Вадим распахнул ставни и осторожно выглянул наружу. Судя по всему их приземление осталось незамеченным. Хоть что-то хорошее. Агент обернулся на стоящего посреди чердака Бориса с Николаем на руках.
– Ну и чего ты статую изображаешь? – резко осведомился Макаров, – Положи его и обработай рану.
Борис огляделся, нашел старую кушетку, удачно придвинутую к стене в дальнем углу, и опустил на нее новичка.
Николай заворочался и застонал в беспамятстве, на губах выступила слюна, смешанная с кровью.
– Как он? – Вадим подошел стрелку.
– Плохо, шеф, – Борис провел рукой над телом напарника, сканируя данные.
В воздухе раскрылся голографический экран с показателями жизнедеятельности. Большинство опасно сползло к красной зоне.
– Рану прижгло выстрелом. Видимо лазер или плазма. Так что от кровопотери он не умрет. Но внутренние органы ему потрепало. Скафандр ввел его в псевдо-кому, но если не доставим его в штаб, парень труп.
– Понятно, – мрачно протянул Макаров.
Затем открыл подсумок на своем поясе и вынул пневмо-шприц и обойму из ампул.
– Вот все что у меня есть, – агент сунул их в руки Борису, – продержи его на стимуляторах, пока Принцип не выстрелит. Главное не коли красный следом за синим, а желтый…
– Да я и сам знаю, не маленький! Мед курсы прошел с лучшей оценкой чем ты, – огрызнулся Борис, опускаясь на колени рядом с кушеткой и водружая на нее индивидуальный медпакет. – Все вали к окну, следи за улицей и не путайся под ногами!
Вадим вздохнул и, кивнув, отошел на другой конец чердака. Подвинув ногой рассохшийся от времени табурет, Макаров тяжело опустился на него и вновь посмотрел наружу.
За все годы службы его ни разу не заносило в это теплое сараевское утро, но он все равно прекрасно знал эту улицу по обучающим голо-фильмам с уроков истории. Через пятнадцать минут вот оттуда, из-за поворота покажется самодвижущийся экипаж эрцгерцога. Еще через четыре минуты в него из ручного игломета выстрелит начитавшийся работ Эмилио Обрегона националист-спиритист Гаврило Принцип. Игла прошьет Францу Фердинанду шею, и повязанная взаимными союзническими обязательствами Европа рухнет в пучину кровавого котла Первой мировой войны. Миллионы погибнут, а чудовищные достижения оружейной науки, впервые протестированные на полях сражений, станут обыденностью для военных конфликтов всего двадцатого века. Лучевое оружие, химическое и бактериологическое, снаряды с наномеханикой, мономолекулярнные мины и, конечно же, Унибомба – мать всех бомб – которая сотрет с лица земли Стамбул. И теперь задачей Макарова было проследить, чтобы роковой выстрел все-таки произошел. На самом деле, ничего необычного для его работы. Приходилось делать вещи и похуже…
Из тяжелых размышлений Вадима вырвал шум снаружи. Подняв голову, агент увидел, что к закусочной на противоположенной стороне улицы подъехало три самодвижущихся экипажа, выкрашенных в синий цвет. В них сидели люди в форме, лица которых скрывали красные забрала высоких шлемов. Из каждой машины на землю спрыгнули вооруженные скорострельными винтовками бойцы и вбежали внутрь здания. Изнутри послышалась возня, через брызнувшее осколками окно вылетел стул, но уже через пару мгновений двое мужчин вывели наружу человека в наручниках. Стоящие на тротуаре зеваки с любопытством наблюдали за городовыми, арестовавшими Гаврило Принципа.
Неудавшегося стрелка пихнули на заднее сиденье экипажа, и полицейские ретировались столь же быстро, как и появились. Вадим стоял, открыв рот.
– Шеф? Чего там? – Борис поднял голову от застонавшего в беспамятстве Николая, но быстро вернулся к раненому, продолжая считывать показания с медицинского дисплея и гладя новичка по голове. – Давай, терпи казак, атаманом будешь. Шеф?
– Принципа арестовали, – все так же глядя на оцепивших закусочную патрульных, выдохнул Макаров.
– Как арестовали? – изумленно вскинулся Борис, – А стрелять кто будет?!
Вадим не успел ответить, потому что его прервали раздавшиеся снаружи радостные крики. Повернувшись, Макаров увидел, что зеваки, собравшиеся на набережной, приветственно махали руками и трясли флагами. По мостовой ехал самодвижущийся экипаж, в котором сидели эрцгерцог с супругой. После брошенной на пути к ратуше гранаты, дорогу перед экипажем прощупывали цокающие по брусчатке дроны-нюхачи, а на подножках стояли вооруженные скорострельными винтовками телохранители.
– Шеф? Малому совсем плохо, а у меня последняя ампула! – крикнул Борис, заправляя пневмо-шприц, – Если не отдадим его настоящим врачам сейчас, парнишка не выкарабкается! Коля не спи! Не спи, кому говорю!
Вадим закрыл глаза и тяжело вздохнул.
– Давай ружье, – тихо процедил он.
– А? – Борис кинул взгляд через плечо на Макарова.
– Дай. Мне. Ружье!
Стрелок поднялся с пола, подобрал рельсотрон и неуверенно протянул Вадиму.
