.
Возможность иностранной поддержки предприятиям якобитов по возвращению короны Стюартам сообщала агентурной деятельности отдельных рот из горцев особую значимость. Например, еще в мае 1726 г. сэр Джон Грэм, чрезвычайный посол двора «старшего Претендента» в Вене, обратился к Австрии с просьбой о поддержке дела Стюартов шеститысячным десантом на Британских островах; в 1738 г. якобиты обратились с подобным предложением к Испании, настаивая теперь на общей численности экспедиционных сил в 10000–12000 человек; в мае 1740 г. герцог Ормонд предоставил военному министру Испании, герцогу Монтимеру, отчет, в котором выразил уверенность в успехе экспедиции численностью в 12000–15000 солдат и офицеров для вторжения в Англию и 6000 человек — для высадки в Шотландии, где, как сообщал Ормонд, испанцы встретят активную поддержку 14000 шотландцев; при этом во всех без исключения проектах Хайленду отводилась роль основной базы рекрутирования войск в армию Якова Стюарта в Шотландии[983].
Сведения капитана Кэмпбелла из Лохнелла, кроме прочего, побудили военное командование в Шотландии обновить клятвы верности монарху служивших в отдельных ротах из горцев и освободить от службы тех, чья преданность новой династии ставилась под сомнение[984]. Отдельные хайлендские роты в то же время приняли активное участие в поимке мятежников, имена которых были указаны в перехваченной капитаном Данканом Кэмпбеллом корреспонденции якобитов, циркулировавшей в Горной Шотландии[985].
Сложнее обстояло дело с предотвращением грабежей в Горной Шотландии, главным образом на беспокойной границе Хайленда с Лоулендом[986]. Достаточное количество оружия, сохранившееся у горцев после «реализации» «Акта о разоружении» летом-осенью 1725 г., и стойкость клановой структуры в организации жизни горских сообществ, слабо поколебленная британским присутствием, являлись существенными препятствиями на пути действительного утверждения в Горной Шотландии законов Соединенного Королевства. Достижения отдельных рот здесь обнаружить гораздо сложнее, чем поражения[987].
Достаточно сказать, что между 1715 и 1745 гг. ежегодные потери собственников в Шотландии (главным образом жителей соседних с Хайлендом графств или графств, включавших в себя округа одновременно в Горной Стране и на Равнинах) от разорительных набегов горцев составляли в среднем 37 000 ф. ст., и в иные годы сумма потерь некоторых владений достигала величины годовой ренты с этих земель[988]. То, что в исторической памяти сохранились имена наиболее примечательных в совершении беззаконий подобного рода личностей Горной Страны первой половины XVIII в., таких как Роб Рой и Колл МакДоналд из Кеппоха/Бэррисдэйла, говорит само за себя[989].
С другой стороны, как и в случае с «разоружением» хайлендских кланов, ошибочно усматривать в таком положении дел вину отдельных рот. В Горной Шотландии в период ее умиротворения в первой половине XVIII в. и раньше активно действовала и другая «Стража» — «Горская Стража». Здесь можно привести ее характерные особенности, как их рисует Грэм из Гэртмора, — талантливый и проницательный джентльмен, проживавший в той округе, где происходили хищнические набеги горцев, а потому писавший о них со знанием дела и на основании личного опыта[990].
Данная им картина очень живо представляет тот разбойный образ деятельности, свойственный, конечно, и вольным ротам графа Брэдалбейна на службе Короны в первые два года умиротворения Горной Страны после якобитского мятежа 1715–1716 гг.: «Смута и беспорядки в стране были так велики, а правительство так мало было этим озабочено, что здравомыслящие люди вынуждены были прибегнуть к позорным и постыдным договорам о „черной ренте“, чтобы до некоторой степени себя обезопасить. С лицом, держащим самую тесную связь с грабителями, заключается договор, в силу которого ему ежегодно выплачивается известная сумма денег, чтобы грабежи не касались помеченных в договоре земель. Из собранных таким образом средств человек платит одним ворам за то, чтобы они возвращали владельцам угнанный скот, а другим — за то, чтобы они воровали, создавая необходимость в соглашениях о „черной ренте“… Главарь грабителей величает себя Капитаном Стражи, а его бандиты именуются Стражей…»[991].
