– Никак нет, – невозмутимо отвечает Сергеев.
– Неважно, потом сравним образцы. Их у нас полно.
Сергеев бледнеет.
– Детектив Рудольфи, вам известно, что сегодня в городе произошла волна новых убийств? Трупы с обезвоживанием, вроде того, что вы обнаружили в Порту?
– Я под арестом?
– Это решается.
– Мне кажется вполне очевидным, что это незаконный арест.
– Вы, детектив, не понимаете, – улыбается сморчок. – Закон существует, чтобы защищать своих от чужих. И на этих последних, как ни жаль это признавать, ему плевать. Де-юре нет, де-факто – да.
Проклятье, я же сам недавно говорил нечто подобное! Твою в печь.
– Мы, – продолжает сморчок, – не спрашиваем, почему похожий труп был вынесен из этого квартала и практически уничтожен парой ваших родственников. Пока не спрашиваем.
– Да и не спросим еще, может, – басит здоровяк.
– Верно, – продолжает сморчок. – Мы ведь все здесь свои. Одна семья. Просто у нас возникло недопонимание. Правда? Лейтенант, подтвердите.
– Рудольфи… В общем, – Сергееву нехорошо, – отдай им портфель, который я тебе дал.
Глаза молят: не отдавай. Из открытого окна сочится холодный туман. Горит лампа на столике.
Зря молишь. Здесь каждый сам за себя. Каждый выбирает стаю. Ты выбрал, ты без наручников.
А я? Дурак, которого предупредили, предав новую стаю? Видать, у них не отыщется местечка для меня, что бы ни пообещали.
Или найдется? Если сдать всех – да с потрохами?
– Детектив, – уточняет сморчок, – передайте нам архив гонфалоньера и разойдемся друзьями. Старик уже история.
– Не очень понимаю, о чем вы, – цежу.
– Марко, лейтенант, освежите память детективу.
Что это в руках крепкого? Телескопическая дубинка? Что в глазах лейтенанта? Мольба о прощении?
…Сочится туман. Горит лампа. Во рту кровь.
Посмотрите на законника, бьющего не того парня!
– Что он бормочет?
– Повторяет: «Разве ж это жизнь?».
– По голове не били?
– Слышь, мелкий, – хриплю. – Ты самое продаваемое шоу, ты в курсе?
Туман холодный. Туман наливается серебром.
– Продолжайте.
«Скажите, Рудольфи, чужие тайны стоят того, чтобы за них умереть?», – не знаю, услышал я это или подумал.
Не успел осознать.
В следующий миг наручники взорвались на мелкие осколки. Ставший тугим и плотным туман отшвырнул в стороны полицейских, подхватил меня – и вынес головой в окно.
Боль. Выстрелы позади. Жив.
…Мы стояли под фонарём. Вряд ли бы я удержался на ногах, если бы не опирался на Агнессу.
– Я пришла вовсе не за тем, чтобы сказать, как меня достали твои гордынька и снобизм! – заявила она.
– Не смеши… Больно.
– Так тебе и надо. Извини, что долго. Щель была небольшая, а я не хотела рисковать.
– Скажи лучше: решала, не заслужил ли я ещё пару оплеух, партнёр.
– Вот мысли читать не нужно.
Смеёмся.
…В закусочной было светло. Я знал, что персонал тут приторговывает по ночам забавными таблетками – и вряд ли будет склонен звонить в полицию, даже если туда ввалится мужик в окровавленном костюме в обнимку с растрепанной девицей в кожаной куртке.
Мы пили кофе, за стойкой возился толстяк-повар, а телевизор успокоительно гудел.
– В быстрой регенерации есть свои плюсы, – поморщился я. – Еще пара часов и буду почти живой. Наполовину. Рабочая теория – ножик высасывает силу из убитых. Верно?
– Понятия не имею.
– Хотел спросить…
– Да?
– Что ты вообще знаешь об этих «ножах иезуитов»?
– Ноже. Единственное число. Остальные, думаю, уничтожены вместе с владельцами. Говорят, на них благословение Богоматери, полученное самим «святым» Игнатием, ландскнехтом и грубияном. Собственно, всё.
– Отчего столько агрессии? Ты, кажется, не веришь?
Она покосилась на меня. Вздохнула.
– Я не просила делать меня такой. Не проводила темных ритуалов и не пила кровь младенцев. Не убивала невинных по закоулкам, осознав себя. Просто родилась. И вот она я. Через тысячу лет и семь тысяч верст от места, где появилась на свет. Мне неприятен звук молитвы и вид распятия, а убить меня можно только ножом из древней легенды. Если я поверю, то придётся принять: это не просто личные склонности и игра случая. Тот, Кому подвластно всё, сотворил меня, только чтобы отвергнуть. Не за дело, а просто так. Я не хочу жить в мире такого Бога.
– Прости.
– Ничего. Привыкла.
Она повела плечом, скользнула взглядом по телевизору – и остолбенела. Я проследил за её взглядом.
Тип в мундире на трибуне. Выступает. Судя по пометке – запись вечернего митинга на стадионе. Очередной политикан пытается рассказать всем, как надо.
– Быть не может, – прошептала она. – Кто это?
– О! Это Великий Стратег, – отозвался повар из-за стойки так, будто это всё объясняло. – Вы, ребята, ещё назовёте в честь него первенца, – Агнесса тихо зарычала, а я выругался, – и не вы одни. Вот кто дуксом быть достоин. Согнать бы нынешнюю династию, толку от них чуть…
Речь Стратега лилась из динамиков. Ровная, спокойная. Мы должны вспомнить, кто мы такие. Каждый внесёт свою лепту. Мы должны идти вместе, забыв о склоках и мелких сварах отдельных личностей. Нельзя жить в городе, где каждый отстаивает индивидуальные или корпоративные интересы в ущерб общим.
