– Подойдёт, куда он денется, – хмыкнул Кристофер. – Я тоже не сразу стал тем, кем стал. Понимаешь, Майк, я чувствую в нём потенциал, и мне не хочется с ним расставаться.
Вы не представляете, как я обрадовался, услышав его слова. Казалось бы, зачем ему заморачиваться с каким-то начинающим актёром? Проще выгнать его и взять более опытного, наверняка желающих сниматься в кино – пруд пруди. А он, наоборот, хочет помочь парню. Всё-таки Кристофер – хороший режиссёр, хоть и жутко строгий.
– Ладно, Поланд, ты режиссёр, тебе решать, – сказал Майк. – Я тебе нужен завтра? – спросил он.
– Конечно, – кивнул Кристофер и с ухмылкой добавил: – Ты писал сценарий, вот ты и расскажешь Стиву, как ему играть свою роль.
– Хорошо, тогда до завтра.
Мужчины пожали руки, Майк направился на выход, и вскоре его светлая шляпа скрылась за дверями павильона.
Постепенно съёмочная площадка совсем опустела. Мэг отдавала последние распоряжения рабочим: куда что поставить и в какую часть помещения передвинуть ту или иную аппаратуру. За столами вокруг компьютера собрались все помощники режиссёра вместе с Фредом – как я понял, он главный среди операторов.
– Трисон, поехали домой, – сказал Кристофер. – Я сегодня dog-tired.
Не надо быть знатоком английского языка, чтобы понять смысл его слов. Если речь зашла о доме и при этом звучит слово dog, то несложно догадаться, что означает tired. Оказывается, и у американцев есть выражение «Устал как собака». А я думал, только русские люди грешат подобным.
Прежде чем покинуть помещение, мы подошли к помощникам.
– Джим, ты у нас отвечаешь за актёрский состав, – обратился Кристофер к парню в полосатой майке. – Пообщайся со Стивом, включи свои психологические способности или что ты там применяешь, когда работаешь с актёрами, – в общем, сделай всё, чтобы к завтрашнему дню он был готов к работе.
– Будет сделано, – ответил Джим. – Обещаю, завтра ты его не узнаешь.
Когда мы вышли из павильона, в небе среди редких звёзд висел скупой огрызок луны. Надо же, за съёмками я не заметил, как пролетел день. Увидев Вилсона, ожидавшего нас у машины, я подумал о Мари. В животе сразу заурчало, и я вдруг вспомнил, что после той порции корма, которой она потчевала меня на завтрак, у меня во рту не было ни крошки. И только теперь почувствовал: я голоден, как сотня далёких моих предков.
Глава 18
Отправляясь в Америку, конечно, я не знал, что меня ждёт. Но при мыслях о съёмках я воображал красочные картинки об увлекательной работе, звёздных вечеринках, прогулках по Лос-Анджелесу и прочих прелестях актёрской жизни. На самом деле всё оказалось далеко не так, как я себе представлял. На мой взгляд, служить в полиции гораздо интересней. Там хоть и рискуешь жизнью каждый день, зато постоянно находишься в гуще событий: кого-то ловишь, что-то ищешь, а пока куда-то мчишься, успеваешь понаблюдать за окружающей обстановкой. А здесь изо дня в день только и слышишь: «Камера, мотор, поехали». Последнее время при слове «Стоп» я вздрагивал, а когда звучало «Снято», мне казалось, будто мои губы расползались в улыбке.
За время съёмок я подружился со всей группой, мы стали одной большой семьёй. Думаю, вы нисколько не удивились этому. Кому, как не вам, знать, что я пёс умный и благодаря своему интеллекту умею находить общий язык с людьми. В общем, постепенно я превратился в сына полка, тьфу ты, чёрт, хотел сказать – в питомца студии.
Но, как бы странно это ни звучало, был в нашей дружбе один очень существенный минус: практически каждый сотрудник, приходя утром на работу, нарочно для меня приносил различные вкусняшки. Чем меня только не баловали: какими-то невероятными пирогами, золотистыми куриными крылышками, умопомрачительной пиццей, жареной рыбкой, ароматным печеньем – всего и не перечислишь. Кристофер страшно ругался, когда кто-то пытался засунуть мне в пасть кусочек кулинарного шедевра. И, несмотря на его негодование, сотрудники всё равно продолжали меня подкармливать, а я не мог им отказать: боялся обидеть. А однажды я налопался, и в перерывах между съёмками уснул мертвецким сном, и не услышал команду «Трисон, на площадку». Вы бы слышали, что началось, когда я так и не появился перед камерой. Досталось всем. «Да поймите же вы, он полицейский пёс, а не поросёнок! – кричал Кристофер. – Вы его раскормите, а мне потом отчитываться перед его родственниками». И вы думаете, это остановило людей? Вовсе нет. После того скандала они продолжили угощать меня, только делали это втихаря, когда не видит зоркий глаз режиссёра. Не стану кривить душой, конечно же, я принимал дары, но гораздо реже, исключительно в тех случаях, когда чувствовал, что кишка кишке дули крутит. Я решил быть более сдержанным в еде, а то того и гляди перестану в объектив камеры помещаться.
