Семен БельскийЛАБОРАТОРИЯ ВЕЛИКИХ РАЗРУШЕНИЙФантастические повестиИзбранные сочинения Том I
МЕЖДУ НЕБОМ И ЗЕМЛЕЙ
I. «Всемирный эмигрант»
Описанные здесь события произошли через несколько месяцев после окончания великой войны. За страшным напряжением физической и духовной энергии, которая потребовалась для того, чтобы довести борьбу до конца, во всех европейских странах наступила неизбежная реакция. Повсюду чувствовалась усталость, утомление и ослабление воли, препятствующее немедленно приступить к восстановлению того, что было разрушено и сметено огнем и железом. Миллионы людей потеряли веру в будущее и ждали какого-то чуда, которое должно было разом вернуть разоренной земле тот цветущий вид. который она имела до войны. Но чудо не приходило. Небо, как и всегда, безучастно сверкало своими бесчисленными огнями над залитыми кровью опустошенными полями, и все рассказы о таинственных и сверхъестественных событиях, которые будто бы происходили то в одном, то в другом углу разрушенного человеческого муравейника, оказывались в конце концов нелепыми вымыслами, порожденными старыми суевериями или невежеством. Никакие туманы не скрывали более от людей всей глубины той пропасти, которая разверзлась под их ногами.
В это тяжелое время, по странной случайности, был сделан целый ряд блестящих научных открытий, которые обещали произвести полный переворот в жизни народов!.. Могучий толчок, данный технике требованиями беспощадной войны, все еще продолжал действовать, и одновременно с различными орудиями истребления со сказочной быстротой возникла новая техника, удесятерявшая производительные силы человека. За этими изобретениями следило во всех странах лишь ничтожное число людей: огромное большинство не придавало им никакого значения, так как утратило веру в благодетельную силу науки.
В глазах массы она превратилась в демона-разрушителя, в жестокую беспощадную силу, способную в короткие мгновенья уничтожить без следа труд целых столетий. Только этим равнодушием масс к трудам самых счастливых и гениальных изобретателей можно объяснить то обстоятельство, что широкая публика не обратила почти никакого внимания на новую летательную машину, способную двигаться в безвоздушном пространстве.
Теория этого корабля, осуществлявшего старую мечту о возможности междупланетных сообщений, принадлежала русскому инженеру Склярову, но модель аппарата была построена бельгийским механиком Шарлем Лебреном. Закончив свои труды, изобретатели остались без гроша в кармане и с ужасом увидели, что их машина никому не нужна. Куда они ни обращались, им всюду отвечали, что летательный аппарат, который дает возможность передвигаться в мировом пространстве, если допустить правильность всех расчетов и чертежей, представляет самую непрактичную вещь, какая только существовала на свете. Несмотря на всю настойчивость бельгийца и красноречие русского инженера, капитал презрительно отворачивался от междупланетного корабля, и в России, как и во Франции, не находилось ни одного предпринимателя, который согласился бы купить патент и основать завод для постройки мирового воздушного флота.
С практической стороны такое дело действительно казалось чистейшим безумием, так как не обещало никаких барышей и вместе с тем требовало миллионных затрат.
В жаркий день изобретатели сидели на покривившемся балконе своей дачи в окрестностях Петрограда и говорили о необходимости достать денег, чтобы расплатиться с долгами.
В десяти шагах от балкона, рядом с повалившимся забором, стоял деревянный сарай с крышей, заросшей мохом, за широкими дверьми которого скрывалась драгоценная модель чудесного механизма.
Высокие чахлые сосны бросали жидкую тень на песчаные дорожки, усеянные обрывками бумаги, которыми играл ветер.
— Я брошу все это дело! — сказал Скляров. — Не понимаю, что меня еще удерживает в этой мерзкой чухонской деревушке. Месяц тому назад я быль твердо уверен, что мне стоит только протянуть руку, чтобы получить миллион, а теперь я с ужасом смотрю на свои дырявые сапоги. Вчера, когда мы сидели у директора банка, я все время старался прятать ноги под столом, чтобы капитал не увидел моей обуви и не потерял последнего доверия к моим блестящим идеям.
Лебрен слабо улыбнулся и ничем не ответил.
— Что же вы молчите! — воскликнул инженер, вставая со стула, который немедленно упал, так как у него не хватало одной ножки. — Я вам совершенно серьезно говорю, что все это мне до крайности надоело, и если ничего не случится в течение трех — ну, скажем, пяти дней, — то я навсегда откажусь от жалкой и унизительной роли нищего изобретателя. В тысячу раз лучше быть поденщиком на каком-нибудь заводе.
У инженера было открытое, ясное и чистое лицо, на котором даже в те минуты, когда Скляров сердился или был чем-нибудь взволнован, всегда в глазах и в складках губ таилась улыбка. Он любил солнце, яркие цветы, шум леса и моря: все блестящие идеи, касающиеся самых запутанных вопросов математики и механики, рождались у него внезапно, точно радужные краски в алмазе или в каплях росы, но так же внезапно гасли и исчезали. Он ничего не изобретал и не открывал, а играл сложными формулами и часто сам удивлялся полученным неожиданным результатам. Склярову удавалось как будто без всяких усилий открывать двери в таинственную лабораторию природы, но у него никогда не хватало терпения и силы воли, чтобы довести дело до конца и приняться за неизбежную и скучную черновую работу. На службе Скляров был неудачником и однажды потерял очень хорошее место, потому что во время приезда министра отправился представляться начальству, забыв надеть галстук и застегнуть половину пуговиц. Такому человеку, чтобы создать что-нибудь значительное или великое, необходим был постоянный спутник, обладавший теми качествами, которых не хватало этому кандидату в гении. И таким человеком для Склярова оказался трудолюбивый и упорный бельгийский механик Лебрен, которого война перебросила из разрушенного Льежа в Петроград.
