Смитово, Шотландия, имеет сие преимущество в наши времена, что оно производит мужей превосходных в письменах и философии. Довольно наименовать Гюма, Робертсона, Фергюсона, Рида, Лорда Кемса, чтоб доказать истину сего преимущества, нравственная философия особливо приобрела в руках их новые успехи»[500].
В сочинении «Обитатель предместья» Муравьев создал образ идеального купца Кормилова — редкий, если вообще не единственный в русской литературе. Кормилов читает Адама Смита и рассуждает о необходимости следования особому этосу, делающему купеческое слово более надежным, нежели юридически оформленный документ.
Муравьев был не единственным поклонником Фергюсона в России. Экземпляр «Опыта истории гражданского общества»[501] на французском языке был в библиотеке Петра Яковлевича Чаадаева. О внимательном отношении мыслителя к шотландскому автору свидетельствуют маргиналии[502]. Чаадаев уделил особое внимание рассуждениям Фергюсона о проблеме межкультурных влияний.
С Фергюсоном встречалась Екатерина Романовна Дашкова, сопровождавшая своего сына Павла в его образовательном путешествии по Европе. «Я имела удовольствие сблизиться с Робертсоном, Адамом Смитом, Фергюсоном и Блэром», — писала она[503]. Ее сын слушал лекции Фергюсона, а также Х. Блэра и Д. Стюарта в Эдинбургском университете[504].
Идеи Фергюсона были популярны в российском обществе не только в эпоху Просвещения, но и позже. Можно отметить две волны интереса к учению Фергюсона о гражданском обществе и его эволюции. Первая была связана с непосредственным изучением его знаменитой книги «Опыт истории гражданского общества», вторая же — с популярностью марксистского учения. В «Капитале» и «Нищете философии» К. Маркс часто ссылается на А. Фергюсона и А. Смита, когда говорит о разделении труда и отчуждении человека в коммерческом обществе. Иногда марксисты даже пытались сделать Фергюсона идеологом теории классовой борьбы[505]. Идеи эволюции общества, теория его трехфазного развития от дикости к варварству, а затем к цивилизации (savagery, barbarism and civility), основанная на экономических критериях[506], в сильной степени повлияла на американского антрополога Л. Г. Моргана, чьи книги «Systems of Consanguinity and Affinity of the Human Family» (1871) и «Ancient Society» (1877) были тщательно изучены как К. Марксом, так и Ф. Энгельсом. Книги Моргана были основным источником для работы Ф. Энгельса «Происхождение семьи, частной собственности и государства»[507] (1884), названной В. И. Лениным одним из «основных сочинений современного социализма»[508] и ставшей базовым теоретическим текстом исторического материализма — социальной теории марксизма. Таким образом, идеи Фергюсона дважды попадали в Россию, но по разным каналам.
Самое известное сочинение Фергюсона — «Опыт истории гражданскаго общества» — было с интересом воспринято в России. Оно было переведено с английского Иваном Тимковским и опубликовано в 1817–1818 годах[509]. Сам термин «гражданское общество» вошел в российский политический обиход задолго до публикации русского перевода этого знаменитого сочинения, хотя имел несколько иное, «дофергюсоновское» значение. «Словарь русского языка XVIII века»[510] отмечает несколько примеров использования этого понятия: «сообщество гражданское»[511], «гражданское общество»[512], «гражданский класс»[513]. Некоторые примеры дает также Национальный корпус русского языка:
Что ж до Менандра, он смешон, но честным образом. Слог его чист, светел, вознесен и с природою сходен. Он прекланяет, как оратор, а наставляет, как философ. Описывает он общее гражданское сожитие приятно. Люди у него говорят по своим характерам. Изображение нравов века точное и существенное, для того что он держится естества и входит в чувствие тех особ, которым у него говорить и говорят[514].
Это понятие проникло даже в церковную среду: «Общество гражданское есть собрание людей едиными законами и единым образом правления соединенное: но то же самое общество, по елику соединено и хранением единаго образа богопочтения, и едиными и теми же связано священными обрядами, есть церковь»[515] (курсив мой. — Т. А.).