– Справишься? – с сомнением в голосе спросил он. – Наводишься через призму вот здесь, следишь за индикатором…
– Я знаю, как это делается, – отрезал Макаров, забирая оружие, и стиснул зубы, вспомнив, насколько же оно было тяжелым.
Он развернулся к окну и облокотился о подоконник.
– А с такого расстояния даже я не промахнусь.
– Ладно, шеф, – Борис сделал шаг назад. – Надеюсь, ты знаешь, что делаешь…
– Как только я выстрелю, хватай Николая и прыгай в наше время. И молись, чтобы все сработало, и там был наш штаб, а не очередная Славянская конфедерация или что-нибудь еще похуже.
Борис что-то пробормотал в ответ и развернулся к кровати. Вадим еще раз окинул взглядом набережную внизу. Ликующих людей. Развевающиеся флаги. Фердинанда держащего за руку жену. Глубоко вдохнул и щелчком пальца поднял линзу оптики, позволяя прицельной матрице сфокусироваться на голове эрцгерцога. Встроенные в рельсотрон микроскопически датчики завибрировали, сдвигая оружие на десятые доли миллиметра в руках стрелка, чтобы компенсировать неспешное движение экипажа. Макаров попытался найти утешение в том, что его выстрел сразу убьет обоих, и эрцгерцогу не придется смотреть, как у него на руках умирает София.
– Надеюсь, этого хватит, чтобы исправить чертов таймлайн, – выдохнул Вадим и, не давая себе ни секунды на то, чтобы передумать, вдавил спуск.
Громадная центрифуга под потолком обшитой металлом комнаты замедляла вращение. Скачущие на ней коронные разряды становились все слабее, а огни святого Эльма гасли один за другим. Вадим поморщился и сделал шаг в сторону, закружилась голова. Перешли тяжело. Можно даже сказать «грубо». Сказывалось общее истощение батарей аккумуляторов и количество «прицепившихся» парадоксов. Макаров снял шлем и судорожно потряс головой, затем обернулся на стоящего рядом Бориса, все так же похожего на непоколебимую гранитную глыбу. В руках стрелок все еще держал обмякшего Николая – новичок совсем не подавал признаков жизни, а дисплей биометрических показателей на запястье агента горел красным.
Это зрелище мгновенно вернуло Вадиму чувство реальности, и Макаров обернулся к забранным бронированными ставнями окошкам пункта управления. Камера в углу привычно мигнула огоньком, и командир отряда, подняв руки, быстро показал ей серию коротких жестов. В ответ ожидаемо ничего не произошло. Вадим отступил и глубоко вдохнул сухой фильтрованный воздух прыжковой камеры. Теперь оставалось лишь надеяться, что они выпрыгнули в их реальности, и его запрос на языке жестов имел здесь хоть какой-то смысл.
Прошла минута. Затем другая, и когда Вадим уже потерял терпение и приготовился отобрать у Бориса рельсотрон, чтобы выпустить очередь по двери, тяжелые створки, наконец, поползли в стороны. Снаружи забрезжил свет, и через мгновение внутрь ворвались вооружённые люди в униформе внутренней охраны, катившие каталку с кучей приборов. Следом за ними влетела бригада медиков в белых халатах.
– Давайте его сюда, живо! – скомандовал врач, призывно маша рукой.
Его коллега с надвинутыми на глаза визорами дополненной реальности поднял планку сканера. Борис вместе с охранниками осторожно опустил Николая на каталку.
– Пульс нитевидный, тяжелые повреждения внутренних органов в области раны. Ожоги четвертой степени. Интоксикация стимуляторами после попыток стабилизации в полевых условиях… – медик поднял взгляд от сканера, – Рекомендую срочное хирургическое вмешательство, если мы хотим спасти его жизнь.
– Принято, – глава бригады кивнул, двое ассистентов уже подключали к Николаю трубки и датчики, идущие из недр аппаратов жизнеобеспечения. – Покатили его!
И вновь вся процессия сорвалась с места, зазвенев колесами каталки по полу. Уже на бегу врач поднял закрепленный на запястье коммуникатор:
– На связи четвертая бригада, оперативник в критическом состоянии, приготовить седьмую операционную…
Борис хотел последовать за ними, но медик со сканером покачал головой и осторожно удержал стрелка на месте.
– Не надо, дальше мы сами. Вы уже сделали для него все, что могли. Если бы вы не обкачали его стимпаками, парнишка бы не добрался сюда живым.
Медик развернулся и последовал за коллегами. Вадим и Борис переглянулись. Никто не удерживал их, охранники принялись по стандартной процедуре опечатывать камеру. Все было так, как и должно быть. Вот только Макаров напрочь не узнавал ни эмблем на кепи бойцов, ни оружия, которым они были экипированы.
Стараясь вести себя естественно, агенты прошли через коридор и вошли в раздевалку. К большому облегчению, Вадим нашел шкафчик с надписью «Макаров В.» на привычном месте. Мужчина ввел код, открыл дверцу и, задержав дыхание, заглянул внутрь. Все как всегда. Комплект формы, гражданская одежда, сменная обувь. Вот только на верхней полке рядом с ключами лежало обручальное кольцо. И стояли фотографии. Его. Катерины. И их сына Леши. Так и не дожившего до своего шестого дня рождения. Не дожившего там. Но не здесь. Вадим смотрел на свое собственное сияющее от гордости лицо на фотографии, где он держал руку на плече мальчишки с синей лентой и надписью: