Долго я мучился без сна, думал, голова лопнет от этих мыслей. Глянул на Марселя и позавидовал ему: развалился у меня под боком, дрыхнет себе и в ус не дует. Вот она, беспечная молодость. Ничего не беспокоит, а заботы одни – поесть, поспать, поиграть, погулять. Как жаль, что мне уже не стать щенком. А так хочется иногда хоть ненадолго почувствовать себя маленьким и беззаботным. Из человеческой спальни доносился тихий разговор. Видимо, им, как и мне, тоже не спалось. Сквозь поток мыслей я расслышал, как отворилась дверь их комнаты, увидел, как загорелся свет в коридоре, и через какое-то время домочадцы появились на пороге гостиной. Марсель, как по команде, вскочил с очумелым видом, сел на задние лапы, в непонимании озираясь по сторонам.
– Что случилось? Уже надо вставать? Идём гулять? Мячик берём? А как же завтрак? – Вопросы посыпались как из рога изобилия.
– Да успокойся ты, – усмехнулся я, глядя на его недоумённую морду. – Ещё ночь на улице.
– Марсик, иди ко мне, – позвала его Саша. Он подбежал к ней, поставил лапы на ноги, она лаково почесала его за ушами. – Пойдём, мой хороший, пусть они пообщаются перед расставанием.
Шура с Марселем ушли, Елисеев закрыл за ними дверь, лёг рядом со мной на пол, и мы с ним долго разговаривали, вспоминая самые яркие и незабываемые моменты нашей совместной жизни.
– Трисон, а помнишь, как мы с тобой встретили Шуру на экскурсии в Иерусалиме, когда у неё украли сумку? – спросил он.
– Ав, – ответил я.
– А ведь ты уже тогда знал, что она хозяйка перепутанного чемодана, только не мог сказать мне этого, – усмехнулся он.
– Ав, – подтвердил я.
– Ты знаешь, дружище, когда во время рыбалки я обнаружил, что тебя смыло волной, клянусь, я думал, сойду с ума. Я испытал точно такой же страх, как в тот день, когда вы с Шурой поехали в гости к Татьяне, а потом я узнал, что в её доме взорвался газ. До сих пор с ужасом вспоминаю те события. Мне даже страшно подумать, что было бы с моей женой… – Макс вдруг замолчал и судорожно сглотнул. – Если бы тебя не было рядом. Не представляю, как я буду без тебя. – Он потрепал меня по холке. – Дружище, я уже давно перестал тебя считать собакой, ты стал для меня всем, чем только можно быть для человека.
Верите, я оторопел от его признания. Кем я только ни был: другом, братом, сынком, мечтой, а вот всем – ещё никогда. Спасибо тебе, мой друг. Твои слова будут для меня самой лучшей поддержкой в трудные минуты пребывания на чужбине.
– Ты не обиделся на меня за то, что я дал своё согласие на участие в съёмках? – спросил он.
– У-у-у, – ответил я.
– Понимаешь, если бы я не отпустил тебя, то поступил бы как эгоист. А я не хочу думать только о себе. Такой шанс выпадает далеко не каждому человеку – и только раз в жизни. Сам бог решил, что так должно быть. Я не могу позволить тебе упустить его. Ты столько полезного и доброго сделал в своей жизни, теперь ты заслужил лучшей работы, чем поиск бандитов, воров и хулиганов. Лети, снимайся в кино, покоряй Голливуд и знай, что мы тебя ждём.
И как теперь плохо сыграть? Придётся разбиться в лепёшку, но выполнить свою актёрскую работу на отлично.
Его слова растрогали меня до глубины души. Если бы мог, я бы непременно расплакался. Хорошо людям, они могут выплёскивать свои эмоции с помощью слёз и смеха. Животные лишены даже этого. Я вот всё думаю: за какие такие грехи, в чём мы провинились перед Создателем? Сколько я смотрел передач по телевизору – и ни в одной из них не нашёл ответа на свой вопрос. Может, кто-то из вас, дорогие мои читатели, сумеет ответить на него? Нет, конечно, мы тоже умеем плакать, только, в отличие от человека, чтобы очистить глаза от пыли. А эмоции мы проявляем иначе. Мы воем, поджимаем хвосты и уши. Но вы даже представить не можете, как мне иногда хочется разразиться рыданиями или посмеяться от души, пообщаться с кем-нибудь на одном языке, чтобы меня понимали. Зато у меня есть вы. Только с вами я могу поговорить о наболевшем, рассказать вам о своих переживаниях, смело поделиться мыслями и не бояться осуждения. Пользуясь случаем, хочу сказать спасибо вам за то, что слушаете мой собачий вздор.
Уснул я, когда сквозь занавески просочился робкий рассвет, освещая розовым лучами стены комнаты. Потом наступило утро, мы позавтракали всей семьёй и засобирались на прогулку. Я не поверил своим глазам, когда увидел, как Елисеев надевает джинсы и толстовку, намереваясь идти с нами. Что это с ним случилось? Может, какая муха укусила или мысль о предстоящей разлуке со мной так подействовала на него?
Гуляли мы недолго. Марсель только вошёл во вкус, гоняясь по лужайке парка за летающей тарелкой (а носиться за ней он мог бесконечно, пока не рухнет с лап), когда Александра скомандовала:
– Марсик, неси тарелку, идём домой. Скоро Кристофер приедет.
Француз подбежал к ней, но расставаться с любимой игрушкой ему явно не хотелось, он намертво вцепился в неё зубами.
