[1187]. Между тем журналист и театральный критик начала XIX века Михаил Николаевич Макаров (1785–1847), короткое время прослуживший в Архиве, так описывает способ, к которому прибегал Малиновский для перевода пьес Коцебу в 1790‐е годы (при этом совершенно не оспаривая его авторство): «[Малиновский] с помощию сослуживца своего И. А. Ждановскаго [Ивана Андриановича, на службе в Архиве с 1785 года] и других некоторых приятелей весьма коротко ознакомился с духом драматических творений Коцебу и перевел их множество и все очень хорошо: близко, разговорно <…>»[1188]. Нельзя исключать, что некоторые познания в немецком языке, позволившие ему понимать «дух» пьес Коцебу, Малиновский все же приобрел, чему способствовали знание латыни и служба бок о бок со знатоками и носителями языка. Тем не менее в 1805 году в письме к Якову Ивановичу Булгакову Малиновский, попросив у него французское издание Адама Олеария, честно признался, что хотя в библиотеке Архива эта книга есть по-немецки, читать ее он не может за незнанием языка[1189].
С 1797 года в Архиве вновь появились титулярные и коллегии юнкера, должность которых, возникшая при Петре I, постепенно исчезла и была восстановлена императором Павлом I[1190]. Юнкера, более известные как «архивные юноши» — не получавшие жалованья, но имевшие хорошее домашнее образование молодые люди, — представляли целый штат переводчиков в распоряжении Малиновского. С начала 1800‐х он пользовался своей должностью второго лица в Архиве, чтобы вменять в обязанность молодым подчиненным переводы, на которые он получал выгодные заказы.
Однако загружать подчиненных только коммерческими переводами пьес Малиновский не мог, поэтому занимал молодых людей также и деятельностью «по профилю» Коллегии. Так, в 1801 году Малиновский взялся за перевод так называемого «Робинетова словаря — Всеобщего словаря моральных, экономических, политических и дипломатических наук», автором которого был ученый и писатель Робине, переводчик «Статского человека» на французский язык[1191]. В переводе были задействованы сорок переводчиков, большей частью из «юношества». Часть из них уже имели чины и небольшое жалованье. По своей проблематике переведенные статьи (всего 35) частично пересекались с переводом «Статского человека». Как утверждал Малиновский в сопроводительном письме в Коллегию 1802 года, этот перевод был его собственной инициативой: «По собственному побуждению моему я занимал тем служащих при Архиве благородных юношей в свободное от должности время для распространения их сведений»[1192]. Перевод «благородные юноши» выполняли «в свободное от должности время», что демонстрировало высшему начальству успехи Малиновского по службе, то есть способность заставить работать совсем юных сотрудников сверхурочно. Его работа, согласно отчету о работе Архива за 1806 год, ограничилась «высматриванием и поправкою переведенных служащими при Архиве молодыми дворянами под присмотром его разных дипломатических статей из Робинетова словаря»[1193]. В РГАДА хранится том, в который переплетены переводы, переписанные начисто самими переводчиками и содержащие разметку статейных заголовков рукой Малиновского; переплетенный в кожу беловой экземпляр, отправленный Малиновским в Коллегию в 1806 году, хранится в Петербурге[1194].
Все факты: и нахождение рукописи в личном архиве Малиновского, и принадлежность архива Коллегии иностранных дел, которой управлял сын опального вице-канцлера Иван Андреевич Остерман (1725–1811) начиная с 1775 года, — свидетельствуют о том, что перевод труда Хемпеля должен был возникнуть если не в стенах Московского архива Коллегии иностранных дел, то в близком к нему кругу. Однако помимо формальной стороны — подчинения Архива Коллегии и, соответственно, И. А. Остерману, занявшему более прочное место в ней после отставки (1781) и смерти (1783) Н. И. Панина, и наличия переводчиков, сконцентрированных в одном месте, труд Хемпеля имел особое значение как минимум для трех сотрудников Архива: Герхарда Фридриха Миллера и Алексея и Василия Малиновских. Каждого из них связывали с двумя поколениями Остерманов свои собственные интересы и личные истории. Прежде всего, перевод отложился в личном фонде Малиновского, а не в делах Архива, потому что семье Малиновских посчастливилось оказаться среди тех, кому покровительствовало семейство Остерманов. Отец Алексея протоиерей Федор Авксентьевич Малиновский (1737?–1811) служил настоятелем церкви Святой Троицы в Троицкой слободе за Сретенскими воротами на Самотеке. В приходе его церкви находился дом, принадлежавший Василию Ивановичу Стрешневу — брату Марфы Ивановны Стрешневой-Остерман (1698–1781), супруги опального вице-канцлера. В 1782 году, после смерти бездетного Стрешнева, дом перешел по наследству к его племяннику — вице-канцлеру И. А. Остерману, второму сыну А. И. Остермана. Таким образом, вице-канцлер формально стал прихожанином церкви Святой Троицы. Бывала ли в доме своего брата вернувшаяся в 1750 году из Березова мать младших Остерманов Марфа Ивановна, неизвестно[1195].
