладевает юмористической стихией, в то время как прежде она владела человеком. Это знаменует собой иную, более высокую степень личностной свободы.
И снова о юморе в семье
Как сделать в ней общение веселым? Начнем с того, что в «серьезной» своей части атмосфера в семье должна быть теплой, справедливой и благородной. А юмор будет хорошим дополнением. Но о веселом общении надо специально думать. Смешное нести в дом как подарок. Где-то услышали действительно остроумный анекдот. Они же в одно ухо влетают, а отсмеялись – из другого вылетают. Ну так запомним все специально, запишем и принесем. То же с иными смешными вещами. Сами сострили… Тоже забывается. А один профессиональный сатирик даже во время концерта, если состоялся удачный экспромт, останавливается и сразу же записывает. Почему бы и нам так не делать? Я знаю одну семью, где все смешное – и анекдоты, и экспромты – записывается, а потом такой сборник дается гостям вместо аперитива. Вот вам и антиалкогольное значение хорошей юмористической атмосферы. К чему пить, если и так весело, только лучше, чище, приятнее…
Сборник «Подари шутку» мы ведем и в «Маленьком принце», он всегда очень радует людей. На вечерах, даже если человек сначала один, он берет этот сборник, вчитывается, начинает смеяться, и к нему тут же подходят: «Что там интересненького?» И вот он уже не один. Иногда в той же семье и в том же «Маленьком принце» устраивается чтение сборника. Но стоит ли забывать выдающихся юмористов и сатириков? Их произведения могут украсить и внутрисемейные посиделки, и званый вечер. Зощенко, Драгунский, Жванецкий, юмористические песни Высоцкого… Кладезь доброго, слегка скептического, но не злодейски-мефистофелевского юмора – романы и новеллы Анатоля Франса, незаслуженно незамечаемого артистами, – в нем юмористическое самовосприятие как бы всего человечества, юмор его философичен: искали рубашку счастливого человека, чтобы излечить ею захворавшего короля; наконец нашли единственного в королевстве счастливого человека, но у него не было рубашки.
И так от абзаца к абзацу. А тонкие, рассчитанные также на печальную улыбку анекдоты Уайльда (вы любите гулять один, как и я, мы так похожи, давайте гулять вместе…)! Все это наряду с классической музыкой обесценено и вытеснено псевдокультурой. А суперсовременная сатира Салтыкова-Щедрина… Все про нас, обсмеешься ведь. И Гоголь… Сталин только декларировал, что нам нужны Гоголи и Салтыковы-Щедрины… Нет, были не нужны. А сейчас нужны. Для здорового смеха в доме и для оздоровления всего нашего общества.
Если смеховая культура зарождается в семье, ее можно пестовать. Кто-то нашел смешное – своя ли острота, рассказанная ли кем-то, выдержка ли… Подхватите, процитируйте, перескажите еще кому-нибудь, вдохновляйте домашних на дальнейшее остроумие. И смех пусть будет естественным, искренним, веселым, заразительным, ненатянутым, ненатужным… Когда смешное будет жить в семье, то легче будут рождаться и экспромты… Кстати, тогда легче будет выстаивать вне семьи под огнем зловредного юмора.
Юмор – хорошее подспорье в деле внутрисемейного разоружения, если он направлен на себя. Вот вы опоздали на свидание с мужем из-за неисправности часов: «Ну не серчай, ты же знаешь, с часами у меня всегда сложные взаимоотношения – то я их подвожу, то они меня подводят…»
Такая смеховая культура в семье дает расцвести чувству юмора и у вашего ребенка. Но уж если вы захотите воспитывать у своего дитяти устойчивость к юмору, направленному на него, и будете его высмеивать, то стимулируйте и его к тому, чтобы он направлял юмор на вас. В духе тех занятий, которые мы проводим в «Маленьком принце». Чтоб по справедливости. А окрик «Как с матерью разговариваешь?!» в ответ на его юмористический укол придется заменить на горделивое «Вся в маму».
