В связи с этим следует указать на близость с текстом этого сочинения Фенелона тех антиабсолютистских критических замечаний, направленных против Петра III и его самовластия, которые были помещены в Обстоятельном манифесте о восшествии на престол Екатерины II от 6 июля 1762 года[832]. Его основной текст, скорее всего, был написан Г. Н. Тепловым. В его составлении, похоже, принимал участие Н. И. Панин, и, конечно же, его окончательный вариант должен был получить одобрение новой императрицы[833]. В документе заявлялось, что «самовластие, необузданное добрыми и человеколюбивыми качествами в государе, владеющем самодержавно, есть такое зло, которое многим пагубным следствиям непосредственною бывает причиною», что Петр III «возмечтал о своей власти монаршей, яко бы оная не от Бога установлена была и не к пользе и благополучию подданных своих, но случайно к нему в руки впала для собственнаго его угождения, и для того дал самовластию своему соединиться с самовольным стремлением на все такия установления в государстве, какия только малость духа его определить могла к оскорблению народа», и что «Законы в государстве все пренебрег»[834]. Уже в 1771 году А. П. Сумароков в оде наследнику престола цесаревичу Павлу Петровичу так опишет деятельность воспитателя последнего Н. И. Панина, бывшего одним из ключевых участников заговора в 1762 году:
А Ментор то же утверждает,
Что Божий нам твердит закон:
Страстей волненье побеждает,
Во Телемаке Фенелон[835].
Если Петр III представлялся как отрицательный персонаж из фенелоновского «Похождения», то его сын, благодаря заботе матери и воспитателя, избавивших Россию от бед самовластия, должен был оказаться настоящим Телемаком!
Итак, в середине XVIII века такой значимый политический актор, как императрица Елизавета Петровна, инициировал публикацию перевода Ф. Фенелона, а также задумывался о самоограничении своей власти, другой — генерал-прокурор Сената Я. П. Шаховской — цитировал про себя «Похождение Телемака». Кроме того, в фенелоновском духе был составлен важный официальный документ, оправдывавший переворот 1762 года. При этом и перевод Фенелона, и Обстоятельный манифест 1762 года в качестве отрицательного феномена определяли именно самовластие. Исходя из этого, можно с определенной долей осторожности утверждать, что адаптация и усвоение концептов антиабсолютистского монархизма благодаря переводной литературе в России к началу 1760‐х годов достигли определенных успехов, в результате чего он стал частью политических представлений правящей элиты, которые оказывали самое непосредственное влияние на правительственную политику.
Как отмечает К. Д. Бугров, в России в 1760‐х годах произошел резкий рост книгоиздания, «что чрезвычайно сильно отразилось на объемах печати переводной литературы»[836]. Свое место в этом издательском буме получили и переводные сочинения, связанные с антиабсолютистским монархизмом.
Так, в 1762 году в типографии Московского университета была напечатана первая часть переведенного Д. И. Фонвизиным романа «Геройская добродетель, или жизнь Сифа, Царя Египетского». Это сочинение Жана Террасона «Sethos, histoire, ou Vie tirée des monumens, anecdotes de l’ ancienne Égypte» было написано в подражание «Похождению Телемака». Помимо прочего, оно содержало описание утопической Гесперидской страны, где избираемый
царь остается самодержавным государем; но он клянется сохранить все государственные законы и принимать представления от собранных членов совета. <…> Царь имеет право сменять и избирать членов всех судебных мест, выключая одного славнаго жреца. Сей избирается жрецами таких лет, каких граждане царя избирают, а лета избираемаго главнаго жреца должны быть одинаки с царскими. В сем избрании имеет государь особливое преимущество. Он может из жрецов, назначенных к избранию, выключить троих[837].
Отклики на этот перевод были опубликованы в двух российских журналах, чего удостоились далеко не все издания этого времени. Во-первых, профессор Московского университета И. Г. Рейхель, напечатавший в 1762 году в своем журнале фрагмент фонвизинского перевода, утверждал, что хотя «нет ниодного романа, которой бы превосходил в красоте и пользе, Телемака, писаннаго Фенелоном», однако
Сиф имеет более достоинства, нежели Телемак. В нем находятся такия нравоучения, такия тонкия разсуждения и высокия мысли, каких в Телемаке искать безполезно <…>. Сиф не столь приятен, как Телемак; но он превосходит Телемака в учености, философии и нравоучении[838].