На изобретение летательной машины, способной двигаться за пределами атмосферы, Скляров затратил четыре часа, а Лебрен целый год. Но все-таки идея, луч света принадлежали первому, — механик из Льежа проработал много дней и ночей над чертежным столом и в мастерских, создал тело машины, а душа ее была угадана в одно утро на песчаном берегу моря, недалеко от той самой дачи, где теперь стояла готовая модель.
Лебрен был печальный, тусклый и незаметный человек лет пятидесяти. Половину жизни он провел в угольных копях, где заведовал машинами для выкачивания воды. Лебрен всегда был одет в черное или казался одетым в черное, и до такой степени ненавидел шум и движение, что днем закрывал и плотно завешивал окна, работая при электрическом свете.
— Посмотрите, ведь этот господин идет сюда! Какого черта ему здесь надо? — сказал Скляров, спускаясь с крыльца.
Заскрипела калитка, и в пыльный садик, не торопясь, вошел маленький, плотный человек с красным, гладко выбритым лицом.
Заскрипела калитка, и в пыльный садик, не торопясь, вошел маленький, плотный человек с красным, гладко выбритым лицом.
Одет он был в широкое парусиновое пальто, голову его прикрывала круглая, плоская, соломенная шляпа; в левой руке он держал портфель с серебряными застежками, а в правой массивную трость с костяным набалдашником. Но инженер в первое мгновенье не обратил внимания на эти подробности и заметил лишь широкую, приятную улыбку незнакомца. В сиянии этой улыбки исчезал весь человек, почтительно, но не без достоинства протянувший Склярову мягкую пухлую руку.
— Я к вам по важному, очень важному делу! — сказал посетитель таким голосом, словно боялся, что его могут подслушать чахлые кусты запыленной сирени. Мое имя Вильям Клюз. Вот моя карточка.
Человек с красным лицом, по-видимому, не притронулся ни к одному из своих многочисленных карманов, но в руке у него каким-то чудом мгновенно оказался кусок блестящего картона, на котором было напечатано:
Мистер Вильям Клюз Чикаго и Петроград.
Агент общества «Всемирный эмигрант».
— Это, кажется, дело серьезное, — шепнул Скляров своему товарищу.
Мистер Клюз уселся к столу, торжественно открыл свой портфель, словно оттуда должен был появиться могущественный дух из «Тысячи и одной ночи» или, по крайней мере, все правление «Всемирного эмигранта»; сделал большую паузу, во время которой стих ветер, шумевший в соснах, а воробьи, чирикавшие на балконе, с зорким любопытством наблюдали за движениями мистера Клюза.
— Мы покупаем ваше изобретение, — сказал он наконец так безмятежно, как будто бы дело шло о покупке простой лодки для катанья по взморью.
— Не может быть… — начал Скляров, но его остановил Лебрен.
— Покупаете, если мы сойдемся в условиях, — сказал француз!. — У нас есть уже несколько выгодных предложений, но мы пока выжидаем.
Мистер Клюз красноречивым взглядом окинул убогую обстановку дачи и ответил:
— Пусть так, и все-таки купим мы, а не кто-нибудь другой. Угодно вам выслушать наши условия?
— В этом все дело, — ответил инженер.
Лебрен молча кивнул головой.
— Сначала я должен сделать небольшое вступление, — начал мистер Клюз, поглаживая свой гладкий подбородок. — Полагаю однако, что, если мы не сойдемся, то все сказанное мною останется тайной. Компания «Всемирный эмигрант» давно уже поставила себе целью внимательно следить за возникновением и развитием таких общественных, экономических и политических течений, которые должны раньше или позже заставить тысячи и миллионы переселенцев двигаться то в одну, то в другую сторону. Когда в Австралии были открыты новые обширные площади для пастьбы скота, мы немедленно учли это обстоятельство; когда золотая лихорадка погнала на крайний север Америки толпы искателей богатства, мы сейчас же организовали правильное и безопасное сообщение между Нью-Йорком и Аляской. В русских губерниях наши агенты давно с успехом работают над переселением в Аргентину и Бразилию. Притеснения, каким подвергались евреи, дали нам много тысяч эмигрантов в свободные страны. К сожалению, земной шар становится тесным, — то есть тесным для нашего общества. Эмиграция все более и более затрудняется недостатком свободных земель. Нам необходимо расширить деятельность, придать ей грандиозный характер, произвести шум, чтобы подействовать на биржу, переполненную капиталом, но что вы поделаете на небольшом шаре, где слишком много воды, никуда не годного песка и мерзлых болот? Но самое главное, что после этой беспощадной войны на земле появились миллионы людей, которые желали бы, если бы имели возможность, навсегда покинуть нашу разоренную планету. Ваше изобретение, с которым вы не знаете, что делать, — мы будем говорить откровенно, — изобретение это является для нас чрезвычайно кстати…