ко месяцев, то, как заныло ее сердце, как забурлила кровь и вспыхнула эта ужасная, незваная надежда, казалось бы, давно задушенная и похороненная, – вот это было по-настоящему отвратительно. Ника поклялась себе навсегда забыть о прошедшем дне, но уже следующим утром снова сидела на той лавочке, остервенело перебирая пальцами пузырек с таблеткой в кармане куртки.
Здание оказалось фешенебельными апартаментами, и Нике оставалось лишь гадать, кто платит за них. И где она сейчас работает? Снова в галерее? Или вернулась к консультациям леди по части интерьеров? Рита обладала отменным вкусом, разбиралась в искусстве и стиле, и эти ее знания вкупе с обаянием и совершенной, абсолютной, магнетической очаровательностью притягивали богатых дамочек и их мужей. Когда между ними все разладилось, Ника до ужаса завидовала этим незнакомым людям, получавшим внимание матери, – пусть даже они и купили его.
Ника ненавидела себя за это и тем не менее несколько дней кряду приезжала сюда в надежде снова увидеть мать. Убеждала себя, что хочет проверить чувства, все ждет момент, когда ничего не екнет, когда ей станет настолько все равно, что ладони прекратят потеть, она забудет про пузырек и наберется смелости, чтобы перейти дорогу, позвонить в ее апартаменты или подождать у входа, когда она вновь выйдет на улицу.
Зачем? Что скажет? Не знала. За эти годы ничего не изменилось. Все стало только запутаннее. Не думала же она в самом деле, что Рита смилостивится и выслушает ее. Обнимет и поможет во всем разобраться.
Нет. Конечно нет.
И в один из таких дней, когда ладони по-прежнему потели, а единственная оставшаяся таблетка все еще притягивала к себе, Ника все же решилась и уже сделала шаг к переходу, как вдруг обомлела, но в последний момент взяла себя в руки и юркнула за дерево. Появилась не Блодвинг. Мари Маркел шла со стороны Трафальгарской площади, закутанная в шерстяное пальто, в темном берете на растрепанных волосах. Смело поднялась по ступеням, что-то спросила у швейцара и уверенно нажала на звонок. Швейцар открыл ей дверь, и она пропала в вестибюле.
Ника опешила. Затаилась за деревом, сверля взглядом парадную дверь, и, кажется, забыла, как дышать. Прошло немного времени – может, минут десять, – как Мари вылетела из комплекса и бросилась в сторону Трафальгарской площади. Через несколько шагов она остановилась, вскинула руку – и рядом с ней затормозило такси. Мари села в машину и была такова. А потом парадная дверь открылась, и по ступеням спустилась Рита. Безупречная, в светлом удлиненном пальто и изысканных сапогах на шпильке, с волосами, уложенными на затылке, и букетом кремовых роз в руках. Когда перед ней остановилась машина представительского класса, Рита вдруг вскинула голову и посмотрела вперед, через дорогу, ровно туда, где стояла Ника, – так, словно всегда знала, что она там. И может, ей только привиделось, но губы матери растянулись в улыбке.
Когда Рита уехала, Ника бросилась прочь. Кровь стучала в висках, жгла лицо изнутри. Она злилась, стыдилась и вместе с тем недоумевала, какого черта понадобилось здесь Мари! И почему Блодвинг вообще привела ее сюда. А Рита… Рита увидела ее, но даже не захотела… Ника схватилась за телефон и набрала номер Маркела – так ей необходимо было поговорить! – но в последний момент сбросила. Вспомнила, что они в ссоре и что он больше не на ее стороне. Яростно утерев слезы, Ника выхватила пузырек и закинула в рот таблетку.
Пригород Лондона
Март 2017 года
– Please, don’t stop the music! – Стейси и Барбара прыгали на диване, размахивая пластиковыми стаканчиками, и перекрикивали Рианну.
Музыка грохотала на весь дом, сотрясала стены и посуду в ящиках. Одноразовые стаканы, коробки из-под пиццы и упаковки со снеками заполонили все видимые и невидимые поверхности в гостиной семейства Крауш. Выпускники веселились. В центре зала, на импровизированном танцполе, под мигающими гирляндами, на лестнице, диванах и барной стойке – в этом году вечеринка имела успех, и в доме родителей Барбары собралось человек двадцать, не меньше. Ее мама перед отъездом предусмотрительно убрала ковры и надела водонепроницаемые чехлы на светлую мебель, и Барбара, как самая ответственная дочь, еще перед первым стаканом пунша запретила садиться на диваны с напитками, а курить и вовсе выгоняла на лоджию. Но не прошло и пары часов, как девчонка сама уже прыгала на диване, заливая все вокруг пуншем, оставляя за собой шлейф ментоловых сигарет и стряхивая пепел на головы одноклассникам. Когда очередная сигарета едва не упала на пол, Доминик подхватил Барбару и, перекинув через плечо, понес в сторону лоджии.
– Отпусти меня, придурок, – заплетающимся языком верещала та, колотя его по пояснице. – Последняя вечеринка. Выпускной кла-а-асс! – закричала она в толпу.
Им вслед полетели свист и улюлюканья.
– Если ты сожжешь дом, то она действительно будет последней, – смеялся Алиат.
– Эй, подружка, ты куда? – кричала Стейси вслед удаляющейся парочке. Несколько секунд она разочарованно смотрела в сторону лоджии, а потом пожала плечами и вновь пустилась в пляс с другими девчонками.
– А где твоя подружка? – спросил Патрик Мари, отбивая пальцами ритм новой песни на своей коленке.
– Не знаю, – пожала плечами та, откидываясь на спинку дивана. – Я писала ей, но ответа не дождалась, – соврала девушка и поспешила отхлебнуть из банки с пивом. – Она не любит такой формат.