Безусловно, масштабы материальных потерь собственников в Шотландии от разбойной активности промышлявших описанным выше образом жителей Горного Края поражают в течение всего периода умиротворения Хайленда в 1715–1745 гг. Однако, аналогично особенностям «разоружения» кланов Горной Шотландии, в данном случае вновь уместно задаться вопросом: в каком контексте командующим королевскими войсками в «Северной Британии» в 1725–1740 гг. понималась эта задача, поставленная перед отдельными ротами?
Очевидна невозможность силами шести даже расширенных к 25 марта 1727 г. с 60 и 30 человек до 100 и 60 соответственно, составив вместе с офицерами батальон в 525 человек, отдельных хайлендских рот положить предел давно и широко распространившейся набеговой практике горских сообществ[992].
С другой стороны, возможности осуществления менее гласного, насколько это возможно, контроля за военно-политической ситуацией в Горной Стране, открывавшиеся этой официальной задачей перед отдельными ротами, были значительны, и, даже учитывая богатый опыт Лондона в тайной деятельности в интересах Короны, состояние Горного Края требовало присутствия в нем именно рот «Черной стражи». Речь в данном случае идет об уже упоминавшейся специфике «полевых исследований» в Хайленде.
Привычные и ожидавшиеся от стражей британского порядка в Горной Шотландии поиск угнанного скота и преследование грабителей, никого в крае не удивляя, успешно позволяли регулярно учитывать численность, клановую принадлежность, качество и количество оружия, маршруты передвижения и тайные укрытия лиц, потенциально (и недавний исторический опыт мятежей 1715–1716 и 1719 гг. это уже доказал[993]) готовых выступить в поддержку «Претендента» из изгнанных Стюартов.
Представляется, именно эту мысль высказал один из наиболее информированных агентов Короны в Горной Стране, лорд-президент Сессионного суда Шотландии Форбс из Каллодена: «Эти горцы… были первыми отдельными ротами; хотя их платье, язык и поведение способствовали им в охранении Равнин от грабежей, сие не являлось их единственным применением; те же качества делали их подходящими для каждой экспедиции, требовавшей секретности и быстроты… ротам и надлежащим образом распределенным по Горной Стране, ничто, обычно сообщаемое и полагаемое горцами не могло быть секретом для их командиров благодаря их близости к людям и общности языка»[994].
Наконец, о надлежащем порядке содержания отдельных хайлендских рот их капитанами и лейтенантами. Интересы Короны здесь, напомним, были просты: соответствие штатного расписания рот их действительному наличному составу, обеспечение горцев пригодным оружием и отличительным платьем, своевременная оплата их службы. С другой стороны, интересы командиров этих же рот в данном случае, несмотря на их определенную верность правительству Его Величества, имели порой противоположный характер. Возможность существенной экономии финансовых средств на содержание отдельных рот благодаря несоответствию наличного и штатного состава, вероятно, использовалась порой капитанами и лейтенантами этих горских частей. В то же время достоверно нам известен только один зафиксированный случай подобного рода (да и тот связан с тем же самым ненадежным капитаном отдельных рот из горцев Саймоном Фрэзером, лордом Ловэтом)[995].
Гораздо больший интерес в связи с вопросом о наличном составе вызывает социальное происхождение служивших в отдельных хайлендских ротах в Горной Шотландии в 1715–1745 гг. Здесь — частое пересечение и совпадение интересов Короны, вождей (они же часто — капитаны и лейтенанты) и рядовых рот из горцев. Доверимся сведениям одного из самых информированных современников и непосредственных участников умиротворения Горной Страны в первой половине XVIII в. — капитана Эдуарда Барта. В одном из дружеских писем в Лондон он пишет: «Прежде чем закончить [послание], я должен сообщить тебе, что многие из этих рядовых джентльменов [рядовые отдельных рот] содержат при себе слуг, которые помогают им на квартирах, а во время марша несут их провизию и мушкеты…»[996]
Действительно, многие в хайлендских ротах имели аристократическое (в том смысле, в каком это часто понималось и принималось только в Горной Стране) происхождение, нередко принадлежа к первой после вождя в клановой иерархии категории так называемых тэкменов («tackmen»), или гудменов («goodmen»), — ближайших родственников и приверженцев вождя, получавших от него в аренду землю и сдававших ее в субаренду рядовым членам клана[997]. В военной организации клана эти тэкмены занимали офицерские должности[998].
Нет ничего удивительного, таким образом, в том, что именно они первыми и в заметном количестве записались в отдельные роты из горцев, тем более что особой ценности сельский труд для многих из них никогда не представлял и дохода не приносил[999]