Порой мне казалось, что жизнь в Лос-Анджелесе существует только в пределах нашей студии и поместья Кристофера. Мы уезжали из дома рано утром, целый день торчали в павильоне и в буквальном смысле слова приползали домой поздно вечером. Сил почти ни на что не оставалось. Мы ужинали, затем плавали, а после падали спать, чтобы через несколько часов вновь встретить сказочный рассвет над Голливудскими холмами. И так изо дня в день. Бесконечные съёмочные будни сменяли друг друга и были похожи как близнецы братья.
Уже через неделю после начала съёмок мы закончили работу над эпизодами с моим участием. Джим сдержал обещание: на следующий день Стив пришёл на площадку другим человеком и отыграл свою роль, на мой взгляд, просто великолепно. И тем не менее сцену моего общения с горнолыжниками мы сняли то ли с шестого, то ли с седьмого дубля. Нашему капризному режиссёру было не угодить. Когда парни сухо и вяло вели диалоги, он останавливал камеру и кричал в микрофон: «Дюк, ты не доигрываешь. Что ты мычишь, как телок?» А когда кто-то из актёров, как ему казалось, слишком эмоционально произносил речь, он взрывался, точно газовый баллон: «Стив, неужели ты не понимаешь, что переигрываешь? Где ты слышал, чтобы человек в реальной жизни так разговаривал?» Поэтому, когда, наконец, над площадкой разнеслось «Снято», вся группа и даже рабочие стали ликовать. В павильоне раздались бурные аплодисменты и радостные возгласы.
Вы не представляете, как мы были счастливы, когда режиссёр объявил выходной. Это известие для всех стало настоящим праздником, покруче Нового года и Рождества.
В этот день Кристофер дрых до обеда, мне даже пришлось плавать одному. Я уже давно перестал бояться той стороны бассейна, которая находилась над обрывом. Подплыв к бортику, я поставил на него лапы и стал любоваться красотами голливудского пейзажа, раскинувшегося перед моими глазами. Вдали у горизонта клубились пушистые облака, сквозь них пробивались лучи восходящего солнца и заливали вершины холмов. Я заметил, что за время моего пребывания в Лос-Анджелесе ни разу не прошёл дождь, всегда стояла тёплая погода, но при этом не было изнуряющей жары, которая обычно сопутствует летнему времени года. Наслаждаясь видами, я снова вспомнил Анну Михайловну. Однажды она сказала: «Ты знаешь, Трисон, я теплолюбивое растение, мечтаю жить там, где всегда светит солнце». Может, ей бы понравился Лос-Анджелес? Эх, жаль, я не умею говорить, а то посоветовал бы, где жить, как она выражается, на старости лет. Накупавшись вдоволь, я отправился на кухню, где уже вовсю суетилась Мари.
– Накупался, дружок? – спросила она, увидев меня. – Завтракать будешь?
Хм, а почему бы и не позавтракать? Тем более что от той крошечной порции корма, которую она выдала мне на ужин, в пасти даже привкуса не осталось.
– Ав, – ответил я.
В этот раз Мари не стала на мне экономить, насыпала корма прилично.
– Ешь, дорогой, – сказала она и поставила передо мной миску, – да пойдём порядок в доме наводить.
Хорошо хоть, ещё не начал есть, а то бы точно поперхнулся после её слов. Интересно, что она имела в виду? Как я могу помочь ей с порядком в доме?
– Пока мистер Поланд спит, я уберусь в некоторых комнатах, а ты составишь мне компанию, – ответила Мари и подмигнула мне. – А то мне скучно одной.
Фух, ну слава богу. Составить компанию – куда ни шло, а то я уж было испугался, подумал, сейчас сунет швабру в зубы и заставит полы драить. От людей можно ожидать чего угодно. Признаюсь честно, я ненавижу уборку. Моя Шура – та ещё любительница наводить порядки. Вечно она стирает, моет, чистит, натирает. Однажды я наблюдал, как она пылесосила ковёр в гостиной. Александра с усердием елозила по нему щёткой, и я грешным делом решил, будто она собралась высосать из него весь ворс. Но бог с ним, с этим ковром. Вот от того, что Саша сделала потом, я чуть дара лаять не лишился. Она зажала меня между ног и начала пылесосить, при этом приговаривая: «Потерпи, мой сладенький. Ты сейчас линяешь, надо убрать с тебя всю лишнюю шерсть». Вот скажите, как она могла до такого додуматься?
Увидев, что я поел, Мари напоила меня водой и повела на второй этаж. Мне ничего не оставалось делать, как подчиниться. Не мог же я ей отказать в компании. Уж лучше хвостиком таскаться за домработницей, слушая её болтовню, чем ковриком валяться на террасе, ожидая, когда соизволит проснуться мой сноубордист-режиссёр. Мы направились по коридору в противоположную от моей спальни сторону и остановились у одной из дверей.
– Постой здесь, – сказала Мари и скрылась в помещении, оставив открытой дверь.
Я заглянул внутрь. Небольшая комнатушка оказалась обыкновенной кладовкой. С обеих сторон громоздились полки, заваленные всяким хламом: швабрами, тряпками, вёдрами, бутылками и банками с различной химией. Вдохнув отвратительных запахов, я чихнул один раз, но несильно, и от этого в носу засвербело так, что чихнул второй раз, потом третий.
– Будь здоров, дружок. – Голос Мари прозвучал как из сундука.
Вскоре она выкатила из кладовки тележку со всем необходимым для уборки, похожую на те, с которыми сотрудницы отеля разъезжают по номерам, когда наводят в них порядок. По телику видел.