[905]. Нет, однако, никаких причин предполагать, что речь идет именно о списке «Тактики» или переводе с него. Весьма вероятно, что данная рукопись могла оказаться копией другого сочинения, с которым на Руси издавна ассоциировалось имя Льва, — нравоучительного «тестамента» или «учительных глав» его отца кесаря Василия, перевод которых на церковнославянский язык приписывался святым Кириллу и Мефодию. Это сочинение не только ходило в рукописях, но и вышло из печати сначала в типографии Спиридона Соболя в Могилеве в 1638 году, а затем в Киеве (1646 и 1680) и в Москве в 1662/1663 годах[906]. Аргументом против отождествления «письма Льва царя Премудрого» именно с «Тактикой» служит и отсутствие каких-либо иных сведений о бытовании в России греческих рукописей трактата вплоть до приезда в Москву Хрисанфа в 1692 году.
Помимо «Тактики», императору Льву приписывались и другие сочинения, ходившие в славянских или русских переводах, в том числе несколько стихир — богослужебных гимнов[907]. На это обстоятельство намекает Поликарпов, характеризуя автора трактата в посвящении Г. Д. Строганову следующим образом:
Кто бо, удивительную дел его хитрость видя, не нарек того быти чудо всему миру, краеградие мудрости, красоту царствию, похвалу роду греческому, понеже он изрядством смысла своего вселенную удивил, супостаты устрашил, подчинныя вразумил, непокоривыя покорил, премудрыя в мудрости победил и, вкратце рещи, церковь убо святую сладкосложными своими стихотворенми украсил, а воины гражданства своего в науках ратоборных дел искусны сотворил[908].
В связи с войнами с Османской империей в русском политическом дискурсе приобрела актуальность еще одна группа текстов, героем которых выступал Лев VI. С одной стороны, ряд русских авторов последней четверти XVII века вспоминали о войнах русов против Византии, самая успешная из которых — поход Олега на Константинополь в 907 году — пришлась, согласно русским летописям, на конец правления Льва[909]. Интерес к столкновениям русов с Византией и к мифическому противостоянию славян с Римской империей и с державой Александра Македонского, о котором благодаря польским и украинским источникам знали в Москве[910], выразился еще во вступлении к уже упоминавшемуся переводу Фронтина, писавшего, что славяне снискали воинскую славу «воеваша противу Греческих и Римских кесарей и всегда славную победу улучающе»[911]. Отразился этот интерес и в обоих переводах сочинения Льва.
Поликарпов, верный оригиналу «Тактики», сообщил о русах лишь однажды, в том месте, где Лев сравнил «войско корабельное срацын, и глаголемых россов, и северных татар»[912]. «Россы» у Поликарпова вполне справедливо соответствовали этнониму Ῥῶς, а вот «северными татарами» он именовал «северных скифов» (βορείοι Σκύθοι), под которыми Лев, вероятно, имел в виду тюркоязычное население северного Причерноморья. Эта попытка осовременить этническую номенклатуру необычна для Поликарпова, который в большинстве случаев именовал Σκύθοι скифами, и, возможно, свидетельствует о политической актуализации материала Льва.
Копиевский, которого не сковывали соображения верности оригиналу, пошел намного дальше, вставив в текст сочиненную им заметку «О народе славянороссийском», текст которой стоит привести здесь полностью: «Славянороссийский народ, в велие множество возрасте, народ крепкий и можный. Его же отец мой Василий, кесарь Греческий, помощию Божию святым крещением просвети и властители по обычаю своем им устави. Сии славяне древних лет великое разорение делаша в земли греческой»[913]. Текст этой заметки составлен самим Копиевским, но основывается на сообщении Льва о том, что его отец, император Василий I Македонянин, «отвратил этот народ от архаических племен и склонил к грекам, учредив управление по ромейскому образцу и удостоив их крещения, освободил их от рабства собственных вождей и наставил воевать против народов, враждебных ромеям»[914]. Зависимость заметки от этого пассажа почти несомненна, что вызывает некоторое удивление, поскольку 18-я глава трактата, из которой взят приведенный отрывок, не вошла в «Краткое собрание» даже в отрывках. Показательно, что Копиевский говорит именно о «славянороссийском народе», хотя у Льва речь в данном случае идет лишь о славянском населении Балканского полуострова. Возможно, заметка Копиевского отсылает читателя и к популярным среди малороссийских и московских интеллектуалов XVII века представлениям о «крещении руси» Аскольда и Дира патриархом Фотием в 886 году, а не за двадцать лет до того, как это явствует из древнерусских и византийских источников[915].