– А что она делает в свободное время?
Мари хихикнула и дружески потрепала его по плечу:
– Ты бы расслабился и подумал о том, кто здесь.
Она кивнула на одноклассниц: девчонки оголили животы, подвязав футболки под грудью, и активно виляли бедрами под новый хит Шакиры.
Патрик наигранно прикусил губу и прищурился, рассматривая одноклассниц:
– Горячо!
– Бери быка за рога, – подтрунивала Мари. – Выпускной все-таки.
– Может, после пятой бутылочки. Давай. – Патрик протянул Мари стакан, и девушка чокнулась с ним. – Чи-ирс.
– Скучать не придется, – ухмыльнулась Мари.
Раздался громкий свист, и Барбара вернулась в гостиную, восседая на плечах у Доминика. Стейси издала победоносный клич и нажала на пульте кнопку громкости. Куда только громче! Толпа начала неистово прыгать и скандировать речевки футбольной команды «Форест Холла»:
«“Форест Холл” – это сила,
“Форест Холл” – высший балл!
В списке чемпионов первую строку забрал!»
– Не грусти, красавчик, – игривым голосом пропела Ада на ухо Алексу и опустила перед ним стакан с пуншем.
– У меня есть. – Он вытянул руку в сторону и потряс стеклянной бутылочкой с кока-колой.
Ада стояла сзади, за диваном, и Алекс не видел ее реакции, но зато отчетливо услышал недовольное фырканье. Ада перегнулась через него, поставила свой стакан на столик и шепнула, задевая губами мочку его уха:
– Хочу тебя. Ты ведь уже перестал дуться? Наверху есть отличная спальня… – Она провела языком по его шее.
– Уйди. – Алекс дернул головой и отпил из бутылки. От ее близости зудело в груди, к горлу подкралась тошнота.
– Не хочешь в спальне? – Ада перестала шептать, ее голос вмиг огрубел. Она положила ладонь ему на грудь и начала медленно опускать пальцы вниз. – Может, хочешь по старинке? В туалете… или прачечной?
Внутри все закипало. Против воли он представил ее настоящее лицо: мерзкие белесые глаза и рот, затянутый кожей, – и впервые за долгое время ему захотелось позволить этому существу внутри вцепиться ей в горло и задушить. Но вместо этого Алекс схватил Блодвинг за волосы, дернул на себя и яростно поцеловал, нарочно впиваясь зубами в накрашенные алой помадой губы, а потом резко оттолкнул.
– Ничего не чувствую, – с вызовом сказал Алекс.
Ада выхватила бутылочку из его рук и выплеснула колу ему в лицо, а затем убежала.
– Неудачник. – Доминик с размаху упал на диван рядом с другом и протянул ему салфетку.
– Много ты понимаешь, – фыркнул Алекс, с улыбкой вытирая лицо. Отбросив салфетку на стол, он опустил глаза и встряхнул заляпанную футболку.
– Так ты Блодвинг отшил, потому что замутил с Харт-Вуд?
– Сколько вопросов про Блодвинг. Нравится, что ли? Так забирай.
– Надоело после тебя объедками питаться. – Доминик закатил глаза и отхлебнул из стакана. Его взгляд был устремлен в толпу танцующих. – Меня больше интересует Камилла. В этом году она расцвела. И попка что надо…
Алекс тоже посмотрел на мулатку-одноклассницу, щеголявшую в коротеньких белых шортиках, и ухмыльнулся.
– Не советую: слишком медленная, – бросил он.
Лицо Доминика вытянулось.
– Что-о? – Он толкнул друга в плечо. – Ты и там успел побывать? Когда?
Алекс рассмеялся.
– В прошлом году после первого матча. Она подошла ко мне и сказала, что поспорила со Стейси на сто фунтов, что переспит со мной.
– Чушь! Уолш не стала бы спорить на такое.
Алекс развел руками:
– Стейси пыталась доказать, что я люблю ее.
– Вот дура! – Доминик еще раз посмотрел на Камиллу и вновь обратился к Алексу: – Неужели мой друг, тот самый друг, что сводит с ума всех девчонок своей смазливой мордой и не может пропустить ни одной юбки, вернулся?
– Эй, я всегда был здесь, – фыркнул Алекс, а сам вдруг подумал о том, что «сводить всех с ума» давно уже не приносит ему никакого удовольствия.
Доминик закатил глаза:
– Последние три месяца я думал, что ты потерян для общества. Твоя Харт-Вуд затягивала поводок все туже и туже.
– Не моя, во-первых, – Алекс придал голосу равнодушие, – и нет ее здесь.
– Это во-вторых, – прыснул Доминик.
– Да, – отстраненно кивнул Алекс, бросив взгляд на входную дверь. Конечно, она не придет. Он обидел ее своим предположением, в которое и не верил даже. Он просто искал повод отстраниться, внемля доводам Мари о том, что эти отношения ни к чему хорошему не приведут. В этом Ника была права. И еще в том, что он трус. Какой бы она ни была, какие бы цели ни преследовала и что бы к нему ни чувствовала на самом деле, она никогда не боялась быть честной. Зачастую бестактной, но честной. Говорила то, что думала, просила прощения и шла навстречу. Алекс так не мог. Не умел или просто разучился – уже не помнил. За минувшие каникулы он даже не набрался смелости ей написать. Все кормил себя отговорками: вот увидимся, тогда лично скажу, извинюсь, если надо, на колени встану. Потому что, несмотря на аргументы сестры, хотя бы себе врать не мог: Ника была ему нужна, с ней он пытался стать лучше, пытался контролировать этого зверя внутри и позволил себе мечтать о будущем, которого раньше сторонился. О своем будущем в этом мире.