Ника зажала второе ухо пальцем и прислонилась к витрине, пропуская маму с тремя галдящими детьми.
– У входа! Ты скоро?
– Еще десять минуточек… Стейси, Стейси, я здесь! В общем, жди, я скоро. – И в трубке послышались гудки.
В соседнем кафе Ника взяла кофе навынос и завернула в глухой переулок за магазином игрушек. Привалившись к стене, она прикурила сигарету и, затянувшись, безучастно проводила взглядом стайку девчонок, которые на ходу снимали видео, безостановочно хохотали и тщетно пытались сказать на камеру хоть что-то внятное.
Стена соседнего дома была из красного кирпича, и на волне мыслей о входе в потусторонний мир Ника вспомнила знаменитую историю и уже готова была постучать по кирпичам, чтобы открыть проход в волшебный переулок, как вдруг замерла, уперевшись взглядом в зоомагазин прямо напротив ее укрытия. Из двери вышел Маркел. Из-за капюшона лица его она не видела, но могла поклясться, что он нервничал. Спешно оглянувшись по сторонам, парень быстро зашагал вверх по улице. Любопытство охватило Нику. Она вмиг забыла о сигарете и бросилась через дорогу.
Вновь позвонила Мари, но Ника нетерпеливо нажала «Отбой». Маркел прибавил шаг и за несколько метров до перекрестка резко свернул в проулок. Движимая необъяснимым интересом, Ника осторожно заглянула за угол: узкая улочка между двух старых зданий вела к параллельной улице; в одном из них располагалась ветхая дверь с порожком под козырьком (видимо, черный ход). Судя по четким следам на снегу, оставленным ботинками Маркела, до него здесь вообще никто не ходил. Сам же он забежал на порог и остановился. Запустил руку в карман куртки, долго копошился и наконец выудил небольшой продолговатый предмет, похожий на складной нож. Маркел стоял спиной, и Ника не видела всего – только как он слегка наклонил голову вперед, сгорбился, а потом привалился плечом к стене и задрал правую руку так, словно поднес ее ко рту.
Какого хрена…
Раздался автомобильный гудок, от неожиданности Ника подпрыгнула и по инерции обернулась, и только потом поняла, какую ошибку совершила. Надо было спрятаться за углом, надо было собраться и убежать, и тогда бы все обошлось, но… Маркел вытаращился на нее дикими потемневшими глазами, щеки его покрылись сероватыми венами, рот приоткрылся, и, к своему ужасу, Ника разглядела смазанные красные пятна на губах. Левый рукав куртки был задран, и из раны на запястье сочилась кровь. В другой руке Маркел сжимал нож, и Ника медленно попятилась, не в силах оторвать взгляд.
Кто-то врезался в нее, наверное прохожий. Ника упала на одно колено, а когда резко вскочила, Маркел пронесся мимо, больно задев плечом.
Ника соврала, что ее укачивает, и в автобусе села на переднее сиденье, прижалась лбом к окну и включила музыку в плеере на всю громкость, лишь бы избежать вопросов Мари и заглушить гомон мыслей. И все равно сердце стучало о ребра так яростно… Она спиной чувствовала его присутствие – где-то там, на последних рядах. Перед глазами стоял дикий ошарашенный взгляд и кровь на губах… Как только автобус остановился перед воротами школы, Ника выбежала на улицу и бросилась в здание, не обращая внимания на оклики Мари.
Дерьмо, дерьмо, дерьмо! Что это за тварь? Убивает, насилует и кровь, что ли, пьет? Вампир? Но что же там в книгах… Дневной свет, чеснок, в зеркале не отражаются, спят в гробах… А у него аллергия на изюм, твою мать!
Расстегивая на ходу куртку, Ника пронеслась через холл и взбежала по лестнице. Она хотела найти место, где смогла бы спокойно все обдумать, не отвлекаясь на бесконечные вопросы Мари о ее состоянии.
Ника забежала в спортзал, закрылась в женской раздевалке, сбросила с себя верхнюю одежду и встала под душ. Ледяная вода быстро покрыла ее дрожащее тело и помогла вернуть рассудок. Ника опустилась на кафельный пол в углу кабинки и закурила, наплевав на правила пожарной безопасности. Она никогда не встречалась с подобными существами. Да, в книге Лидии были истории о кровопийцах, но на то они и сказки! Никто не предупреждал ее, что такое встречается и в жизни!
Капля воды попала на сигарету, и та потухла. Ника встрепенулась, чиркнула зажигалкой еще раз, но тщетно: табак промок.
Она вдруг вспомнила, как после смерти Дэвиса в первые дни Маркел ходил с перебинтованным запястьем. Что это за фетиш такой? Мозг подкидывал варианты – один безумнее другого, – и Ника настырно цеплялась за каждый, лишь бы не думать о главном: Маркел мог быть настоящим монстром, каким-нибудь магическим, неведомым ей существом. Не человеком.
Значит, его сила тогда, на крыше, и эти красные глаза, и серое лицо тоже были реальны… как часть превращения…
Ника засунула испорченную сигарету в пачку и прислонилась головой к стене, подставляя лицо холодной воде.
