Пока Кристофер занимался водными процедурами, я наблюдал за ней. Она принесла на подносе сок, минеральную воду и чашку с кофе. Видимо, Кристофер не может жить без этих напитков. Расставляя всё это на столе, стюардесса как-то загадочно улыбалась, то и дело бросая на меня любопытные взгляды. Конечно, я привык к женскому вниманию, но в этот раз засмущался не на шутку, не понимая, почему она так рассматривает меня. И вдруг меня осенило: за весь полёт я слопал столько овощей, может, у меня рога выросли? Тут не только они, но и копытца могут появиться. Я посмотрел на лапы. Да нет, всё нормально. Огляделся вокруг в поисках зеркала и вспомнил, что оно есть там же, где туалет и ванная. Я спрыгнул с дивана и помчался к нему. Толкнув дверь, я кинулся к раковине, возле которой стоял Кристофер, завёрнутый по пояс в полотенце. Я поставил лапы на тумбочку рядом с ним и, посмотрев на своё отражение, облегчённо вздохнул. Продолжая вытирать волосы, Кристофер в недоумении посмотрел на меня, и его брови взлетели к потолку.
– Трисон, ты чего? Думаешь, за время полёта твоя внешность изменилась? – спросил он.
– Ав, – подтвердил я.
– А ну-ка покрутись, дай я на тебя посмотрю, – попросил Кристофер. Его лоб избороздили напряжённые морщины, он прищурился, а затем его лицо разгладилось. – Фух, слава богу, – выдохнул он, – всё нормально, а то сначала показалось, что у тебя хвост отвалился.
Я машинально обернулся, отчего он захохотал так, будто ему рассказали самый смешной в мире анекдот.
– Приятель, расслабься, я пошутил, – продолжая хохотать, сказал Кристофер. – Видел бы ты сейчас свои перепуганные глаза. Трисон, с тобой точно не соскучишься. Не переживай, дружище, – он потрепал меня по холке, – ничего с тобой не случилось.
Шерсть осталась прежней, лапы, уши, хвост – всё на месте.
Тоже мне, юморист нашёлся. Теперь-то я понимаю, а когда стюардесса смотрела на меня, как на шута горохового, откуда мне было знать, отчего она улыбается, как Санькин блин?
На завтрак нам подавали яичницу с беконом, фасолью и помидорами. Не понимаю, зачем портить такое потрясающее блюдо овощами. Правда, фасоль я всё-таки съел, а вот помидоры оставил повару. Едва стюардесса забрала посуду, как загорелось табло «Пристегните ремни».
– Приготовься, сейчас будем садиться, – сообщил Кристофер.
Мне вдруг стало интересно, что он имел в виду? Упасть ничком и закрыть уши лапами?
– Иди сюда, – позвал он, пропустив меня к иллюминатору, и ткнул пальцем в стекло. – Смотри, какая красота внизу.
Я глянул вниз и обомлел. Самолёт летел в сторону моря над горными вершинами, на склонах которых белели пятна снега. С замиранием сердца я всматривался в водную гладь, на её поверхности маленькими галочками виднелись белоснежные яхты. Лайнер накренился, сделав дугу, а когда на горизонте снова показалась суша, я облегчённо выдохнул. Не знаю почему, но мне гораздо спокойней, когда он летит над землёй. Вскоре показалось огромное количество домиков, выглядящих с такой высоты словно спичечные коробочки, прижимающиеся друг к дружке. Среди них острыми клыками торчали небоскрёбы. Посмотрел я на эту красоту и вспомнил, как прыгал с парашютом[28]. Сколько же я страху тогда натерпелся, думал, на всю жизнь останусь заикой. Я, конечно, готов любоваться подобными красотами всю жизнь, но лучше это делать из салона крылатой машины, а не когда летишь головой вниз. В тот момент я думал лишь о том, чтобы меня не расплющило в лепёшку о землю.
– Видишь, вон там, внизу, самолёты стоят? – спросил Кристофер, указывая в нужном направлении.
Чтобы их разглядеть, мне пришлось порядком напрячь зрение. С такой высоты они походили на разноцветных стрекоз. Я смотрел как заворожённый на удивительное зрелище, раскинувшееся под нами.
– Это наш аэропорт, – с гордостью сообщил Кристофер. – Жители Лос-Анджелеса с любовью называют его «Эл-Эй-Икс». Он зачастую служит декорацией для фильмов, так что это не только воздушная гавань, но и объект культуры.
Где найти столько слов, чтобы описать, как он выглядел с высоты птичьего полёта? Это не аэропорт вовсе, а целый город. Здесь запросто можно было потеряться. Огромная территория казалась расчерченной на геометрические фигуры, между ними змейками извивались магистрали, а по ним ползали крошечные машинки. К серым длинным крышам зданий прилипли носами, точно лодки на причале, игрушечные самолётики. Изучая воздушную гавань сверху, я чувствовал себя Гулливером, наблюдающим за жизнью лилипутов.
– Ещё несколько минут, и наш полёт закончится, – сказал Кристофер.
Когда перед вылетом он сообщил, сколько нам лететь, я подумал: «Это целая вечность». А теперь, глядя в иллюминатор на залитый солнцем белоснежный город, я поймал себя на мысли, что не заметил, как пронеслись двенадцать часов. Да я готов так летать хоть каждый день.
– Добро пожаловать в Америку, приятель, – улыбнулся Кристофер, потрепав меня по холке. – Трисон, я твой должник, я сделаю всё, чтобы это путешествие тебе запомнилось.