Протоиерей Малиновский был знаком и с секретарями Архива Мартыном Никифоровичем Соколовским (?–1799) и Николаем Николаевичем Бантыш-Каменским (1737–1814)[1196], возможно, и с самим Миллером. Вероятно, поэтому два его сына: Алексей — в начале 1780-го, а в конце 1781 года — Василий, — поступили на службу в Архив актуариусами[1197]. Именно Остерманам — ключевым фигурами в связях семьи Малиновских с правящей элитой — были обязаны братья Малиновские своим успешным карьерным стартом. В апреле 1783 года, меньше чем через месяц после смерти Н. И. Панина, к тому моменту уже около полутора лет отстраненного от управления внешней политикой, вице-канцлер Остерман, присутствующие в Коллегии иностранных дел Александр Андреевич Безбородко и Петр Васильевич Бакунин Меньшой подписали определение о производстве актуариуса Малиновского в переводчики (10‐й класс), удовлетворив лишь одну из пяти челобитных низших чиновников Архива, причем самого младшего из них[1198].
С другой стороны, в 1730‐е годы в Петербурге вице-канцлер А. И. Остерман покровительствовал своему земляку Миллеру — вестфальцу по происхождению. Не исключено, как предполагает Е. Е. Рычаловский, что Миллер был домашним учителем детей вице-канцлера, а затем поддерживал связь с его семьей после опалы. Тем не менее Миллер, как профессор Академии наук, участвовал 21 марта 1743 года в заседании ее Конференции, постановившей сжечь биографии опальных политиков по воле императрицы, а затем и в распродаже имущества опального политика[1199]. Несмотря на опалу покровителя, карьера Миллера продолжилась после свержения Остермана, хотя и не была безоблачной. После своего переезда в Москву в 1765 году он восстановил личные отношения с Остерманами, а несколькими годами ранее — в начале 1760‐х — началась его переписка с Федором Андреевичем Остерманом (1723–1804), старшим сыном опального вице-канцлера и губернатором Москвы в 1773–1780 годах, продолжавшаяся более двадцати лет[1200]. 11 октября 1783 года, в день смерти Миллера, Ф. А. Остерман посетил дом покойного, где застал нескольких чиновников Архива[1201]. Эта встреча могла способствовать тому, что в конце того же года В. Ф. Малиновский, не прослужив в Архиве и двух лет, отправился в Петербург на службу секретарем к его брату вице-канцлеру Остерману («был призван», по его словам) и прослужил у него до 1789 года[1202].
Когда Миллер был назначен в Московский архив Коллегии иностранных дел в 1766 году «для разбору и описи дел»[1203], там уже находились бумаги опального вице-канцлера Остермана. После его ареста Академия наук составила описи его библиотеки (около 3000 книг) и архива. Часть книг по указу 24 ноября 1743 года была передана в Коллегию иностранных дел; еще часть книг и архива в 1744 году была отправлена в Москву. В конце 1740‐х годов в делах канцелярии Московского архива Коллегии появляются первые реестры делам Остермана, но описание его бумаг продолжалось в Архиве десятилетиями[1204]. Помимо этого, часть бумаг, в основном политических, была изъята канцлером Бестужевым-Рюминым и осела в Коллегии иностранных дел в Петербурге, откуда была передана Миллеру сыном прежнего владельца — вице-канцлером И. А. Остерманом (после 1779 года), образовав среди бумаг Миллера соответствующие «портфели»[1205]. Этот жест мог быть следствием некоей договоренности между Остерманом-младшим и Миллером о написании биографии Остермана-старшего. Неясно, однако, имел ли Остерман-младший в виду напомнить таким образом о своем отце или вступить в полемику с его биографией, написанной Хемпелем.
О намерениях Миллера можно судить по тому, что у него, вероятно, был собственный экземпляр труда Хемпеля. В 1764 году Антон Фридрих Бюшинг (1724–1793), живший в то время в Петербурге, переслал Миллеру некое жизнеописание графа Остермана, найденное им при разборе библиотеки умершего в 1761 году директора библиотеки Академии наук Иоганна Даниэля Шумахера. Об этом Бюшинга просил сам Миллер: оно нужно было ему для какой-то цели, сформулированной им в не дошедшей до нас записке