И чтобы юморотворчество в ребенке расцветало, каждую находку его (а дети талантливее взрослых в полете фантазии, они менее заштампованы) стоит одобрять улыбкой, смехом, цитированием. Когда моя дочка в пятилетнем возрасте сказала: «Ой, папа, послушай, как у меня в ухе звенит», я не стал ее разочаровывать объяснением, что этого я принципиально не могу услышать, что за чушь такая, а сыграл попытку послушать, ой да, что-то в самом деле звенит! Тогда она сама мне сказала, что пошутила. А потом, когда ей уже было девять: «Па, помоги, задачка нахальная попалась, не поддается решению». Я сказал: «Может быть, ты сама собьешь с нее спесь?» Так удалось мобилизовать в данном случае ее силы для решения задачки. Но главное, что у ребенка при таком подходе укрепляется уверенность в собственных юморотворческих силах, его творчество принимается, он продолжает творить.
Хорошо, когда в детях развивается смысловое, а не буффонадное юморотворчество. Но когда ваш малыш произносит первую смешную фразу, прежде чем радоваться ей и смеяться, оцените, не направлена ли она против гуманности, а то через двенадцать лет вы получите из этого чертенка этакого Мефистофеля, для которого высмеять весь мир будет сладостно. Но вы в этом мире будете ближе всех. Вот дитя рассмеялось, когда кто-то поскользнулся и упал. Действительно, неловкость кажется смешной. Но стоп…
Однажды, увидев, как семилетняя дочка рассмеялась над растянувшимся на льду двухлеткой, отец не стал наказывать ее и читать нотации, но сразу сместил акценты: «Забавный, милый малыш, как медвежонок! Ему, наверное, больно, хотя не заплакал, выдержал. Пойдем-ка поможем ему встать». Девочка, в которой эта фраза пробудила уже материнское, поняла свою оплошность. «Правда, папочка, – сказала она после того, как оказала меньшому первую помощь, – ведь он такой маленький, он имеет право быть неуклюжим, а вот я…» Отец отвлек ее, готовую расплакаться, на другие темы…
Критика
Критика в широком смысле – обсуждение плюсов и минусов, а в узком – не что иное, как сочетание отрицательных оценок, обвинений, «юмора-на-партнера» и сатиры. И все, что мы говорили по каждому из этих элементов в отдельности, относится к их совокупности.
Критика может быть оправданна и целесообразна в том случае, если человек, с вашей более или менее обоснованной точки зрения, преднамеренно вредит другим людям, обществу. Запишем еще раз, но теперь уже «отдельной строкой», что агрессия в линии «отрицательные оценки – обвинения – „юмор на партнера“ – сатира» нарастает.
Критика недопустима, если человек, объект-субъект критики, сам страдает от своих недостатков, а не другие. Тогда ему надо предлагать помощь, причем так тактично, чтобы он ее принял, не уронив достоинства.
Но даже если без критики не обойтись и мы хотим не просто дезорганизовать сопротивление партнера, а наладить дальнейшее сотрудничество с ним, обвинительное жало в критике должно быть сведено к минимуму. Акцент должен быть смещен с отрицания на конструктивные предложения.
Мы разовьем эти мысли более подробно, когда будем говорить о реагировании на конфликтогены. Сейчас отметим только, что при возникновении желания высказаться в критическом ключе проявим щепетильность, убедимся, что нами в стремлении покритиковать не движет фактическое стремление покрасоваться. Спросим себя, нельзя ли обойтись иными средствами (молчаливым, например, осуждением – и так, в сущности, все ясно…).
Но если я сообщаю другу о его недостатках, относясь к нему как к себе, то имеет смысл применить термин «эмпатическая критика» (помним: эмпатия – это вчувствование в психику другого, друга, с сопереживанием и сочувствием). Без эмпатической критики в жизни не обойтись, но она ограничивается все же отрицательной оценкой с глубоким сопереживанием и не включает обвинения и юмор-сатиру.
Может случиться, что критика потребуется в ответ на серьезные осознанные конфликтогены. Тогда, как сказал Гамлет, «За дело, яд». Но он сказал это, когда Лаэрт произнес слова: «Клинок отравлен».