– Отдай. – Шура ухватилась за края тарелки. Голова Марселя моталась из стороны в сторону, как у тряпичной куклы, когда хозяйка пыталась вырвать тарелку из зубов.
Александра – мудрая женщина, она знала действенный метод, как отобрать игрушку у Марсианина. Она оставила в покое тарелку и с вызовом подбоченилась.
– Не хочешь отдавать? – спросила Шура. – Хорошо, не надо. Больно нужна мне твоя игрушка. Вот и ешь её на обед.
Челюсть Марселя тут же разомкнулась, и тарелка упала на газон.
– Да нет уж, дорогой мой, будь добр отдать мне в руки, – приказала Шура.
Собачонок тяжело вздохнул, но повиновался. Уж больно ему не хотелось грызть пластмассовый летательный аппарат на обед. Наблюдая за воспитательным процессом, Елисеев катался со смеху.
– Шура, да тебе впору свою кинологическую школу открывать, – сказал он. – Ты любого четвероногого оболтуса убедишь подчиниться тебе.
Мы уже подходили к дому, и я увидел, как во двор свернула чёрная машина. Сердце вздрогнуло. Я сразу понял: это за мной. Вот и пришла пора расставаться с родными. Когда я снова вернусь сюда и вернусь ли вообще – одному богу известно. А то упекут в Голливуд лет на десять без права переписки – и поминай как звали.
Автомобиль ожидал нас напротив подъезда. Увидев нашу компанию, из него вышел улыбающийся Кристофер. Глядя на его счастливую физиономию, я вдруг задался вопросом: бывают в его жизни такие моменты, когда ему не хочется улыбаться?
– Привет, друзья, – сказал он.
В этот раз Кристофер вырядился ещё более странно. Даже не знаю, с кем сравнить. Чёрные спортивные брюки с белыми полосками по бокам висели на нём как на клоуне в цирке. Они явно были на пару размеров больше положенного. Складывалось впечатление, будто штаны держатся на честном слове, ещё немного – и они свалятся с него. Из-под них выглядывали носки кислотно-зелёных кроссовок. Под джинсовую куртку, такую же древнюю, как и кожаная, что была на нём накануне, он надел растянутую серую майку. На шее висела куча всяких цепочек с медальонами, а на голове была та же чёрная шапка. Глядя на него, я понял: может, он все деньги потратил на самолёт да на домработницу, а на одежду ничего не осталось? Интересно, у него хоть на пропитание есть средства? А то ещё, чего доброго, придётся на паперти стоять в том Голливуде.
Однажды я уже побирался в своей жизни. Если вы читали историю «Остров везения», наверняка помните, как жена моего подопечного забыла меня на острове в океане. Теплоход уплыл, а я остался. Там какое-то время я прожил с русским парнем по имени Гриша. Чтобы зарабатывать себе на еду, мы с ним садились у магазина, он играл на гитаре, а я подпевал. За это туристы кидали нам деньги, а некоторые, особо щедрые, даже угощали не совсем полезными напитками. Ну а что нам оставалось делать? Как-то же надо было выживать. Я уже давно понял: жизнь – штука непредсказуемая. Сегодня ты царь, а завтра – шут.
Пока люди обменивались приветствиями, Марсель обнюхал всю машину и колёса, которые были в пределах досягаемости. Хорошо хоть, не стал метки оставлять при людях, как это делают все собаки. Сразу видно, моя школа. Я научил его справлять нужду подальше от человеческих глаз.
Александра раздавала последние рекомендации Кристоферу касательно моего образа жизни и питания.
– Саша, не переживай, – улыбнулся тот. – Как любят говорить русские: он будет жить как в лучших домах Лондóна и Парижа. Ну а от себя добавлю: как в лучших особняках Калифорнии.
Елисеев вытащил из заднего кармана джинсов моё удостоверение и протянул ему.
– Держи, может, пригодится.
Кристофер раскрыл тёмно-синюю книженцию с золотыми буквами и внимательно прочитал содержание.
– Трисон, да ты – настоящий коп, – улыбнулся он.
В этом случае мне перевод не понадобился. Из американских фильмов, которых мы с напарником пересмотрели великое множество, я знал, что на английском «коп» означает «полицейский». Хм, а говорю, языка не знаю. Да я, можно сказать, полиглот.
Кристофер сунул удостоверение в нагрудный карман куртки и обратился ко мне:
– Ну что, приятель, готов к путешествию?
Я, как советский пионер, всегда готов. Не удивляйтесь моим познаниям, это всё телевизор виноват. Из него я узнал, что было такое время в нашей стране, когда молодые люди носили красные галстуки на шее, а на призыв «Будь готов!» прикладывали руку к голове и самоотверженно отвечали: «Всегда готов!» Я вот только никак не могу понять, а к чему они были готовы? Вы, случайно, не знаете?
– Ав, – подтвердил я.
– Тогда прощайтесь, – сказал Кристофер.
Меня охватило острое чувство дежавю, от которого по спине побежали мурашки, будто блох нахватался. Точно так же говорил инструктор, когда мой подопечный Сашка возвращал меня в школу после того, как ему сделали операцию и он снова стал зрячим[26].
Александра и Елисеев присели рядом со мной. Марсель топтался тут же, переступая с лапы на лапу.
– Малыш мой, береги себя, – едва не плача, сказала Шура. Она поцеловала меня в нос и обняла за шею. – Мне будет не хватать тебя.