В рукописном отделе Российской национальной библиотеки в Санкт-Петербурге хранится рукопись практически завершенного перевода первого тома и неполный черновик второго тома «Начала нравственных и государственных познаний» («Principles of Moral and Political Science»[527]), сделанного Созоновичем с английского оригинала в 1820–1830‐х годах. Судя по всему, переводчик просто не успел завершить свой труд, так как умер в 1835 году. Созонович обратился к более поздней и зрелой работе шотландского автора, сочинения которого были ему уже знакомы, так как ранее он перевел «Наставления нравственной философии»[528].
Созонович[529] получил образование в Киево-Могилянской академии и Московском университете. С 1793 года был секретарем командующего Черноморским флотом Н. С. Мордвинова, известного англомана[530]. Переводил с латинского, французского[531] и английского языков. С 1811 года был членом (с 1827 года — почетным членом) Вольного общества любителей словесности, наук и художеств, на заседаниях которого прочел два перевода из Фергюсона: «Отличие существ живущих и деятельных» и «Об отличии животных общежительных и товарищественных». В журнале «Благонамеренный» были опубликованы его перевод «О сношении и сообщении животных между собою посредством звуков и о языке человека»[532], а также «Удовольствие и горесть, или Вещи приятные и неприятные вообще» Х. Блэра[533].
Как выступления на заседаниях Вольного общества любителей словесности, так и перевод, опубликованный в «Благонамеренном», являлись небольшими фрагментами его рукописного перевода «Начала нравственных и государственных познаний».
Многие из социально-политических и философских размышлений Фергюсона являлись актуальными для России. Прежде всего это попытка сближения морали и права, стремление вывести правовые нормы из моральных принципов. Автор довольно сдержанно оценивал достижения буржуазного общества, полагая, что они могут негативно влиять на нравы. Позже фергюсоновская критика капитализма была подхвачена классиками марксизма, в России же первой половины XIX века она могла прозвучать актуально именно в силу неразвитости там капиталистических отношений.
Работа Фергюсона «Начала нравственных и государственных познаний» была опубликована через двадцать шесть лет после «Опыта истории гражданского общества» и отчасти пересматривала радикальные выводы этого сочинения, что и привлекло переводчика. В предисловии к переводу под названием «Случай и успех сего творения» Созонович прямо указывал на то, что Фергюсон написал «историю о роде человеческом другим образом»[534].
Этот труд показался переводчику более консервативным, так как Фергюсон в нем апеллирует не столько к законам общественного развития, сколько к самой природе человека, полагая, что стремление к развитию заложено Богом и люди реализуют божественный провиденциальный замысел.
В русском тексте «Начал нравственных и государственных познаний» Созонович переводил civil society и как «гражданское общество»[535], и как «гражданское общежитие»[536]. В других сочетаниях он также переводил society как «общежитие»[537]. Так, название второго отделения первой главы «Of the distinction of animals associating and political» звучит в переводе Созоновича так: «Об отличии животных общежительных и товарищественных»[538]. При этом associating principle[539] переводится как «общежительное начало»[540]. Понятия «общественный» и «общежительный» использовались Созоновичем практически как синонимы, хотя понятие «общежительный» в первой половине XIX века постепенно выходило из употребления, сохранившись лишь в определенных контекстах.
Определенные сложности возникли у переводчика со словом progress. Весь спектр выражений с корнем progress переведен им сочетаниями с корнем «спе», например progressive being[541] — «спеющее существо»[542], названия второго отделения третьей главы «Of the Principles of Progression in Human Nature»[543] — «О начале спеяния в человеческой природе»[544]. Слово «прогресс» в XVIII и первой половине XIX века было сравнительно новое, в «Словаре Академии российской» оно отсутствует, в англо-русском словаре П. И. Жданова 1784 года оно встречается в значениях «успех» и «путь, поездка»[545], в словаре Н. М. Яновского упоминается не общественно-политическое значение этого понятия, а только математическое[546]. Поэтому понятно стремление переводчика найти подходящий эквивалент. Однако понятия «спеющий» и «прогрессивный» не эквивалентны в принципе. Спеть означает изменяться вплоть до достижения состояния зрелости. В «Словаре Академии Российской» «спелый» — это «зрелый, могущий быть употреблен в пищу»[547], то есть это значение фиксирует результат, в то время как английское progress не предполагает конечного результата, а фиксирует скорее процесс, движение.
В русском издании «Опыта гражданского общества» Фергюсона Созонович дал неоднозначное толкование понятия «прогресс». Так, название шестого отдела шестой книги Фергюсона «Of the Progress and Termination of Despotism»[548] он перевел как «О успехах и окончании верховного своевластия (деспотизма)»[549]. В самом тексте progress чаще всего переведено именно как «успех», что соответствует первому значению словаря П. И. Жданова.
Приблизительность перевода значения абстрактных понятий в тексте Фергюсона можно встретить и в других случаях. Большую сложность для переводчика представляла система философских понятий: «сознание», «душа», «мышление», «разум», «рассудок» и прочие. Так, например, intelligence Созонович перевел как «разумение», mind как разум/рассудок/ум, но иногда и как «душа». Выражение the consciousness or reflection of a single mind[550] переведено как «сведение или размышление общего ума»[551]. Understanding также передано словом «разум». Трудно понять, чем «ум» отличается от «разумения», так как перевод текста осуществлялся в догегелевскую эпоху, но название главы «Of mind, or the Characteristics of Intelligence»[552] в переводе Созоновича выглядит так: «Об уме, или отличительных свойствах разумения»[553].
Следует отметить, что понятия духовно-эпистемологического спектра не так однозначно понимались и в текстах XVIII века на английском языке. Мыслители сами видели определенное сходство mind и soul, которые могли иметь значения, соответствующие русским понятиям «разум» и «душа», а могли оба означать «душа». В определенном контексте они практически тождественны, хотя в некоторых текстах британские авторы предпочитали разделять то, что по-французски называется âme, а по-русски — «душа», на soul и mind. Понятие soul этимологически связано с глаголом «дышать» и обозначает оживотворение, жизнь. Понятие mind, в свою очередь, употребляется для отличения объекта, наделенного не только жизнью, но волей и мышлением. Таким образом, soul оживотворяет, а mind одухотворяет. soul есть и у животного, а mind — только у человека[554].
Словом «разумение» переводится также понятие apprehension, правда, здесь Созонович колебался и оставил в рукописи две версии, предполагая, что данное понятие также можно перевести как «смысл»: «By the laws of apprehension, to which we are subjected»[555] («По законам смысла/разумения, которым мы подвержены»[556]). Именно в такой вариативности заключается особое достоинство исследования рукописных переводов, дающее возможность проследить за ходом мысли переводчика и его попытками передать смысл понятия, не имеющего очевидного эквивалента в русском языке.
Понятие «ум» использовалось для перевода слов intelligence и даже genius, а «рассудок» — для mature understanding. Так, например:
High measures of intelligence, and mature understanding, with all its appurtenance of science, and regular manners, are known to mark the advanced period of political arts, and, as communities differ in respect to the national exertions they have made so differ also in respect to the attainments of cultivated genius: Hence probably the inequality of nations, both in antient and modern times