V. Опасно быть причастным к любовным интригам своего господина.
VI. Великая фортуна часто ослепляет фаворита.
4. Пример мудраго Фаворита.
5. Как с друзьями своими при дворе жить?
6. Как с недругами и с ненавидящими своими обходиться?
7. Как с потаенными неприятельми жить?
8. О мудрости и экономии молодаго человека при дворе.
9. Иметь неведомых друзей и беречься проступок.
XIII. Фортуна не вознесет пустельгу, какие бы усилия он ни прилагал.
10. Понеже брак щастие поспешествует; то лутче ли шляхтичу знатную за себя невесту взять или на равной себе жениться?
11. Надобноль по любви жениться?
12. Богатстволь или знатная фамилия лутче?
13. Придворному стараться о получении вернаго друга, и не отчаяваться в нещастии.
14. Статской чин к получению щастия способнее военного, и какия от сего шляхетству пользы произойти могут?
15. Никто своим щастием недоволен.
16. Заслуги всякому человеку свойственны; а шляхетству кроме самодержавнаго государя никакого над собою владения желать не надлежать, для того что под скипетром самовластного монарха наибольшее им щастие.
17. Королевства Францускаго соседи больше заслуг нежели фамилии смотрят; и какая польза от коммерции?
18. Как поступать и что такому шляхтичу делать, которой себе щастия в войне искать намерен.
XXIII. Фортуна дворянина зависит от самим им сделанного хорошего или дурного выбора господина.
XXIV. Ему необходимо добиться уважения своего господина до того как он войдет к нему во служение, и как это сделать.
XXV. Лучше ли служить господину умному и ловкому, или же тому, у кого мало ума?
19. Высокия науки военнаго чина шляхтичу больше вреда, нежели пользы приносят, и что ему знать: а рачение с прилежностью к успеху во всем необходимо.
XXVII. О том, что надо любить своего господина, и как себя с ним вести.
20. Шляхтичу стараться: чтоб в отправление дел государя своего при дворе употребленну быть, и для чего?
XXIX. О том, что можно перейти от службы сеньору на службу Королю или другому могущественному государю, и что господин должен обращаться с дворянином ласково.
21. О неправом мнении тех, которые секретарский чин презирают.
22. Для чего нынешние люди не столь учены, как древние?
23. Ежели дворянин с природы к наукам склонен, то ему учиться надобно; а без склонности ученым быть нельзя.
24. Ученому шляхтичу можно чин по своему желанию выбрать; а знание людей нужнее всего.
25. Разговоры и конференции полезнее наук.
26. Злых и дураков бегать.
XXXVI. Должен ли частный человек играть в азартные игры, и как это делать.
XXXVII. Способствует ли Фортуне знание охоты и умение охотиться?
XXXVIII. Из господ полезней всех финансисты.
XXXIX. Могут ли правила предусмотрительности сделать нас счастливыми?
27. О суете предсказательной астрологии [звездочетная наука в предсказании будущаго], о неразумении людей, и о том, что прямое щастие единою искренностию получается.
Это, впрочем, не значит, что текст пропущенных глав был исключен полностью: некоторые их куски могли быть инкорпорированы в другие места. К примеру, в главе, посвященной желательности жениться по любви (№ 11), говорится:
Молодой человек легко тому поверит, ежели ему родители и сродники невесту выхвалять станут; а как сам женившись увидит, что вместо алмаза кирпич, или камень называемой Чортов палец взял, в те поры ему бедному что делать будет?[1052]
В оригинале этому месту соответствует фрагмент фразы, в котором нет ни алмазов, ни кирпичей, ни тем более чертова пальца:
<…> ne l’ ayant connuë que par le raport de nos parens, nous nous abandonnons, comme des aveugles, à ses mauvaises humeurs, & peut-être à quelque chose de pis[1053].
…зная ее (жену. — М. Н.) лишь со слов родичей, мы, как слепцы, обрекаем себя терпеть ее дурной нрав, а может быть и нечто худшее.
Однако Волчков не просто так вспоминал об алмазах; в пропущенной им главе, посвященной пустельгам (№ XIII), шла речь о людях, которые обманывают своим видом:
Il se trouve dans la Cour de belles Hapelourdes; ce sont des faux diamans qui ressemblent aux bons; leur mine & leur naissance font présumer qu ils valent quelque chose, & l’ on ne s’en desabuse pas jusqu’à ce qu’ils ayent parlé[1054].
При дворе встречаются красивые фальшивки; это поддельные алмазы, похожие на настоящие; их наружность и происхождение заставляют полагать, что они чего-то стоят, но когда они начинают говорить, то это заблуждение рассеивается.