Понятие «гражданское общество» используется в переводе на русский язык «Наказа» Екатерины II в 14‐й статье второй главы и в статье 250 одиннадцатой главы[516]. Так как оригинал был написан Екатериной по-французски — это перевод выражения société civile[517]. Н. И. Новиков также использовал выражения «гражданское общество», «гражданский класс»[518]. Термин «гражданское общество» использовал и Н. М. Карамзин. В «Письмах русского путешественника», предостерегая от революционных выступлений, он замечал: «Народ есть острое железо, которым играть опасно, а революция — отверстый гроб для добродетели и — самого злодейства. Всякое гражданское общество, веками утвержденное, есть святыня для добрых граждан, и в самом несовершеннейшем надобно удивляться чудесной гармонии, благоустройству, порядку»[519]. В первом томе своей «Истории государства Российского» он писал:
Правители, законодатели действуют по указаниям истории и смотрят на ее листы, как мореплаватели на чертежи морей. Мудрость человеческая имеет нужду в опытах, а жизнь кратковременна. Должно знать, как искони мятежные страсти волновали гражданское общество и какими способами благотворная власть ума обуздывала их бурное стремление, чтобы учредить порядок, согласить выгоды людей и даровать им возможное на земле счастие[520]. (Курсив мой. — Т. А.)
Как было отмечено М. Риделем, понятие «гражданское общество» с конца XVIII — начала XIX века стало иметь двойное значение. Если до этого времени оно отождествлялось с понятием «государство», то позже стало ему противопоставляться[521]. С переводом первого, наиболее старого значения этого понятия проблем не возникало, однако смысл понятия «гражданское общество», который вкладывал в него Фергюсон, понять и перевести было гораздо сложнее.
Насколько выражение «гражданское общество», равно как другие концепты и понятия общественно-политической и философской лексики, соответствовали значению, которое имели в виду шотландские мыслители эпохи Просвещения, определить не так просто. В силу неустоявшейся терминологии, разобщенности интеллектуальных элит, слабости академической системы российские авторы могли вкладывать различные смыслы в общеупотребительные европейские термины или даже формировать индивидуальные тезаурусы. В этом смысле изучение переводов оказывает исследователю неоценимую услугу, так как показывает и вариативность выбора соответствующего значения, и невозможность точного перевода, и колебания переводчика.
Вадим Волков предлагает не забывать о возможной дистанции между «формальным приложением понятий и их кросс-культурным переводом»[522]. Он поясняет: «При использовании формального способа среди политических институтов различных стран ищут нормативное соответствие и структурно-функциональные аналоги. Кросс-культурный перевод добавляет к этой процедуре элемент интерпретации»[523]. Волков обращает внимание на следующее:
Интерпретативный метод — в отличие от формального — требует поиска соответствия между традициями. А это, в свою очередь, делает необходимым учитывать вопросы языка и традиции словоупотребления. При формальном подходе перевод понятия будет прямым: civil society так много раз переводили как «гражданское общество», что оно стало звучать вполне осмысленно. Кросс-культурный же, интерпретирующий перевод должен обнаружить термин, не обязательно полностью подобный западному, но употребляющийся в российской традиции гражданского участия в общественной жизни сходным образом. Дело, таким образом, не в точности лингвистического перевода, а в нахождении родства за пределами политологического языка. В таком случае нет необходимости изобретать перевод, поскольку искомый эквивалент должен быть уже подготовлен самой историей общества[524].
Волков считает, что русским эквивалентом этому понятию является слово «общественность», введенное Н. М. Карамзиным в «Письмах русского путешественника» в 1791 году, отмечая, что оно имеет двухсотлетнюю историю[525]. Следует отметить, что для предшествующего периода употребление этого слова в таком смысле не характерно, о чем свидетельствует «Словарь русского языка XVIII века». Скорее таким эквивалентом является понятие «общежитие» («общежительность»). Помимо первого значения, означающего «совместное проживание», и последнего — обозначающего «общение, взаимные отношения», «общежитие» означает «жизнь в обществе, уклад общественной жизни» и «совокупность людей, объединенных определенными отношениями; общество»