Нужно подняться против тех, кому это нужно. Нужно действовать и навести порядок.
…Он был невысок, сух и некрасив. Седые усы казались мокрой паклей. Но когда он говорил, казалось: с экрана смотрит исполин.
– Подлец. Раньше ты предпочитал стоять в тени. Совсем совесть потерял, – пробормотала Агнесса.
– Э-эй, напарник, – помахал рукой перед её носом. – Проснись! Кто это?
– Это ублюдок, который всё начал. И в этот раз, и в прошлый. Я имею в виду Флоренцию. Как видишь, теперь его зовут синьором Витторе Халиваки. Победитель, тоже мне.
– Ты знала?
– Лицо, не имя. Он-то нам и нужен. Хвост даю, если его кокнуть, всё развалится. Он не из тех, кто делится планами или славой. Как бы нам его найти?
– Район определить оставшихся связей хватит. Дальше – чутьё.
«…И конец сделки», – добавил я про себя.
От этого было грустно.
7
Великий Стратег жил за городом. Шумели ветряки на холмах, спал престижный район. Угнанный электромобиль остановился на пригорке за триста метров от посёлка. Скоро утро. Самый тёмный час.
– Он там, – прошептал я, будто нас могли услышать. – В доме.
– Снаружи охраны нет. Он сам себе телохранитель, – прищурилась Агнесса.
– Ты уверена, что это хорошая идея?
– Нам нужна стремительность, раз уж неожиданности не выйдет. Он наверняка готов. И он старейший и сильнейших из всех нас.
Значит, решено.
Крылья тумана мягко подхватили меня – и опустили посреди освещенного грозящими небу прожекторами двора, прямиком перед бассейном. Туман прянул в стороны, раздался тихий звон – и свет погас.
Я поправил измятый галстук.
– Молодые люди, – спокойный, рассудительный голос, – я тоже люблю эффекты, но зачем же лампочки бить? Пройдёмте на веранду. Я как раз заварил чай.
Он стоял в раздвижных дверях, и на лице его не было ни страха, ни ярости. Улыбка и взгляд доброго дедушки.
– Бесит, – тихо сказала Агнесса.
Мне оставалось лишь согласиться.
…Чай был горячий и терпкий. Горский. Тот самый, что вызывал у Сани Каца столько ненависти. И чашки было ровно три.
– Син Э Гён, ты никогда не умела спокойно рассмотреть проблему. Суета. Лишние эмоции. Нехорошо! Зато энергично, отдаю должное. Зато вы, старший детектив Рудольфи… Впрочем, уже не детектив. Мне понадобится хороший комиссар. Вы подойдёте. В отличие от барышни Син вы четко шли от цели к цели, определив приоритеты. В целом, вы двое неплохо сработались.
– Хватит, – Агнесса ударила кулачком по столешнице. – Хватит морочить нас.
…Как мы оказались за столом? Великий Стратег улыбнулся.
Мы вновь стояли во дворе. У меня галлюцинации?
– Что именно ты, Син, рассказала детективу Рудольфи? Детскую сказочку о злодеях?
– Правду, – она выставила вперёд острый подбородок. – План создания ещё одной гениальной модели общества. Такую, что даст еще больше энергии. Недальновидную и грозящую бедами в дальней перспективе. Ты ведешь себя как тактик, Стратег.
Тихие аплодисменты.
– Сколько экспрессии. Тронут. И ты даже веришь, что это и есть правда. Об этом я и говорил…
…Передо мной – вращающийся столик, какой ставят в курительных. На столике – шахматная доска. Все фигуры – белые.
Сверху светят две лампы, окрашивая фигуры в кроваво-красный и серовато-синий цвет.
– Сыграем, старший детектив, – сказал хозяин. – Вот вам детективная задача.
Он передвинул пешку – развернул столик. Лампы мигнули. Цвета фигур сменились на кислотно-зеленый и розовый.
– Кто победит?
Я двигаю коня. Столик разворачивается. Свет мерцает – и фиолетовые противостоят желтым.
– Таковы правила, – пожимает плечами Стратег. – Сколько ни ходи, игрок один и тот же, а цвета фигур меняются. Кто побеждает?
– Смерть, – шепчу.
– Такой мир мы построили. Такой мир предлагает ваша со-то-ва-рищ. Вы его хотите?
…Вселенная вновь меняется. Но я успеваю замедлиться на мгновение. Почувствовать кого-то тянущегося ко мне издалека.
«Он так всегда, – шепчет знакомый голос. – Борись!»
Мы стоим на крыше. Звездный свет серебрит усы Стратега.
– Посмотрите, – он поднимает руку. – Не мне вам рассказывать, что творится на этих улицах. Порок. Преступления. Нищета. Готовность нарушать закон ради шкурных интересов. Извращения всех мастей. Отсутствие принципов и чести. Неужели вам это нравится?
Молчу. Он прав.
– Всё может быть иначе, – Стратег смотрит в небеса. – Отсюда и до родной земли барышни Син могла бы простираться единая страна. Могучая. Сильная. Упорядоченная. Спокойная. Где каждый был бы каждому братом. А в высь устремились бы аппараты Королёва и Циолковского. Сначала – в небо. Потом – к звёздам. И те тоже стали бы нашими.