А что же Мари? Они ведь единоутробные. Но она не могла быть чудовищем. Уж слишком много времени они проводили вместе в последние дни – заметила бы хоть что-то. Единственное, что всегда поражало Нику в подруге, так это ее маниакальная страсть к брату и забота о нем. «Я сделала свой выбор и буду с ним до конца, что бы ни случилось» – что-то подобное сказала она тогда у костра. И Нике иногда казалось, что Маркелы вовсе и не родственники. Может, они придумали эту байку для забавы, а сами страстно любят друг друга и собираются пожениться? Может, они всего-навсего извращенцы, и все это – некая игра, понятная только им двоим?
Ника закрутила кран и провела ладонями по волосам. Вода стекала по лицу, одежда насквозь промокла, но ей было все равно. Ника закрыла глаза и в оцепенении просидела несколько минут. Ей было страшно. Чувство, которого она избегала многие годы и которое нещадно глушила таблетками вместе со всеми остальными. Несмотря на все, что ей удалось узнать за последние месяцы, в сегодняшнее открытие верилось с большим трудом.
Нет, Маркел не мог быть вампиром. Он явно что-то другое… что-то, о чем я не знаю, о чем не написано в бабушкиной книге.
В шее резко кольнуло, и это место защипало от воды. Ника притронулась к коже и, нащупав припухлость, тут же отдернула руку: кончики ее пальцев были в крови.
Она с шумом втянула воздух. Новая рана, новый шрам, все началось снова… Ника с ужасом наблюдала, как вода, капавшая с носа, смывает кровь и красная полоса тянется вниз по руке, теряя насыщенность.
Из глаз невольно брызнули слезы, и она заскулила, до боли прикусив губу и уткнувшись лбом в холодную стену душевой. Помнила, хоть и мечтала забыть, что сделала в тот раз. Эту сраную вилку, так удачно оказавшуюся под рукой. Удар, еще удар. Била и била. Но ей было недостаточно. Недостаточно просто наказать его… И сколько крови было. Яркой, багряной и такой пахучей, что разъедало ноздри. Но она даже нос рукой не зажала – только макнула пальцы в эту кровь, понюхала, не отрывая взгляд от месива на его шее, и размазала по своему лицу.
– Я тоже чудовище, – шептала Ника, ударяя кулаком по кафельному полу: кожа на костяшках содралась, раны защипало. – Я чудовище… чудовище…
Слезы градом катились из глаз, и боль в груди была настолько сильной, что ей хотелось кричать. Что-то металось внутри, что-то грозилось вырваться, защитить ее, уберечь рассудок от тех воспоминаний, снова унести в забытье, подальше от реальности.
То, что Ника всю жизнь считала сказкой, то, во что отказывалась верить, то, что и не думала впускать в свои скептические мысли, настигло ее в одночасье. В другом мире живут монстры, о которых не рассказывают детям в бабушкиных книжках. Маркел был таким монстром. И кажется, она тоже.
Следующая неделя превратилась в жуткий кошмар. Хоть рана на шее зажила быстрее, чем те, на спине, которые обрабатывала Мари, Ника больше не могла игнорировать происходящее. Вновь и вновь она возвращалась к тому, что увидела в переулке, и каждый раз фантазия дорисовывала то, что тогда было незримо: как он режет свою кожу, как прикладывается губами к ране…
Раньше, после видения в балетном классе, Маркел все время вился рядом, но теперь стал обходить ее стороной. Не сказать, что Ника расстроилась, но вот что странно: одна ее часть была до смерти напугана и сердце болезненно билось, стоило Алексу оказаться хотя бы в одном помещении с ней. А другая, куда более смелая, – та, которую Ника подавляла годами, – наоборот, словно искала контакта.
Кто он такой? И кто – я?
Ника поняла, что не справляется. Никогда раньше ей не нужно было обсуждать происходящее в жизни с другими, никогда она не искала понимания и сострадания. Потому что никогда раньше так не беспокоилась за свою жизнь. Нет, она не боялась умирать, но вдруг поняла, что боится умереть в неведении.
То, что она сотворила с Сэмом Бэрри, – это всего лишь оборона. Ника защищалась, не знала, как решить проблему по-другому. Но что, если это не так? Что, если то было лишь началом? И тогда где проходит граница ее жестокого безумия?
Нет, ты не такая, как он.
Как мантру, она сотни раз повторяла это себе, но все реже и реже могла игнорировать голос на задворках сознания. Тебе не жаль. Ты бы сделала это снова. Даже если их мотивы были разными, суть от этого не менялась. Оба – убийцы.
Неужели я действительно понимаю его? Неужели я боюсь не того, насколько он жесток, а того, насколько жестока я…
– А ты не знаешь, кто это?
Мари сидела на кровати и рылась в папке с какими-то листами. Один из них она протянула Нике.
– Лицо такое знакомое, но я не соображу… Учились вместе, что ли… – задумчиво добавила она.
Это оказался карандашный портрет девушки. Искусно прорисованное лицо – скулы, едва заметные морщинки на лбу, светлые карие глаза с точкой над правой радужкой, густые волосы, собранные в конский хвост, и глуповатая улыбка. Работа высочайшего мастерства. Ника настолько поразилась точности исполнения, что даже не сразу поняла, кому принадлежит лицо. А когда узнала, то едва не открыла рот от удивления: Дженни Тейлор!
– Подожди-подожди… Откуда это у тебя?