Во-вторых, в 1763 году на страницах «Ежемесячных сочинений» было помещено извещение об издании «Жизни Сифа». По сравнению с откликом Рейхеля оно было более сдержанным на похвалы, хотя также отсылало к роману Фенелона: «Заслуг трудящихся в переводах довольно выхвалить не можно, когда избирают подлинники толь достойные переведенными быть, как сия книга. Мы не сомневаемся ей определить между книгами сего рода по Телемаку второе место»[839].
За выходом «Жизни Сифа» последовали другие публикации сочинений такого рода. В 1765 году в типографии Московского университета вышло «Новое Киронаставление, или Путешествия Кировы» Рамзая, в 1766 году в типографии Академии наук тиражом в 400 экземпляров напечатали «Тилемахиду» В. К. Тредиаковского, а в 1767 году там же тиражом 800 экземпляров — второе издание «Похождения Телемака»[840].
Выше отмечалось, что в «Новом Киронаставлении» Рамзая говорилось о том, как избежать двух политических крайностей — деспотизма и анархии; при этом первое понятие было в том числе передано на русский выражением «безпредельная власть». Схожим образом в предисловии к «Тилемахиде» В. К. Тредиаковский заявлял, что в «Похождении Телемака» Фенелона можно найти «способ <…> как изобретать средину между излишествами могущества Деспотическаго (самопреобладающаго), и бесчиниями Анархическими (не имеющими Начальствующаго)»[841]. Как еще показал А. С. Орлов, это утверждение было переводом из сочинения Рамзая «Discours de la poésie épique et de l’ excellence du poème de Télémaque» (1717)[842], регулярно публиковавшегося в качестве введения к «Похождению Телемака»[843].
Такие идеи Рамзая непосредственно опирались на рассуждения самого Фенелона. Последний в небольшом сочинении «Directions pour la conscience d’ un roi» предлагал наследнику престола задуматься над таким вопросом: «Ce que c’est que l’ Anarchie: ce que c’est que la Puissance arbitraire; & ce que c’est que la Roiauté réglée par les Loix, milieu entre ces deux Extrémitez?» В 1758 году князь М. М. Щербатов перевел это сочинение на русский. Согласно его рукописному переводу, фенелоновский вопрос звучал так: «Что такое есть междоцарстование, что такое самодержавная власть, и что такое царствование, установленное законами, посредство между двух сих крайностей?»[844] Итак, Щербатов перевел Puissance arbitraire как «самодержавная власть». В таком переводе он был не одинок. Схожим образом в 1765 году поступил А. С. Волков, а в 1766 году В. К. Тредиаковский[845].
Наиболее известный случай передачи французского слова despotisme русским «самодержавие» связан с опубликованным в 1773 году переводом сочинения Г. Б. Мабли, выполненным А. Н. Радищевым. Последний, комментируя высказывание Мабли, что «Монархии [Monarchies] не перешли еще в самодержавство [despotisme]», замечал: «Самодержавство есть наипротивнейшее человеческому естеству состояние»[846]. В таком переводе слова despotisme и комментариях к нему нередко видят критический выпад Радищева против современной ему формы правления в России. Однако это вполне могло быть связано, прежде всего, с наследием синонимичности самовластия и самодержавия.
В переводе собственного сочинения, написанного на французском примерно в 1760 году, — «Réflexions Diverses sur le Gouverment»[847], М. М. Щербатов для передачи на русский понятия despotisme использовал понятие «самовластие». Как отмечала З. П. Рустам-Заде, в этом сочинении Щербатов под влиянием «Духа законов» Монтескье выделил четыре формы правления — монархию, аристократию, демократию и самовластие[848]. При этом, согласно наблюдениям С. В. Польского, на описание сути этих форм правления у Щербатова большее влияние имели идеи Фенелона[849]. Так, в разделе «О самовластии» («Du Despotisme») он задавался вопросом, можно ли
самовластие [despotisme] именем правления именовать, понеже сие есть мучительство, в котором нет иных законов и иных правил, окромя безумных своенравий деспота (самовладетеля). Вместо что в монархии государь есть для народа, в самовластном правлении [Despotisme] народ является быть зделан для государя. Тщетно естество истощить свои сокровищи для произведения деспота [Despote], одаренного всеми возможными добродетельми, в сем роде правления он весьма мало блага народу зделает, естьли не испровергнет самовластие [