Даже если бы мне сейчас предстояло полететь обратно, так и не увидев Лос-Анджелес, я бы уже никогда не забыл этого полёта. Впервые в жизни я чувствовал себя… человеком!
Глава 10
Мы прилетели в Лос-Анджелес так же незаметно, как и улетели из Москвы. Как я и предполагал, всеми утомительными процедурами в аэропорту занимался пилот. После приземления, едва заглохли двигатели, он покинул самолёт. Увидев, что стюардесса принесла очередную чашку кофе для Кристофера, я приготовился к томительному ожиданию. Я думал, оформление документов займёт уйму времени, но пилот решит все вопросы в считаные минуты.
До сих пор помню, как чуть не превратился в колбаску гриль на израильской жаре, ожидая вместе со своими сородичами, когда наши клетки погрузят на автокар и повезут в пункт выдачи багажа. Звучит унизительно, но во время перелёта нас действительно приравнивают к сумкам и чемоданам[29].
Кристофер едва успел сложить вещи в рюкзак и выпить кофе, как вернулся пилот и протянул ему паспорт. Всё-таки хорошо так летать – никаких тебе проблем. Но, признаюсь, в глубине души я боялся одного: не привыкнуть бы к этой царской жизни. Как потом спускаться с небес на землю? Сразу пословица вспоминается: высоко взлетел, да низко сел. Вдруг потом придётся с Елисеевым отправиться в очередную командировку? На тех самолётах мне дивана не предоставят, да и обед с ужином никто не подаст. Хорошо, если воду не забудут поставить в клетку.
Друзья, с прилётом в Америку в моём окружении появится много англоязычных людей. С ними вы познакомитесь на страницах этой повести. Думаю, вам будет интересно узнать, о чём они разговаривали со мной. Так вот, чтобы вам, как и мне, не строить догадки, автор этой повести перевёл наши диалоги. Надеюсь, вы не против? Хоть я и не вижу вас, дорогие мои читатели, но представляю, как вы сейчас замотали головами. А если возражений нет, тогда продолжу историю.
Так вот, после того как пилот вернулся на борт лайнера, мы с Кристофером спустились по трапу. Лос-Анджелес встретил нас приятной тёплой погодой, безоблачным небом, ласковым солнцем и свежим ветерком, в котором чувствовался яркий запах моря. Возле трапа нас ожидал большой чёрный внедорожник, рядом с ним, сложив руки на груди, стоял здоровенный бритоголовый детина. При виде нас он радостно заулыбался и пошёл навстречу.
– Мистер Поланд, ну наконец-то вы вернулись. Заждались мы вас. – Он взял руку Кристофера и крепко пожал. – Как самочувствие?
Здоровяк был на порядок выше моего нового друга, его широкую грудную клетку обтягивала чёрная футболка с короткими рукавами, под которыми бугрились мышцы – им позавидовал бы любой бодибилдер.
– Спасибо, Вилсон, уже всё хорошо, – улыбнулся Кристофер. – Как сам? Как Мари?
Судя по имени, речь шла о жене громилы.
– Слава богу, все живы-здоровы, – ответил Вилсон и, кивнув на меня, спросил: – Так это и есть ваш спаситель?
– Он самый. – Кристофер с гордостью посмотрел на меня, прижал мою голову к ноге и потрепал за ухом. – Его Трисоном зовут.
Хоть мы и знакомы без году неделя, признаюсь: за то, что он называет меня строго по имени, я уже полюбил его. Возможно, я рано радуюсь. Это только начало нашего совместного плавания. Не удивлюсь, если со временем он придумает какую-нибудь новую версию моей клички с американским уклоном, типа Трэвор или Трэвис.
– Добро пожаловать в Калифорнию, господин Трисон. – Вилсон присел рядом и протянул руку.
Опешив от столь необычного обращения, я в растерянности посмотрел на его ручищу, в которой запросто поместились бы три моих лапы. Так меня ещё никто не называл. Наверняка вы тоже заметили, что с того момента, как в нашей квартире появился Кристофер, я постоянно нахожусь в шоковом состоянии. Конечно, в хорошем смысле этого слова. Я сам по себе пёс интеллигентный и культурный, а тут ещё в господá записали. Теперь хочешь не хочешь, а придётся соответствовать новому статусу. Кое-как я совладал со своими эмоциями и дал лапу.
– Спасибо тебе, дружище, за мистера Поланда, – поблагодарил здоровяк, отчаянно тряся мою конечность, а у меня на языке так и крутилось: «Потише, приятель, ты же мне лапу оторвёшь к чёртовой бабушке». Сказать-то не могу, пришлось терпеть его телячьи нежности. Конечно, благодарность всегда приятно получать, но, как говорится, знай меру каждому делу.
– Ты и правда умный парень, – добавил он и наконец выпустил мою бедную лапу.
Тоже мне, Америку открыл. Я и сам это знаю. Где ты видел глупых поводырей или полицейских?
Пока громила сидел рядом со мной, я успел разглядеть на его шее красную татуировку в виде разъярённого быка. Никогда не понимал, для чего люди их делают. А может, я отстал от жизни. Ну ладно нам ставят отметины, чтобы в случае потери определить, кому мы принадлежим, и быстрей вернуть владельцу. А людям-то это зачем? У вас же есть отпечатки пальцев, по которым без проблем найдут любого человека. Кстати, а вы знали, что история клеймения тянется из глубокой древности? Ещё жители Рима, Египта и Греции наносили татуировки на тела своих рабов и скот, тем самым подтверждая их принадлежность хозяину.