С другой стороны, интересу к личности императора Льва способствовала и его слава провидца, предсказавшего, в частности, взятие Константинополя османами[916]. На Руси это легендарное предсказание получило свою трактовку. В «Повести о взятии Царьграда турками» анонимный автор второй половины XV века, называвший себя Нестором-Искандером, предрекал:
Если свершилось все, предвещанное Мефодием Патарским и Львом Премудрым и знамениями о городе этом, то и последующее не минет, но также совершится. Пишется ведь: «Русый же род с прежде создавшими город этот всех измаилтян победят и Седьмохолмый примут с теми, кому принадлежит он искони по закону, и в нем воцарятся, и удержат Семихолмый русы, язык шестой и пятый, и посадят в нем плоды, и вкусят от них досыта, и отомстят за святыни»[917].
Рассказ о столь лестном для русов пророчестве Льва мог приобрести новое звучание после успехов русского оружия в Причерноморье в последние десятилетия XVII века. Интересно, что уже чуть позднее, в 1713 году, «Повесть» вышла в печати в одной книге с русским переводом «Иудейской войны» Иосифа Флавия, а в 1716 и 1723 годах были осуществлены переиздания этого сборника[918].
Если перевод Поликарпова был, по всей видимости, обязан своим появлением устойчивому интересу к личности императора Льва и, в значительной степени, стечению обстоятельств, то возникновение перевода Копиевского уместно рассматривать в контексте не только русской, но и европейской культуры. После возвращения Петра I из Великого Посольства русские переводчики по заказу царя начали систематическую работу по переводу военно-правовых, военно-теоретических и военно-технических сочинений со всех основных европейских языков, стремясь сделать доступным нарождающемуся русскому офицерству актуальные достижения европейской военной науки. Привилегия на печатание кириллических книг, которую Петр предоставил Тессингу, предусматривала, помимо прочего, издание «книг о морских и земных ратных людях»[919]. Учитывая существенную роль, которую в европейском военно-теоретическом дискурсе XVI–XVII веков играли сочинения античных и византийских авторов[920], представляется естественным, что некоторое (впрочем, далеко не центральное) место они получили и в зарождающейся русской военной теории. Вместе с тем многие ключевые для Европы раннего Нового времени античные военные трактаты были переведены на русский очень поздно. Так, сочинения Вегеция, бывшие начиная с позднего Средневековья главным источником по истории римского военного искусства, появились в русском переводе лишь в XX веке.
«Тактика» обязана своей популярностью в Западной Европе и, в частности, — что особенно важно для предыстории перевода Копиевского — в Нидерландах военно-теоретическим сочинениям интеллектуалов, объединившихся вокруг принцев Оранских на рубеже XVI–XVII веков. В поисках стратегических и тактических решений, которые могли бы позволить возглавляемой ими армии Республики Соединенных Провинций противостоять превосходящим по численности и финансовым возможностям испанским войскам, братья Оранские обратились к изучению античной военной теории, воспринятой через призму позднегуманистических филологических и исторических комментариев[921]. Ранневизантийские военные трактаты императоров Маврикия и Льва VI рассматривались ими как ценные источники, сохранившие сведения о военном деле в позднеримскую эпоху.
«Тактику» ввел в круг значимых источников по античной военной теории граф Нассау-Зигенский Иоганн VII, сам оставивший несколько сочинений по военному искусству, опиравшихся, прежде всего, на гуманистические штудии сочинений древних[922]. При его поддержке голландский гуманист Иоганн ван Мейерс в 1612 году издал в Лейдене свой латинский перевод «Тактики», более полный и точный, чем в публикации Чека[923]. Год спустя последовало параллельное греко-латинское издание, в котором были объединены оригинальные тексты и переводы трактатов Льва и Элиана[924]. Еще раньше, в 1586 году, в Венеции вышло итальянское издание «Тактики» — первый ее перевод на новые европейские языки[925]. Известный военный теоретик Иоганн Якоби фон Валльгаузен, находившийся некоторое время на службе Иоганна VII, упомянул Льва (не являясь, впрочем, сторонником его тактических рекомендаций