Перенос метафоры сопровождался ее «русификацией» (появление «Чортового пальца»[1055]), что подчеркивает осознанность приема, который, как мы увидим, повторяется на разных уровнях текста.
Естественно, переведенные главы также прошли через определенную обработку, прежде всего связанную с культурным багажом читателя. Скажем, из главы «Богатстволь или знатная фамилия лутче?» (№ 12) исчезло упоминание Монтеня, которое есть во французском оригинале («Странное дело, говорит Монтень, что мы менее заботимся о передаче родовых добродетелей, чем о сохранении конских пород»[1056]). Позднее Волчков будет переводить Монтеня, но этот писатель, обязательно входивший в круг чтения французского дворянина XVII века, не являлся значимым для русской аудитории. Также из русского текста выпал Рабле, который фигурирует в начале главы об экономии (№ 8), а вместе с ним кусок фразы: «Я хотел бы, чтобы он обрезал себе ногти, чтобы не поцарапать друзей»[1057]. При этом сохранены упоминания Аристотеля, Платона, Сенеки и «Паленгина»[1058], но убраны латинские изречения (возможно, для облегчения восприятия текста). Отдельный интерес представляют случаи, когда Волчков чувствовал необходимость прояснить референции, содержащиеся в оригинале. Так, во французском издании в главе о тайных недругах (№ 10) говорится:
Le Conte du Satyre est assez bien inventé, qui se retira de la societé des hommes, parce qu’il s’aperçût que de leurs bouches sortoit le froid & le chaud[1059].
Хорошо придумана побасенка о сатире, который удалился от общества людей, заметив, что у них изо рта исходит и холод, и жар.
Волчков совершенно справедливо идентифицировал этот сюжет как басню Эзопа:
Езопова басня о том диком мужике [сатир] весьма хитро вымышлена, которой увидя, что у человека из одного рта и теплота и холод выходит, тотчас от людей в лес ушол[1060].
Но тут возникает целый ряд вопросов. Прежде всего, почему переводчик, прекрасно зная, о какой басне идет речь, исказил суть представленных в ней событий? У Эзопа сатир сначала привечает путника, а потом выгоняет его из своего жилища, поскольку тот сперва дует на руки, чтобы их согреть, а позднее, чтобы остудить. Волчков не просто читал, он сам переводил античного баснописца (по французскому изданию прозаического переложения, сделанного Роджером Лестранжем), и его «Езоповы басни»[1061] вышли одновременно с «Совершенным воспитанием». Любопытным образом, в них нет сюжета о сатире, хотя он присутствует и во французском переводе, и в английском оригинале, причем в обоих случаях его интерпретация не содержит в себе идеи ухода от людей: сатир и человек «много времени проводили вместе», «часто виделись»[1062]. Правда, в «L’ éducation parfaite» была использована другая расхожая идиома: сатир «удаляется от общества людей», то есть перестает с ними общаться. Это выражение действительно как бы задает неправильное направление движения, особенно если истолковать его буквально (персонаж басни жил среди людей, а потом удалился в пустынные места). Ответственность отчасти лежит на Кальере, который излагал эзоповский сюжет с подобающей дворянину небрежностью, не заботясь о точности деталей. Тем более что по-французски он еще не обрел классической формы, лафонтеновская басня «Сатир и путник» выйдет в свет в 1668 году, десятилетием позже публикации «Фортуны людей благородных и дворян». Волчков, скорее всего, знал версию Лафонтена: французский баснописец характеризовал своего героя как «le sauvage»[1063], что прямо соответствует «дикому мужику» (дикарю) из русского текста. Однако в басне сатир — «дикарь», поскольку он живет в диких местах, и человек для него — существо экзотическое, тогда как у Волчкова «дикий мужик» не просто отворачивается от людей, но, по-видимому, возвращается в присущую ему стихию, то есть в лес. Вероятно, двусмысленное, неточное выражение Кальера позволило переводчику интерпретировать эзоповскую басню как своего рода отказ от цивилизации и возвращение к природе, но думается, что решающую роль тут сыграла живописная традиция. Сюжет «Сатир в гостях у крестьянина» хорошо известен по картинам и гравюрам художников голландской школы, прежде всего Якоба Йорданса[1064]. Он восходит к тому же античному источнику, но в 1617 году Йост ван ден Вондел пересказал его именно так, как мы видим на многочисленных полотнах Йорданса и у Волчкова: крестьянин приводит сатира к себе в дом, тот наблюдает за его странным поведением, а затем убегает